Могила девы - Джеффри Дивер

— Никто меня не поймает. Я худший из всех, с кем вы имели дело. Я холодная смерть.

Его остановили не слова Лу, а тон, которым он их произнес. Теперь он напоминал испуганного ребенка. Почти жалкого. Каким бы необычным ни показался метод Фостер, он что-то затронул в Хэнди. Детектив повернулась к Поттеру.

— Можно сделать ему предложение сдаться?

Лебоу, Бадд и Данжело повернули головы к переговорщику. Что творится в мозгу у Хэнди? — размышлял Поттер. Внезапно осознал, насколько безнадежна ситуация? Может, кому-нибудь из репортеров удалось сообщить, что федеральный спецназ окружил бойню, и Хэнди узнал об этом по своему телевизору? Или просто устал? Такое случается — в одно мгновение человека покидает энергия. Только что преступники собирались вырваться на волю, паля во все стороны, но вот безвольно сидят на полу, и когда в дверь вламывается группа захвата, даже не в силах поднять над головой руки.

Но существовала и другая возможность, о которой Поттер даже не хотел думать: просто эта женщина лучше, чем он.

Вихрем ворвалась сюда, оценила Хэнди и нанесла правильный удар. В душу снова закралась ревность. Как поступить?

Внезапно он вспомнил о Мелани. Что вернее ее спасет?

И кивнул детективу:

— Конечно. Давайте.

— Лу, что ты потребуешь в обмен на то, чтобы выйти и сдаться?

«Дашь себе засадить?» — подумал Поттер.

— Дашь себя трахнуть?

— Это ты должен спросить у моего мужа, но он ответит «нет».

Пауза.

— Мне ничего не надо, кроме свободы, а она у меня есть.

— Разве? — мягко спросила Фостер.

Снова пауза. Дольше, чем первая.

Переговорщик прикидывал, что скажет преступник. «Еще как есть. И никто ее у меня не отберет». Но Хэнди сказал совсем противоположное:

— Я… не хочу умирать.

— Никто не собирается в тебя стрелять, Лу.

— Все хотят в меня стрелять. А если я сдамся, судья пропишет мне иглу.

— Мы это обсудим. — Теперь голос Фостер звучал нежно, почти по-матерински. Поттер смотрел на желтый квадратик света. И в глубине души заподозрил, что совершил в этот день серьезные ошибки. Ошибки, которые стоили людям жизни. Детектив повернулась к агенту.

— Кто может гарантировать, что штат не станет добиваться вынесения смертного приговора?

Поттер сообщил ей, что где-то неподалеку находится Роланд Маркс, и послал Бадда искать его. Вскоре помощник Генерального прокурора штата появился в командном фургоне. Фостер объяснила ему, каких гарантий требует Хэнди.

— Он сдастся? — Холодные глаза Маркса сверлили Поттера, и переговорщик почувствовал, что все упреки и презрение, которые он в этот день адресовал помощнику Генерального прокурора штата, тот теперь возвращает ему. Впервые он не выдержал его взгляда.

— Думаю, мне удастся убедить его, — ответила Фостер.

— Передайте, что я гарантирую ему все, что угодно. Приложите к моим словам большую красную печать. И украсьте ленточками. Но я не могу скостить ему уже вынесенный приговор.

— И не надо. Не сомневаюсь, что он это понимает.

— Зато гарантирую, что мы не станем колоть его в руку иголками.

— Лу, рядом со мной помощник Генерального прокурора штата. Он гарантирует, что, если ты сдашься, они не станут добиваться вынесения смертного приговора.

— Вот как? — Хэнди помолчал. Раздались такие звуки, словно он потирал пальцами трубку. — И то же самое для моего товарища Шепа?

Фостер нахмурилась. Лебоу повернул к ней компьютер, и она прочитала справку на Уилкокса. Затем посмотрела на Маркса. Тот кивнул.

— Разумеется. Гарантии распространяются на вас обоих. А что с вашим третьим?

«Говнюк устроил себе несчастный случай», — подумал Поттер.

— Несчастный случай, — рассмеялся Хэнди.

Фостер вопросительно посмотрела на переговорщика.

— Мы считаем, что он мертв, — ответил тот.

— Хорошо, — заключила блондинка-детектив. — Ты и Уилкокс. Будем считать, что мы заключили сделку.

Такое же предложение Поттер делал Хэнди через Чарли Бадда. Почему он принимает его теперь? Через мгновение переговорщик понял.

— Постой, фригидная сучонка, это еще не все.

— Лу, мне нравится, когда ты ругаешься.

— Мне нужна гарантия, что я не окажусь в Каллане. Я убил тамошнего охранника. Стоит мне там очутиться, и меня как пить дать забьют до смерти. Никаких федеральных сроков.

