Огарок во тьме. Моя жизнь в науке - Ричард Докинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ричард Грегори умер в 2010 году: большая потеря для нашего общего дела развития общественного понимания науки. Он был психологом, специализировался на том, как зрительные иллюзии позволяют нам заглянуть во внутреннее устройство разума, – но психологию он соединял с умениями и интуицией изобретательного инженера, а также блестяще разбирался в истории науки. Он популяризовал интерактивные научные музеи, которые получили известность благодаря его собственному Exploratory в Бристоле и Exploratorium в Сан-Франциско.
Сам Ричард был полон фонтанирующего жизнерадостного воодушевления. Рассказывая о любимых научных темах, он едва ли не пританцовывал на месте, фыркая от удовольствия, словно школьник-переросток, который разрывается от возбуждения, открывая рождественский подарок – новую игрушку. Ричард был весьма признателен, что его избрали членом Королевского общества, а когда я намного позже был удостоен той же чести, он специально написал мне лучащееся теплом письмо: “С нами намного веселее!”
Я познакомился с Ричардом, когда его пригласили прочесть лекцию в Оксфорде, еще в мою бытность студентом. После лекции по психологии в ответ на один из вопросов он описал свое чертовски хитрое изобретение: дополнительное приспособление для астрономического телескопа. Теперь с этим трюком намного лучше справляется компьютер, но мысль заключалась в том, чтобы делать фотоснимки сквозь другие, уже проявленные, негативы и таким образом путем усреднения исключать случайный шум и помехи в верхних слоях атмосферы.
В следующий раз мы вновь встретились, когда он приехал в Оксфорд и мы с Лаллой пригласили его поужинать у нас дома вместе с Фрэнсисом Криком и его женой Одиль (она сделала фотографию, которую можно найти на цветной вклейке). Для нас с Лаллой это была большая честь – принимать за своим столом этих двух гигантов мысли и слушать, как они вдохновляют друг друга: своего рода предвестие того, что я позже назову “взаимными консультациями”.
Я только что упоминал Сью Блэкмор, и на память приходит ее прочувствованный некролог Ричарду Грегори, в котором запечатлена сама его суть. Она описывает свою первую с ним встречу в бристольской лаборатории в 1978 году и вспоминает:
… Головокружительную экскурсию по одному из первых симуляторов полета, сделанному из гипса и деревянных деталей, машину для трехмерного черчения с металлическими руками и суставами – и вращающуюся чашу ртути, которую он надеялся применить как нечто вроде отражающего телескопа (кто бы такое позволил в наше время).
“Интересно же!” – восклицал Грегори, переходя от одного странного и занимательного вопроса к другому <… >.
Никто другой не будет таким изобретательным, чудным, блистательным, многогранным, увлекательным, как Грегори. Но надеюсь, что будет еще немало ученых, наделенных таким же задорным любопытством и восторгом от науки, чей пыл переживет нынешнюю культуру планов, метрик и одержимости пользой.
Название его лекции имени Симони, “Пожать руку вселенной”, конечно, отсылает к его интерактивному подходу, и на лекции он побаловал аудиторию разнообразными яркими демонстрациями.
С Джаредом Даймондом мы познакомились в 1987 году в Лос-Анджелесе. Я провел там две недели: усердно трудился в исследовательском филиале, который Алан Кей организовал в компании Apple Computer, а именно – писал там цветную версию своей программы “Биоморфы” из книги “Слепой часовщик” (здесь см. стр. 418–425). Рабочая атмосфера была идеальна. Я сидел в офисе открытой планировки вместе с умными юными программистами и мог в любой момент обратиться к ним за советом, как разобраться в мудреном устройстве и возможностях системы Мас. Поселился я еще удачнее: я гостил в доме очаровательной Гвен Робертс, преподавательницы математики и непревзойденного мастера головоломок – я вписался в популяцию ее разношерстных, но интересных гостей. Она – блестящий, остроумный собеседник, а если бы она писала книги, палвербэтч[116] у нее был бы невиданный. Каждое утро я ехал на автобусе из дома Гвен в офис и обычно обедал с гиками из Apple — питались мы сэндвичами, за которыми они посылали в ближайшую закусочную. Но однажды меня пригласил пообедать профессор из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, чье имя было известно в моих биологических кругах, но с которым мы еще не встречались: Джаред Даймонд.
Мы договорились, что он встретит меня на машине у офиса Apple. Его книги были бестселлерами, и, стоя на углу, я высматривал машину-символ тихой роскоши: дорогую, но не броскую. Я не обратил внимания на древний “Фольксваген-жук”, что с пыхтением неровными рывками катился ко мне издалека по совершенно прямой дороге – пока он не затормозил со скрипом и я не увидел в нем улыбающегося доктора Даймонда. Я забрался внутрь, поднырнув под занавес из обивки, которая отклеилась и свисала с потолка машины. Я не знал, в какой ресторан он меня повезет. Впрочем, может быть, я должен был догадаться по его “Фольксвагену”. Мы припарковали “жука” на кампусе Калифорнийского университета и прошли на прохладный, заросший травой берег ручья в тени деревьев. Мы сели на траву, и Джаред достал обед, завернутый в большую тряпицу: кусок сыра и хлеб с толстой коркой, который он нарезал складным перочинным ножом. Идеально! Настолько лучше для интересной беседы, чем шумные рестораны, где официанты заискивающе сообщают: “Меня зовут Джейсон, сегодня я буду вас обслуживать”, бойко перечисляют списки фирменных блюд, а потом подскакивают и прерывают разговор своим: “Как вам еда?” А Джаредовы хлеб и сыр в этой буколической обстановке были действительно вкусны.
Кстати говоря, в английских пабах хлеб с сыром называют “Обед пахаря”. Название происходит не из древних времен, а из выдумки какого-то юного умника из отдела маркетинга. Оно забавным анахронизмом фигурировало в “Арчерах”[117]: старый батрак ностальгически жаловался, что обед пахаря, что ему подали в деревенском трактире, в подметки не годится обедам пахарей, что он едал в старые добрые времена.
В следующий раз мы встретились с Джаредом в
