Охотник - Александр Сухов

– Только не нужно называть меня «милостивый государь», – принимая скомканный листок в руки, поморщился, словно от зубной боли, юноша. – Я Охотник, а Охотники, да будет тебе известно, милостивыми государями не бывают. Для простоты общения можешь называть меня Глан, на худой конец, Охотник. Ты это, все-таки подожди меня здесь в коридоре. Я сейчас соберусь, и мы с тобой основательно подкрепимся. А заодно ты мне расскажешь все, что тебе известно.

Прикрыв плотно дверь, юноша первым делом развернул листок бумаги. Там ровным почерком Ветра было нацарапано эльфийской вязью:

«Дорогой Глан, по непостижимому для нашего понимания стечению обстоятельств и по совершенно абсурдному обвинению в попытке изнасилования и грабежа мы оказались в местной тюрьме. Пожалуйста, приложи все возможные старания для того, чтобы вытащить нас отсюда. Еще раз тебя уверяем, что к инкриминируемым нам преступлениям мы не имеем ни малейшего отношения.

Затем он энергично потряс головой, чтобы отогнать вероятный морок. Перечитал и, убедившись в том, что записка вовсе не розыгрыш ко дню Вселенского Дурака, едва не расхохотался во всю необъятную мощь своих легких. И немудрено, его товарищей можно было обвинить в чем угодно, только не в попытке ограбления, сопряженного с жестоким изнасилованием. В случае крайней нужды Охотник мог позволить себе взять взаймы необходимую сумму денег у товарища или любого иного лица, на худой конец, украсть что-нибудь по мелочи, но грабить и насиловать – увольте. Руководство гильдии за такие дела подвергает позорному изгнанию из Братства любого Охотника, чья вина будет полностью доказана. К тому же, насколько ему было известно, в деньгах его товарищи на данный момент не нуждались, а что касается женского пола, от разного рода любительниц острых ощущений и экзотики у них не было отбоя, некоторые дамы даже были готовы оплачивать их услуги. Однако Глан не мог вспомнить ни одного факта, когда кто-нибудь из его приятелей унизился до того, чтобы торговать любовью, даже во время самого жестокого безденежья.

Принесший письмо пацан никуда не ушел, а терпеливо ждал, когда Глан выйдет из своей комнаты и накормит его обещанным завтраком. На деньги, полученные от Охотника, можно было бы прокормить себя в течение недели, а то и двух, но коли уж обещана бесплатная кормежка, отчего бы не воспользоваться случаем и не сэкономить.

– Ну, рассказывай! – велел Глан своему новому знакомому, дождавшись, когда миска наваристых щей, а за ней целая тарелка шашлыка были им оприходованы с величайшей лихостью и проворством.

Но парнишка не спешил, откусил от приличного ломтя свежеиспеченного хлеба, запив еле поместившийся во рту кусок густым топленым молоком из глиняной кружки. Застолбив таким образом и хлеб, и молоко, малолетний прохиндей откинулся на спинку стула, тяжело, но удовлетворенно вздохнул, дважды рыгнул в знак признательности и лишь после этого забавного ритуала заговорил:

– А чо рассказывать-то, дядь? Бегу я сегодня по утряне задами мимо полицейского участка по своим, значица, делам, как из окна тамошней тюряги на меня как зыркнет вот такенная рожа, – пацан руками показал нечто напоминающее основательно вызревший пудовый арбуз. – Я ажно поначалу-то спугался крепко, хотел задать стрекача. А энтот, который тролль, жалобным таким голосочком грит мне: «Пацан, помоги, значить, попавшим в беду несчастным Охотникам. А за это будет тебе щастье». Короче, подписали они меня письмецо доставить вашей милости… Ой… прошу прощения, Охотнику Глану.

– Больше они тебе ничего не рассказали?

– Не, больше ничего, да разве я б забыл.

Юноша подробно выспросил у оборванца точное местонахождение полицейского участка, в котором содержались его товарищи, и еще кое-какие частности касаемо их внешнего вида и морального духа. Получив устраивавшие его ответы, успокоился. Держатся бодро, физиономии не побиты, слава Создателю, остальное – дело техники.

– Хорошо, ты молодец, – похвалил мальчика Глан и высыпал перед ним еще горсть серебра со словами: – Вот, держи-ка еще немного деньжат. Подхарчись, приоденься, а то ходишь, как распоследний оборванец. Ну ты тут доедай свой завтрак, если еще чего захочешь, скажешь, тебе принесут и денег не спросят. Только смотри, чтобы живот не лопнул – с обжорами так иногда случается, сам видел.

– Неужто лопаются? – Парнишка с опаской посмотрел на молоко и хлеб.

– Чесслово, – улыбнулся Глан, – однажды прям на моих глазах один мужик обожрался после долгой бескормицы и того…

– Чего того? – Мальчишка едва не позеленел от страха и отодвинул от себя молоко и хлеб.

– Умер. Но ты не переживай, тебе это не грозит, – поднимаясь из-за стола, Глан потрепал малолетнего оборванца за русые вихры. – Так что смело доедай свой хлеб и допивай молоко. Кстати, а как тебя зовут?

– Шкетом меня кличут, а по-настоящему Хейми.

– Будь здоров, Хейми Шкет. Оставайся, а мне пора. Друзья, понимаешь, в беду попали, а бросать друзей в беде – самое распоследнее дело.

– Я-то понимаю. – Мальчишка совсем по-взрослому посмотрел на Охотника и, основательно смутившись, еле слышно пролепетал: – Господин Охотник, а вы не подскажете, где готовят таких, как вы? До жути хочется стать Охотником.

– Тебе сколько лет? – Глан оценивающе посмотрел на мальчика.

– Одиннадцать, может быть, чуть больше, я точно не знаю.

– Ну что же, было бы желание, – пробормотал себе под нос Глан, затем продолжил, обращаясь непосредственно к Хейми: – Ты вот чего, Шкет, после того как поешь, беги на улицу Прибрежную. Найдешь местное отделение Вольного Братства – такой огроменный каменный домина с колоннами. Спросишь мастера Пульцера, это в Приозерске самый главный начальник над всеми Охотниками. Скажешь, мол, от Глана Счастливчика, пускай посмотрит. Ты парень жилистый, с характером и сметкой, авось старина Пульцер тебя и запишет в Охотники.

Оставив обрадованного мальца уписывать молоко и хлеб, Глан покинул «Летучую крысу».

К его несказанному удивлению, Шуршак вместо того, чтобы знакомиться с обычаями и обрядами аборигенов, поджидал юношу у входа. А заодно изучал реакцию какой-то бродячей дворняги на свое появление на подведомственной ей территории. Собачонке страшно не нравился формик, она всей душой желала прогнать незваного гостя, но в силу какой-то ведомой ей одной причины малявка не бросилась на разумное насекомое, лишь громко тявкала, стараясь держаться от незваного гостя на приличном расстоянии. Дурочка даже предположить не могла, что, пожелай гигантский муравей закусить ее вкусным мясом, у нее не было бы ни малейшего шанса на спасение. Ее счастье, что Глан в свое время категорически запретил приятелю охотиться на кошек, собак и прочую домашнюю живность, кроме, конечно, крыс и мышей.