Несносная Херктерент - Владимир Чистяков

— «Тормознутая», неплохое словечко, надо запомнить… А если серьёзно, будь я мирренским императором — поостерёгся бы на её матери жениться…

Марина смеётся.

— Сордар — мирренский император! Ха-ха!

— А что, — гигант важно задирает подбородок, — Его Величество Сордар VIII…

— Или IX. Точно, претендент, даже от принятого Династией счёта отделаться не можешь! По мне, так императором любой быть достоин, кто сумел до трона добраться, и на нём усидеть. Права на престол — так, глупости для слабаков. Как там, в старину говорили: «Солдат! Как следует посмотри в своём мешке! Может, там императорский перстень лежит!» Наш отец убедился, что поговорка — правдива. Да и мирренский Сордар IV, похоже, считал так же. Всё-таки правил семнадцать лет, и довольно неплохо.

— Ты права, как обычно, легетимистам повезло, что у него детей не было, а родню покойного императора он перерезать не догадался. Хотя легенд о том, как сторонники Династии отравили сына Сордара, или что после его смерти в Высокой башне Чёрного замка заточили его дочь, более чем изрядно гуляет.

Над новым императором многие смеялись — выбили коронационную медаль, а на ней — цифра «18» вместо единицы. Мол, с чего это коронация только на восемнадцатом году правления? А он сам распорядился эту цифру выбить. Хотя, ума хватило продолжать прежнюю политику, никого не преследовать, иначе бы не миновать гражданской войны, а то и смены Династии. Прямо скажем, отдаленный предок матери первые лет десять сидел весьма и весьма непрочно. Сордара IV, хотя и считают узурпатором, всё — таки обычно пишут ненаследным принцем.

— Слушай, ты так и недорассказал, почему Тиму не следовало жениться? Ведь императрица довольно красива….

— Так император не только о красоте избранницы должен думать…

— Хм, а о чём ещё? У нас-то император, в принципе, жениться может на ком хочет. Ну, или замуж выйти… Как Дины, хотя они императорами и не были.

— У мирренов не так: невеста должна происходить из соответствующего по происхождению рода. Будь у нас так — невесту император мог бы выбирать только среди представительниц Древних Великих Домов.

— Так ведь обычно и бывает…

— На деле. А не на бумаге. У мирренов даже термин есть такой — неравнородный брак.

— Глупость какая-то!

— Не скажи, законы просто так не возникают. У мирренов тоже, знаешь ли, были свои Войны Династий. Тоже жестокие. Вот после них и появились такие законы…

Император, что у нас, что у мирренов, вступая в брак, должен думать о появлении здоровых детей. В прошлом, наличие больных наследников, а точнее, дрязги стоящих за ними лиц, бывало, приводили к жестоким войнам. Относительно Тима. В роду его жены бывали безумцы. Материнский род никогда с ними не роднился, хотя и был равнородным. О нынешнем кронпринце разное поговаривают, а его сестра тебе не очень умной показалась… Хотя, зная тебя…

Марина ухмыльнулась.

— Кстати, Тим в молодости не рискнул заключать брак с, так сказать, романтическими увлечением, хотя и абсолютно равнородной. Знал прекрасно, что у неё в роду — гемофилия. Рисковать не стал. А вот несколько лет спустя — всё-таки рискнул…

— И получил дочку-дуру!

— Кстати, отец почему-то не возражал, когда мама наняла мне учителей — мирренов. Меня ведь грэдскому учили, как иностранному. Я в детстве вроде тебя был — на дикой смеси двух языков, как отец выражается, суржике разговаривал.

— Вообще-то, суржик — это смесь двух конкретных, русского и украинского, а не двух любых языков.

Сордар усмехнулся.

— Кажется, я начинаю понимать, почему кое-кто из моих сослуживцев, когда надо и не надо, говорит: «Ненавижу умных женщин!»

Марина в ответ корчит гримасу и показывает язык.

— А чего ты в «Кошачью» пошёл? Отцу хотел досадить?

— Именно. Хотел показать, какой я независимый.

— И как, получилось?

— Не знаю, но Херт был жутко доволен. Знаешь, в «Кошачьей» традиция — лучшие ученики проводят каникулы в одном из дворцов соправителя. А тем летом и сам Херт в этом дворце жил. Отец по делам к нему приехал, лучших учеников школы представляли Его Величеству. Меня в том числе. Тоже традиция. А я, как назло, самым лучшим был. Фото, где Херт мне руку пожимает, в кучу журналов попало.

— Я видела, тебя тогда, вроде, двенадцать, а ты уже почти с него ростом.

— Потом лет десять конкурс в «Кошачью» был куда выше, чем в «сордаровку».

— В ближайшие лет десять будет точно наоборот. А то и все двадцать лет так будет. Нас-то двое!

