Их было семеро… - Андрей Таманцев

Только это были не спиннинги. Я уже догадывался, что это такое. Но мне не догадываться надо было, а знать совершенно точно. Поэтому я поудобней устроился в этом клятом боярышнике, стряхнувшим мне за шиворот всю росу и капли дождя, и настроился на долгое ожидание.

К двум часам ночи тьма сгустилась так, что я не видел собственной руки.

В два десять четвертый вылез из джипа и что-то поднес ко рту. Радиопередатчик. Потом убрал его, закурил и вернулся в машину.

В два сорок он вновь спрыгнул на землю, снова связался по рации с теми тремя и нетерпеливо заходил взад-вперед вдоль джипа.

В три пятнадцать начало слегка светать.

Трубачу, Боцману и Голубкову давно уже нечего было делать на их НП, но дать им отбой я не мог — своих радиопередатчиков мы не взяли. А вдруг кто-нибудь случайно наскочит на нашу волну? Не стоило рисковать, завтра они нам точно понадобятся, а сегодня мы могли и без них обойтись. Ну, посидят ребята лишний час, слегка подергаются от неизвестности. Издержки производства, ничего не поделаешь.

В четыре двадцать я снял с трубы прибор ночного видения, он уже стал не нужен. Малый возле джипа щелчком швырнул в сторону сигарету и отдал какой-то приказ по своей рации. Минут через двадцать из подлеска появились эти трое. Они стянули с голов черные маски «ночь» и принялись зачехлять свои спиннинги. Вот тут-то я их как следует и рассмотрел.

Это были немецкие снайперские винтовки «Зауэр» с оптическими прицелами, с приспособой для стрельбы ночью, с глушителями и пламягасителями.

Вот что это было.

Джип оказался знакомым мне серебристым «патролом», но за рулем был не Валера, а майор Васильев.

Вадим Алексеевич.

Или — как он разрешил мне себя называть — просто Вадим.

Все четверо уселись в джип, он развернулся и быстро ушел в сторону магистрали Белосток — Гродно.

Было уже совсем светло, так что нам с Трубачом пришлось возвращаться на польскую сторону в основном ползком и короткими перебежками. Голубков и Боцман уже ждали нас в «жигулёнке».

— Все в порядке, — кивнул я в ответ на их вопросительно-тревожные взгляды.

Мы заехали на почтамт Нови Двора, укротили десятью баксами сладко дрыхнувшего пана сторожа и получили доступ к междугородному автомату. Я набрал номер и сообщил диспетчеру:

— Посылку не передали. Возникли проблемы. Постараемся завтра. Предварительно позвоню.

— Не уходите со связи, — ответил диспетчер. Он с кем-то, видно, посовещался и вновь соединился со мной. — Вам объявлен выговор за нечеткость в работе.

— Кем объявлен? — удивился я.

— Тем, кто имеет на это право.

— Пошлите его в жопу! — сказал я и бросил трубку.

Ну, суки!

Док дремал в кресле, ожидая нашего возвращения. Муха и Артист спали. Голова у Артиста была перевязана, а физиономия Мухи усеяна пятнами зеленки.

— Я им дал снотворное, — объяснил Док. — Выспятся. Заодно и стресс снимется… Ну?

— Ну… гну!

Мы перешли в соседний номер и свели воедино наши нынешние наблюдения. По сложности задачка была примерно на уровне второго класса школы для умственно отсталых детей. Три снайпера на «тропе». Мы идем гуськом. Один спереди берет первых двоих, два других — остальных. По секунде на выстрел. Потом, вероятно, еще по одному — контрольному. Но это уже без спешки, некуда торопиться. Потом возвращаются в «патрол» и уезжают. А наутро в рапорте начальника погранзаставы будет сообщение о том, что при переходе государственной границы Республики Беларусь в ночной перестрелке были убиты шестеро неизвестных, вероятно — членов неустановленной преступной группировки.

— Семеро, — поправил полковник Голубков.

— А кто седьмой? — удивился Боцман.

— Я.

— И думать забудьте. Никуда вы с нами, Константин Дмитриевич, не пойдете, — сказал я. — Только вас тут не хватало!

— У меня есть приказ перейти границу вместе с вами, — напомнил он.

— Сказать вам, что сделать с этим приказом? Да вы и сами знаете Не смогли выполнить. Мы от вас скрылись. Максимум, что вам грозит, — служебное расследование и увольнение на пенсию. Хоть будет кому приходить на наши могилки. Голубков только головой покачал:

— Ну и шутки у тебя, Пастух!

— Если бы это были шутки!..

— У нас есть два «узи» и четыре ПМ, — напомнил Трубач об арсенале, изъятом при захвате хрустовских ублюдков. — И два ножа-автомата.

— И кольт-коммандер 44-го калибра в подарочном варианте, — добавил я.

— Какой кольт? Откуда кольт? — запротестовал Трубач. — Ты мне велел его закопать в саду. Не так, что ли?

