Гневное небо Испании - Александр Гусев

Мы подошли к железнодорожной станции северо-восточнее Теруэля вместе с эскадрильей Фернандо Клаудина. На путях стоял эшелон с пехотой и артиллерией противника. Открыли огонь зенитки. Особенно неистовствовали малокалиберные, наиболее опасные для нас в момент выхода из атаки. Именно малокалиберная зенитная установка подбила самолет Соколова. Как я выяснил, случилось это так.

Проводя штурмовку, мы обычно довольно точно устанавливали расположение батарей. Заканчивая атаку, летчик выводил самолет за пределы действия зениток и там шел вверх. Казалось почти невероятным, чтобы снаряд малокалиберной зенитной артиллерии мог поразить машину, идущую на бреющем полете. Однако противник постоянно искал новые тактические приемы стрельбы. Вероятно, в тот день, когда был сбит Соколов, зенитчики, охранявшие станцию, кроме обычных стационарных использовали несколько блуждающих малокалиберных батарей. Их хорошо маскировали, и они молчали до поры.

Когда штурмующие звенья установили границы зенитного огня и, не опасаясь, стали круто уходить вверх, блуждающие ли, резервные ли батареи и открыли по ним огонь. Дело в том, что при уходе вверх самолета, он, во-первых, задрав нос, как бы подставляет под огонь наибольшую площадь, во-вторых, при изменении направления движения теряет скорость и, в-третьих, по отношению к наблюдателю — в данном случае зенитчику — машина как бы зависает в воздухе, становится на какое-то время неподвижной мишенью.

Вот в такой момент зависания противник и сбил Соколова. Следовавшие за Иваном истребители, конечно, атаковали батарею, разогнали прислугу, но уничтожить орудия было не под силу нашим пулеметам.

Теперь при штурмовке мы старались уходить вверх, пролетая за станцию, теряя несколько секунд, но почти в безопасности. Наша эскадрилья подожгла несколько вагонов со снарядами, расстреляла пехоту и кавалерию. Настал черед сменить прикрывавшую нас эскадрилью Клаудина. Мы отправились наверх, а наши товарищи-испанцы — вниз, на врага.

В это время к станции подошла смешанная группа «фиатов» и «хейнкелей». Завязался бой. И тут я увидел, что два «Хейнкеля-111» прижали к земле один из самолетов эскадрильи Клаудина. Я ринулся вниз, давая очередь за очередью с дальней дистанции. Преследователи отвернули. И тут по номеру машины я узнал, что летчик, которого я выручил из очень сложного, почти безвыходного положения, не кто иной, как Фернандо Клаудин. Он помахал мне рукой и пошел вверх продолжать бой.

Истребителей противника мы обратили в бегство и пошли на свой аэродром. Минут через десять после посадки к нам прилетел Клаудин. Он с несвойственной для него живостью выскочил из кабины, подбежал ко мне и крепко обнял.

— Спасибо, спасибо, Алехандро, — взволнованно повторял Клаудин. — Теперь в каждый мой день рождения, прежде чем выпить за свое здоровье, я буду поднимать тост за тебя!

31 декабря мы работали с полным напряжением, оказывая поддержку обороняющимся. К концу дня эскадрилья четвертый раз вылетела на боевое задание: действуя против атакующей пехоты противника, помогала республиканцам удерживать занятые позиции. Нас прикрывала эскадрилья Клаудина. После четырех заходов нам предстояло поменяться местами.

Встретившись в воздухе с испанскими товарищами — эскадрильей Клаудина, мы пошли к фронту. Выйдя в район штурмовки, установили по сигналам расположение своих войск, наметили цели и пошли на врага.

В первой атаке по наступающим франкистским цепям мы заставили их залечь. На втором заходе, как и намечалось по плану, обрушились на артиллерийские огневые точки противника.

А дальше план штурмовки был нарушен. Разогнав солдат у орудий, мы выходили из второй атаки, когда заметили группу вражеских бомбардировщиков. Их ведущий закапчивал доворот на боевой курс. Эскадрилья Клаудина уже вступила в бой с истребителями прикрытия. Мы, не набирая высоты — времени для этого не оставалось, — с ходу пошли на сближение с бомбардировщиками. Атака пришлась снизу и сзади. Своим звеном я с дистанции 300–400 метров начал бить по франкистским самолетам, которым осталось самое большее пройти километр, чтобы дотянуть до цели — позиций республиканцев, истекающих кровью в неравной борьбе с отлично оснащенным артиллерией противником. Не хватало только, чтобы на наших глазах враг обрушил свой смертоносный груз на головы героических защитников Теруэля.

Вслед за мной и другие звенья эскадрильи открыли огонь по вышедшим на боевой курс «Хейнкелям-111». Но враг проявлял упорство. Видя, что его истребители прикрытия связаны боем и он фактически предоставлен самому себе, ведущий немецкой группы продолжал тянуть к цели.

Мы, развернувшись, повторили атаку. Моему звену удалось сбить головной самолет первой девятки.

И тут нервы вражеских штурманов не выдержали. Чтобы облегчить свой отход, они начали беспорядочно сбрасывать бомбы. Многие из них угодили в расположение наступающих франкистских войск. Что ж, противник вдвойне наказан за упрямство. Решился идти — иди несмотря ни на что. Остановиться на полдороге — значит потерять все. Но могли ли интервенты пойти на риск? Конечно, нет. Всегда, когда на войне, в бою, вставал перед нашим врагом вопрос о жизни и смерти, он предпочитал рисковать всем не ради победы, а ради своей собственной шкуры.

Пока мы атаковали «хейнкелей», к фронту почти одновременно подошли новые группы: одна противника — бомбардировщики под прикрытием истребителей, другая — наши СБ («катюши»), прикрываемые двумя эскадрильями И-16. На сравнительно небольшом участке неба над линией фронта сосредоточилось более 120 самолетов!

Вокруг нас носилось много самолетов. Одни стремительно взмывали вверх, стараясь уйти от погони; другие рвались вниз, чтобы затеряться среди других и спастись; третьи рывком бросались сбоку на чужой самолет, случайно в неразберихе подставивший под огонь свой борт; неслись навстречу друг другу в лобовой атаке; подкрадывались к зазевавшемуся противнику сзади и били наверняка.

Светящиеся шнуры трассирующих пуль исчертили небо во всех направлениях. Казалось чудом, что в этой гуще еще кто-то летает, борется, сражается. И с обеих сторон, точно ошалевшая, бьет зенитная артиллерия, а на земле вздымаются разрывы бомб.

То в одном, то в другом месте воздушного пространства вспыхивает и катится вниз огненным клубком подбитый самолет. Тот взрывается в воздухе, другой, стараясь сбить пламя, входит в крутое пике, оставляя за собой шлейф черного дыма, но, так и не выйдя из пикирования, врезается в землю. И среди этой коловерти стремительного движения и ревущих моторов, среди всплесков огня, окутанных, словно ватой, дымом разрывов зенитных снарядов, маячили медленно опускавшиеся купола парашютов — экипажи подбитых машин.