— Угу. Мне недавно командир «Дины» фото сына показывал. С большим таким фингалом под глазом. Думаю, ты знаешь, кто поставил.

— А я что? Он первый начал. Нечего было меня «ведьмой» дразнить!

— Хм. Я другую версию слышал…

Марина недоуменно закатывает глаза.

— Отец его хохотал — надо же, сын с Еггтом драться не побоялся. Конечно, смело! Но не надо обижаться, что его побили. Хотя командир «Дины» невысокий, щуплый, да и сын его, судя по фото, такой же…

Марина, ухмыляясь, демонстративно гладит кулачок:

— Я и повторить могу! Он, хоть и невысокий, но меня всё-таки вот на столько выше.

— Марин…

— Чего?

— А не боишься, что саму как-нибудь… поколотят?

— На войне, как на войне!

— Вот именно. Даже у войны есть законы. Только, они не всегда соблюдаются. Кстати, в детстве и я бы тебя, пожалуй, ведьмой назвал.

— Хм. А за что?

— Только притворяться не надо, будто не знаешь.

— А я и не притворяюсь.

— Знаешь, я окончательно поверил в легенду о зелёноглазости первых Дин только когда увидел, что у тебя глаза — зелёные. Раньше думал, что это ещё один миф про Еггтов, да и у мамы твоей глаза карие.

— А я вот всё такое воплощение мифов живое.

— Марин…

— Чего опять?

— Хотя я в детстве с девочками не дрался, для тебя бы, пожалуй, сделал исключение.

— Меня не так-то легко поколотить. И я одного такого мишку, как раз с тебя в детстве размером, уже побила.

— Я в курсе. В «Кошачьей», знаешь ли, тоже дети моих сослуживцев учатся. Ты там знаменитость. В первую очередь, из-за драчливости.

— Ещё не хватало любовные записочки от них получать. — неожиданно угрюмо отвечает Марина.

— Какая же ты ещё маленькая, в сущности.

— Ты насчёт записочек Соньку поспрашивай — если в хорошем настроении будет — покажет, у неё добра этого — два мешка, если не врёт, как обычно.

— А ты ей просто завидуешь!

— Ничего подобного! Глупости какие!

— Завидуешь, завидуешь, иначе я совсем девчонок не знаю!

Марина в ответ только гримаску корчит.

— С мирренами и наследием Погибшего Материка история вообще довольно странная: сама знаешь, следы пребывания его жителей обнаружены по всему побережью Океана Мёртвых. Это у нас в Приморье высадилось несколько настоящих армий и многие сотни тысяч уцелевших. В Приморье народ обрел новый дом. Но корабли приставали и в других местах побережья. В тот период все приморские народы испытывали на себе влияние грэдской культуры. Грэдские украшения, грэдская керамика проникали в самые отдаленные области материка. На побережье почти все государства даже монеты чеканили по грэдским образцам и даже с грэдскими надписями. Грэдский язык объединял всё побережье, он был известен всем купцам и морякам. Его знали все жрецы и ученые. Да и во многих портах, где смешивались многие народы, практически все знали так называемый «портовый грэдский».

— Так моряки и сейчас почти все испорченным грэдским владеют.

— Это уже другая история, ко временам Погибшего Материка практически не имеющая отношения, и связанная, в основном, с борьбой за колонии накануне той войны.

Во времена катастрофы часть кораблей ушла к побережью полуострова Миррен-И.

Марина хихикнула.

— Что смеёшься?

— Это сейчас он Миррен-И, а тогда он как-то по-другому назывался. Мирренов тогда на побережья не было, они тогда на своем родном плоскогорье сидели, и коз пасли. Пишут, что даже человеческие жертвы своим глупым богам приносили. У них же даже алфавит от страрогрэдского заимствован.

Сордар усмехается.

— Алфавит у них и в самом деле заимствован, только приспособлен к уже сложившейся системе письма. Миррены в то время вовсе не были неразвитым полукочевым народом, как любят писать некоторые наши, не слишком честные историки. Да и в Приморье высаживались не «озверевшие банды морально разложившихся солдат», как любят писать о временах Высадки не слишком честные мирренские историки.

Хотя сейчас речь не о временах высадки, а о том, что случилось значительно позже.

Аристократия на побережье Миррен-И уже ко временам катастрофы говорила почти исключительно по-грэдски. Мало что изменилось, когда побережье завоевали миррены. Они точно так же оказались очарованы грэдской культурой. Точно так же учили своих детей «Высокому грэдскому», давали им грэдские имена, восторгались грэдской литературой. Но они не забывали свой язык, свою религию. Хотя, даже ставя памятники своим правителям и героям, почти всегда изображали, подражая образцам скульптуры с Погибшего Материка.