В когтях неведомого века - Андрей Ерпылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что он, возвратившись, начнет направо и налево рассказывать о чудесах, виденных в двадцать первом веке? Да кто же ему поверит, Господи? Что, мало было в прошлые века сказочников, юродивых, да и просто сумасшедших, плетших всякие небылицы о грядущих веках?
– И все равно…
– Да он уже сейчас рассказывает нечто подобное, причем совсем без нашего с вами участия. Вам что, мало его «пророчеств» о мавзолее, выносе Сталина и этом… приватизаторе? Вы только портрет Владимира Ильича на его груди вспомните!
– Ну, я не знаю… – замялся Горенштейн, чувствуя, что все его доводы разбиваются железобетонными аргументами Георгия в прах. – Но вы не можете отрицать, что Нестах – отъявленный негодяй! Как я могу быть уверен в сохранности имущества Сергея Витальевича, когда там будет во все щели совать свой нос этот клептоман? Это же криминальный тип!
– Эх, Дмитрий Михайлович, Дмитрий Михайлович, – горестно вздохнул Арталетов, с сожалением умудренного опытом человека глядя на ученого, как на несмышленыша, выдавшего очередную глупость. – Если бы вы знали, за каким криминальным типом я собираюсь, то так не говорили… Это Нестах – негодяй? Да Нестах – выпускник института благородных девиц по сравнению с этим созданием!..
* * *
– Ну что, – Георгий, снова превратившийся в шевалье д’Арталетта, придирчиво осмотрел себя в зеркале. – Кажется, на этот раз я несколько лучше подготовился к путешествию…
Да, что ни говори, а человек, проживший в чужой среде несколько месяцев, даст сто очков вперед новичку, лишь в первый раз ступающему на незнакомую для себя почву.
Арталетову даже смешно было вспомнить, каким чучелом огородным он в прошлый раз явился в средневековую Францию, наивно надеясь сойти там за своего. Мосфильмовские обноски, даже если их носил прославленный киноактер, никак не могут сойти за дворянский костюм. А д’Арталетт, как ни крути, пусть небольшого калибра, но все‑таки вельможа. Жаль только – казненный… Но ведь средства массовой информации тогда не так уж были и развиты? Газет и тех не придумали. Все, кроме королевских ордонансов[109], – слухи и домыслы, «сарафанное радио» и откровенные спекуляции. А‑а! Авось и сойдет.
Нет, этот новый колет, который своими руками вышила Жанна, даже лучше того будет, доставшегося палачу вместе со всем имуществом казненного. А ведь за него пришлось папаше Лярю целых два экю выложить. И чего девчонке не заняться на родине честным, достойным ремеслом? Зачем к разбойникам подалась?..
«Пора…»
Георгий пристегнул к поясу кинжал, водрузил на голову берет и взял со стола шпагу в ножнах (тоже не та первая его «тыкалка», а солидное боевое оружие). Ветерком пробежала мысль о том, что все эти манипуляции походят на подготовку к космическому старту, лишь вместо скафандра – средневековый наряд. Вполне здравая мысль, между прочим.
– Я готов, – просто сказал он друзьям, ждавшим за дверью. – Вперед…
– Может, все‑таки возьмешь меня с собой? – прижалась к плечу зареванным лицом Жанна. – Или не поедешь… Бог с ним, с этим котом. Найдем и здесь где‑нибудь. Мало ли их по помойкам шастает? И все на одно лицо… На морду то есть…
– В самом деле, братан! – горячо поддержал девушку Нестах, уже чувствовавший себя в будущем как дома и успевший изучить все окрестности. – До фига их тут, котов этих! Зачем куда‑то переться? Я с одним на помойке перемигнулся: полосатый, здоровенный, лохматый – большого ума, чувствуется, котяра! Я его даже зауважал… Самое то, что Та‑Бастаа этой нужно. Да он их там всех…
– Такого, боюсь, не найдем, – вздохнул Георгий, легонько чмокнул любимую в теплую золотистую макушку и решительно отстранил.
– Ну, Дмитрий Михайлович, приступим?..
Часть втораяПариж на час
9
«Донором крови и ее компонентов может быть каждый дееспособный гражданин в возрасте от 18 до 60 лет…»
Инструкция о добровольном донорстве
Как ни старался Георгий хотя бы раз завершить перемещение в полном сознании, ему это снова не удалось. Очнулся он в полной темноте, кругом шумели под холодным ночным ветром деревья, накрапывал дождик… Правда, на этот раз ощущения были несколько иные, чем в тот, первый раз.
Он не сидел и не лежал.
Он висел.
Висел между небом и землей, ощущая, как завязки плаща, туго перехлестнувшие шею, постепенно доделывают то, что не удалось старине Кабошу с его костром. А ножны с кинжалом достать не удавалось никак. И ситуация все менее и менее теряла комичность, понемногу сползая в трагедию.