Фостер снова посмотрела на Поттера.

— Звони в министерство юстиции, — шепнул он Тоби. — Дику Аллену, помощнику Генерального прокурора в Вашингтоне.

— Лу, — сказала в трубку Фостер, — мы сейчас будем работать над этим вопросом.

«А пока то да се, давай потрахаемся. А то у меня свербит», — подумал переговорщик.

Хэнди явно повеселел, к нему вернулся прежний настрой, и он начал прикалываться.

— Пока ждем, приходи посидеть на моем петушке.

— Может, и пришла бы, да не знаю, где он у тебя.

— Засиделся в трусах.

— Вот пусть еще там и посидит.

Поттера соединили с Алленом: выслушав его, тот нехотя согласился с тем, что если Хэнди сдастся, то будет сначала отбывать срок по приговору штата. Аллен откажется предъявлять обвинение в побеге, но не может снять обвинение в убийстве охранника. Практически это означало, что Хэнди не попадет в федеральную тюрьму раньше чем лет через пятьдесят после того, как умрет от старости.

Фостер передала все это Хэнди. Он долго молчал, наконец послышался его голос:

— Хорошо, по рукам.

Детектив опять вопросительно посмотрела на Поттера.

Потрясенный переговорщик молча кивнул.

— Только все это должно быть в письменном виде, — потребовал Хэнди.

— О’кей, Лу. Мы это организуем.

Поттер уже писал от руки условия договора. Затем передал лист Лебоу, чтобы тот напечатал текст.

— Ну вот, — проговорил аналитик, не отводя глаз от голубого экрана. — Один-ноль в пользу хороших парней.

В фургоне послышался смех. Поттер вспыхнул, заметив, какая бурная радость охватила Бадда и федеральных агентов. Он тоже улыбнулся, понимая при этом, как никто другой в его команде, что одновременно выиграл и проиграл. И еще он знал, что его подвела не сила, не отвага, не умственные способности, а проницательность.

А это самое страшное поражение, какое может испытать человек.

— Вот. — Лебоу протянул ему распечатку.

Поттер и Маркс подписали документ, и Стиви Оутс сделал последнюю ходку на бойню. Он вернулся озадаченный и с бутылкой пива «Корона», которую дал ему Хэнди.

— Агент Поттер? — Переговорщик поднял глаза. Шэрон Фостер произносила его имя явно не в первый раз. — Вы хотите координировать процесс капитуляции?

Он мгновение смотрел на нее.

— Конечно. Тоби, позвони Дину Стиллуэлу, попроси его явиться сюда.

Техник вызвал шерифа. Невозмутимый Лебоу продолжал сосредоточенно вносить информацию в журнал. Шэрон Фостер посмотрела на Поттера, как ему показалось, с сочувствием. И это унижало и причиняло более сильную боль, чем ехидная улыбка победителя. Взглянув на нее, Поттер внезапно почувствовал себя очень старым, словно все, что он знал и делал в жизни, то, как смотрел на вещи, каждое слово, которое говорил незнакомым и друзьям, — все это вдруг устарело и потеряло смысл. Если не превратилось в откровенную ложь.

Он был в камуфляже, поэтому никто не заметил долговязого человека, лежащего в рощице белых берез неподалеку от командного фургона.

Он сжимал во вспотевших ладонях бинокль ночного видения.

Дэн Тримэйн неподвижно лежал на этом месте уже час; в это время прилетел и улетел вертолет, прибыл и сосредоточился поблизости федеральный спецназ, потом к командному пункту, взвизгнув покрышками, подкатила машина с молодой женщиной-полицейским.

Тримэйн услышал новость, которая распространялась от полицейского к полицейскому как пожар на пшеничном поле: Хэнди решил сдаться в обмен на обещание, что ему не вынесут смертный приговор.

Но для Дэна Тримэйна это было неприемлемо.

Не для того погибли его молодой боец Джоуи Уилсон и та несчастная девушка, чтобы этот Хэнди прожил долгую жизнь, опять убивал, злорадствовал и испытывал извращенное удовольствие, вспоминая, сколько вреда причинил другим, пока влачил свое бессмысленное существование.

Жертва — это то, что иногда необходимо. И кому, как не солдату, отдать свою жизнь ради справедливости?

— Сдача через десять минут, — объявил голос за его спиной. Тримэйн не мог сказать, был ли это полицейский или Божий ангел спустился с небес, чтобы сделать предупреждение. Он не стал разбираться, кивнул и поднялся на ноги. Распрямился, смахнул с лица слезы, одернул форму и провел пальцами по волосам. Тримэйн был не из тех, кто любил прихорашиваться, но решил, что в то мгновение, когда ярко, как он задумал, завершится его служба, надо выглядеть гордым и решительным.