— Кончай трепаться, — приказал я. — Где ты его прятал?

— Ну, в «ситроене». В воздухофильтре. Как ты узнал?

— Больно ты суетился вокруг тачки, когда сварщик работал. Где он сейчас?

— Ну, в мусор спрятал. Возле «строена». Так что теперь?

— Ничего. Не имеет значения. Мы без всяких «узи» и кольтов можем перебить этих троих вместе с майором Васильевым. Потому что мы знаем про них, а они про нас нет. И что?

— А если не перебить, а захватить? — спросил Док.

— И что? — повторил я. — Привезти в Москву и сдать генерал-лейтенанту Волкову? По-твоему, он нам спасибо скажет? Как, Константин Дмитриевич, скажет?

— Нет, не скажет.

— Вот и я так думаю.

— Так что же делать? — спросил Док.

— Иван Георгиевич! — обратился я к нему с самым проникновенным чувством, на какое был только способен. — Ну, хоть раз бы ты задал мне какой-нибудь простенький, обыкновенный вопрос! Ну, например, где находится Янтарная комната. Или кто убил президента Кеннеди. Или, наконец, когда будет конец света.

— Когда же он будет? — спросил Док.

— Для нас — скоро, если ничего не придумаем… А тут еще этот Граф и хрустовские отморозки!..

«Стоп, — сказал я себе. — Стоп».

Немного подумал и еще раз сказал себе: «Стоп».

Граф. Пять кило героина. Мертвый Влад. Мертвый Пан. Хруст в Интерполе.

Даже самую умную и выдрессированную собаку можно увести куда угодно, если дать ей понюхать подстилку, на которой лежала сучка во время течки.

У баксов запах не хуже.

Можно попробовать. Шансов — близко к нулю. Но мы не можем пренебрегать даже единственным.

— Встали, — приказал я. — Боцман, подгонишь «фиат» вплотную к дверям «губы». Док и Трубач — притащите из «строена» ковры. Потом перегрузим всех пятерых из «губы» в «фиат» и накроем коврами.

— Четверых? — переспросил Боцман.

— И пятого тоже. Константин Дмитриевич, подбросите нас к «губе» и подстрахуете со стороны. Трубач, завтра в восемь утра мы с тобой кое-куда съездим. Вернее, уже сегодня, — поправился я. — И никаких кольтов!

— А нам что делать? — спросил Боцман.

— На всех работы хватит…

Через час погрузочно-разгрузочные операции были успешно завершены. Было уже начало восьмого, бессмысленно было даже пытаться вздремнуть. Док упросил пани хозяйку сварить нам побольше крепкого кофе. Им мы и пробавлялись, заодно подчищая жалкие остатки еды, оставшейся после трапезы оголодавших за двое суток Артиста и Мухи.

— Много бы я дал, чтобы узнать, о чем ты сейчас думаешь, — проговорил полковник Голубков, закуривая свой «Космос».

— Я могу и бесплатно сказать, — ответил я. — Вспоминаю разговор с Назаровым. Он сказал, что существует всего три способа защиты от ядовитой змеи. Первый: держаться подальше от тех мест, где они водятся. Второй: носить надежную одежду. И третий: вырвать у змеи ядовитый зуб. Он сторонник третьего способа. — Я подумал и добавил: — Я тоже.

— По-моему, все сошли с ума.

— Кто — все?

— Все, — повторил Голубков. — Вся Россия. У меня иногда такое чувство, будто мы — первые люди на Земле. Что построим — в том и будем жить. Какие законы примем для себя — те и будут. И не очень-то верится, что это будут хорошие дома и Божьи законы.

— Это и есть свобода, — вмешался в наш разговор Док.

Голубков с сомнением покачал головой:

— Если ты прав, то свобода — это страшная вещь.

— Я бы сказал по-другому: обоюдоострая, — уточнил Док и посмотрел на меня. — Куда ты собрался ехать?

— К Графу…

IV

К центральным воротам мотеля «Авто-Хилтон» мы подъехали минут без двадцати девять. За рулем белого фиатовского фургона был Трубач в обычной своей ковбойке и в кожаной куртке с подвернутыми рукавами. Мне для солидности пришлось надеть светло-серый костюм, купленный на Кипре, а рубашку и галстук я позаимствовал у полковника Голубкова. Страж у ворот проворчал что-то по-польски насчет того, что нас в такую рань принесло, но Трубач лишь развел руками:

— Бизнес, пан, бизнес!

Мы развернулись на аллейке, которую нарисовали на плане мотеля Голубков и Боцман, и подъехали к крайнему коттеджу, под навесом которого виднелся приплюснутый капот темно-вишневой «альфа-ромео» с афинским — синей вязью по белому фону — номером. Трубач встал сбоку от двери, а я нажал кнопку интеркома, держа наготове поставленный на «паузу» диктофон.