Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку) - Ганс Фаллада

— Нет, господин Баркхаузен, — продолжала Хета Хеберле, увидев, что к иронии он невосприимчив, придется говорить прямым текстом, — кто же даст мне гарантию? Вдруг вы заберете мои денежки…

Баркхаузен здорово разволновался при мысли, что может прямо сейчас получить головокружительную, никогда не виданную сумму в две тысячи марок…

— …а за дверью уже стоит агент гестапо, который арестует Энно? Мне требуются другие гарантии!

— Но за дверью никого нет, клянусь, госпожа Хеберле! Я же честный человек, зачем мне вас обманывать?! Я к вам прямиком из дому пришел, можете спросить у моей Отти!

Она перебила эти взволнованные заверения:

— Стало быть, подумайте хорошенько, какую гарантию вы можете мне дать… кроме вашего слова.

— Нет у меня других гарантий! В этом деле все на доверии. И вы ведь доверяете мне, госпожа Хеберле, я же с вами как на духу!

— Н-да, доверие… — задумчиво произнесла Хета Хеберле, после чего оба погрузились в долгое молчание: он ждал, какое она примет решение, а она ломала себе голову, как бы обеспечить хоть минимум безопасности.

В магазине меж тем хозяйничал Энно Клуге. Обслуживал уже довольно густой поток покупателей, быстро и вполне сноровисто, даже шуточки иной раз отпускал. Первоначальный испуг, охвативший его при виде Баркхаузена, успел улетучиться. Хета сидит в комнате, разговаривает с Баркхаузеном, она наверняка все уладит. А раз она этим занимается, значит, выгнать его она грозилась не всерьез. Так что ему сейчас полегчало и снова получалось немножко пошутить.

В комнате госпожа Хеберле нарушила затянувшееся молчание.

— Итак, господин Баркхаузен, я решила вот что, — твердо произнесла она. — Мы заключим сделку на следующих условиях…

— Да?.. Говорите же! — алчно перебил Баркхаузен. Еще немного, и деньги будут у него в руках.

— Я дам вам две тысячи марок, но не здесь. Вы получите их в Мюнхене.

— В Мюнхене? — Он ошарашенно вытаращил глаза. — Да на кой мне ехать в Мюнхен! Что я там забыл?

— Прямо сейчас, — продолжала она, — мы вместе пойдем на почту, и я почтовым переводом отправлю на ваше имя две тысячи марок: Мюнхен, Главный почтамт, до востребования. Потом я отвезу вас на вокзал, и вы ближайшим поездом поедете в Мюнхен и заберете там деньги. На Ангальтском вокзале я дам вам билет и еще двести марок на дорогу…

— Не-ет! — обиженно вскричал Баркхаузен. — Я не согласен! Я в такие игры не играю! Отправите меня в Мюнхен, а сами заберете на почте свой перевод!

— Перед отъездом я отдам вам квитанцию, в таком случае я не смогу отозвать перевод.

— А Мюнхен?! — опять вскричал он. — Зачем Мюнхен? Мы же честные люди! Почему не здесь, прямо в магазине, и дело с концом! В Мюнхен и обратно, на это уйдет как минимум два дня, а Энно тем временем и след простынет!

— Но, господин Баркхаузен, мы же договорились, именно за это я и плачу вам деньги! Волнистый попугайчик в клетке не останется. В смысле Энно должен скрыться, за это я и плачу вам две тысячи!

Баркхаузен, который на это ничего путного сказать не мог, мрачно буркнул:

— Плюс сотню на расходы!

— Да, плюс сотню на расходы. Наличными. На Ангальтском.

Но и это не подняло Баркхаузену настроения. Он остался мрачен.

— Мюнхен, в жизни не слыхал этакой чепухи! Казалось бы, все проще простого — и нá тебе, Мюнхен! Как назло, Мюнхен! Почему тогда не Лондон, можно ведь и после войны съездить! Все насмарку! Попросту никак нельзя, не-ет, давайте нагородим сложностей! А почему? Потому что нет у вас доверия к согражданам, потому что вы недоверчивый человек, госпожа Хеберле! Я-то к вам честно, с дорогой душой…

— Я тоже вполне честно! Сделка состоится только на таких условиях, и баста!

— Ну что ж! — сказал Баркхаузен. — Тогда я пойду. — Он встал, взял кепку. Но не уходил. — Мюнхен меня совершенно не устраивает…

— Для вас это будет небольшое интересное путешествие, — увещевала госпожа Хеберле. — Поездка приятная, а в Мюнхене вкусно кормят, и выпивка хорошая. Пиво там куда крепче нашего, господин Баркхаузен!

— Выпивка меня не интересует, — сказал он, но не столько мрачно, сколько задумчиво.

Хета Хеберле видела, что он ломает себе голову, как бы и деньги получить, и все-таки выдать Энно. Она еще раз взвесила свой план. Вроде бы не придерешься. Он минимум дня на два убирал Баркхаузена с дороги, и, если дом в самом деле не под наблюдением (а это она очень скоро проверит), за это время она вполне успеет спрятать Энно.

— Ладно, — наконец сказал Баркхаузен и посмотрел на нее. — По-другому никак нельзя, госпожа Хеберле?

— Никак, — ответила она. — Таковы мои условия, и я от них не отступлю.

— Тогда я, пожалуй, согласен, — сказал Баркхаузен. — Не пускать же на ветер две тыщи марок. — Это он сказал скорее себе, для собственного оправдания. — Поеду, стало быть, в Мюнхен. И вы прямо сейчас пойдете со мной на почту.

— Прямо сейчас, — задумчиво произнесла госпожа Хеберле. Хотя он наконец-то согласился, ей было по-прежнему неспокойно. Без сомнения, Баркхаузен затевает новую пакость. Надо непременно выяснить какую…

— Да, сейчас пойдем, — повторила она. — То есть сперва я должна немного привести себя в порядок и закрыть магазин.

— А зачем вам закрывать магазин, госпожа Хеберле? — тут же спросил он. — Энно ведь здесь!

— Энно пойдет с нами, — сказала она.

— Это еще зачем? Энно же не имеет касательства к нашей сделке!

— Я так хочу. Ведь не исключено, — добавила она, — что Энно арестуют в ту самую минуту, когда я переведу вам деньги. Такие нечаянности вполне возможны, господин Баркхаузен.

— Да кто ж его арестует?

— Ну, например, шпик за дверью…

— Да нет там никакого шпика!

Она усмехнулась.

— Можете сами убедиться, госпожа Хеберле. Подите гляньте. У меня никакого шпика за дверью нету! Я честный человек…

Она упрямо повторила:

— Я хочу, чтобы Энно пошел с нами. Так будет надежнее.

— Вот ведь упрямая ослица! — со злости вырвалось у него. — Ладно, пусть Энно идет с нами. Только давайте поживее!

— Ну, спешить нам особо некуда, — сказала она. — Мюнхенский поезд отходит около двенадцати. Времени у нас сколько угодно. А теперь прошу прощения, я оставлю вас на четверть часика, мне надо привести себя немного в порядок. — Она испытующе посмотрела на Баркхаузена: тот сидел за столом,