«Интересное кино. – Сделав чудовищное усилие, что при общей неспортивности „гимнаста“ само по себе казалось подвигом, Арталетов изогнулся в замысловатую фигуру и сумел‑таки извлечь кинжал из туговатых ножен. – А если бы я в себя не пришел? Что бы подумали какие‑нибудь крестьяне или лесорубы, обнаружив поутру в кроне придорожного дуба удавившегося на собственном плаще дворянина? Ручаюсь, что еще никто в здешних местах не сводил счеты с жизнью таким изощренным способом!..»
Холодная сталь змейкой скользнула между горлом и натянутым кожаным ремешком и… вот она, свобода!
Георгий стоял рядом со своим плащом, свисающим с самой нижней ветви опять‑таки не дуба, а какого‑то бука или граба, озадаченно поглаживая шею, ненароком поцарапанную острейшим толедским лезвием. Если бы вместо того, чтобы выделывать акробатические кульбиты, он всего‑навсего постарался дотянуться носками сапог до земли – не было бы необходимости портить хорошую вещь. Как теперь закрепить плащ? Булавкой что ли?
Увы, в его меркантильные переживания вплелся иной компонент…
Что‑то мелкое, медленно и щекотно проваливалось за шиворот. Что‑то живое и пр‑р‑редельно агрессивное…
– Опя‑я‑я‑ать?!!..
* * *
Все еще почесываясь, и передергивая плечами, Георгий шагал по пожухшей осенней траве, куда глаза глядят.
Несмотря на напоминающую дежа вю атаку крошечного лесного разбойника, возможно последнего в этом сезоне, «хрононавт» не вполне был уверен в том, что рассеянный ученый отправил его именно в то место, да и в ту эпоху, которая его интересовала.
Мало ли в Европе таких вот дремучих лесов. А вдруг на опушке – стойбище древних французов, отдыхающих сном праведников после охоты на мамонта? Или, наоборот, летний лагерь каких‑нибудь бойскаутов? Не лучше ли сразу нажать на кнопку «хрономобиля» и перенестись обратно, взять Горенштейна за грудки и потребовать отправки куда‑нибудь в предместья Парижа? В конце концов, черт с ним и его вечной боязнью анахронизмов! Анахронизмов бояться – в прошлое не летать!
А погодка‑то совсем не летняя. Как они в шестнадцатом веке обходились без плащей из синтетики, непромокаемой обуви и теплого белья? Особенно без последнего. И вообще, это сущий мазохизм – шлепать по лужам в сапогах, которые пропускают влагу, словно промокашка, и чувствовать, как ледяные струйки стекают по волосам и спине. Немудрено, что люди в прошлые эпохи с трудом доживали до шестидесяти. Они, правда, и теперь кое‑где едва до пятидесяти с небольшим дотягивают, но это же не показатель!..
Арталетов оглушительно чихнул и зашарил по карманам в поисках носового платка, а потом еще минут пять вертел в руках мокрую тряпицу с кружевным краем, которой сейчас хорошо было бы стекла у автомобиля протирать, а не под носом.
– Чтобы я еще хоть раз…
Стоп! Что там светится за поворотом дороги?..
А мрак и не собирался развеиваться, как в прошлый раз. Сам же, идиот, просил отправить себя не в то же время, а чуть попозже, чтобы несколько подзабылись в народе два подряд неудачных аутодафе[110]. Вот и угодил в позднюю осень – листья‑то на деревьях почти облетели, глядишь, и снежок начнет пролетать.
Здание выплыло из мрака черной громадиной… Не такой, впрочем, и громадиной, но нужно же отдать должное устоявшимся штампам!
Ну‑ка, ну‑ка… Те же самые полтора этажа, черепичная остроконечная крыша с башенкой, намертво приржавевший флюгер в виде петуха… Так это же харчевня папаши Мишлена! Нет, все‑таки рано он ругал меткость Дмитрия Михайловича, слишком рано…
Хм‑м, и русалка неопределенного пола с кружкой отсутствующего в ассортименте пива на месте…
Георгий уже взялся за осклизлое металлическое кольцо на двери, как где‑то неподалеку раздался жуткий вопль, которому самое место в хичкоковских ужастиках, а вовсе не в добропорядочной средневековой Франции. Принято писать, что при таких звуках у героев стынет в жилах кровь. Арталетов же, которого и так колотило, будто в лихоманке, никакого понижения температуры не почувствовал. Ну, орет и орет, что с того? Может, прищемил себе что‑нибудь… Прищемила… Прищемило…
Вопль не повторялся, и Георгий, пожав плечами, вежливо грохнул о рассохшиеся доски кольцом, которое, как он отлично помнил, здесь заменяло и дверную ручку, и звонок заодно. Очень удобно, между прочим.
