Встреча с хичи. Анналы хичи - Пол Фредерик

– Договорим позже, сын! Я и в самом деле очень устал.

Дело не в интеллектуальном любопытстве Снизи. И не в ревности одного ребенка к другому, у которого игрушка лучше. Возникает вопрос морали, чуть ли не религии.

И хичи, и люди научились себе в помощь подключать записанный машинами разум, но пошли они разными путями. Люди пошли путем калькуляторов, компьютеров и сервомеханизмов, создав огромную гигабитную сеть, в которой содержатся такие искусственные сознания, как Альберт Эйнштейн (кстати, и я тоже). Хичи никогда не дошли до обнаружения искусственного разума. Им это не нужно было. Они рано научились записывать сознание своих умерших в машинной форме. Мало кто из хичи умирает на самом деле и навсегда. Они превращаются в Древних Предков.

Астроном-человек, желая рассчитать элементы орбиты планет двойной звезды, конечно, передал бы эту проблему вычислительным устройствам. А хичи – группе мертвых Предков. И кстати, обе системы работали одинаково хорошо.

Но люди относятся к своим компьютерам без особого почтения. А Древние Предки хичи заслуживают – и требуют – уважения.

Мать Снизи пришла, когда его отец еще был в ванной. Она выслушала вопросы сына и сказала, потирая шею:

– После обеда, Стерни, ладно? Лишняя смена на кушетках очень утомляет отца. И конечно, он встревожен.

Снизи ахнул. Встревожен? Устал – да: этого Снизи ожидал. Это естественно для наблюдателя, который часами пытается обнаружить чье-то чуждое присутствие, всегда опасаясь того дня, когда это ему удастся. И как говорят некоторые, когда-нибудь это произойдет. А последствия непредсказуемы.

Но встревожен?

Когда наконец кухонная машина поставила обед на стол и родители успокоились и почти расслабились, Бремсстралунг тяжело сказал:

– Это не было запланированное Учение, Стернутейтор. Двум наблюдателям в смене показалось, что они что-то обнаружили, так что было объявлено чрезвычайное положение. – Его предплечье изогнулось, словно он пожимал плечами. – Они не очень уверены в своем ощущении. Что-то неясное и несильное, но они хорошие наблюдатели. Конечно, пришлось все закрыть.

Снизи перестал есть, нож застыл у него на полпути ко рту. Отец его быстро сказал:

– Но сам я ничего не почувствовал. Я в этом уверен. И никто больше не почувствовал.

– Были ложные тревоги и раньше, – с надеждой сказала Фемтовейв.

– Конечно. Поэтому нас так много: чтобы быть уверенными, что тревоги ложные. Вы знаете, могут пройти миллионы лет, прежде чем Убийцы выйдут. Кто может сказать? – Бремсстралунг быстро покончил с едой и откинулся на свою капсулу. – А теперь, Стернутейтор, давай твой вопрос об этой человеческой девочке Онико.

Снизи медленно закатил глаза. О да, у него миллион вопросов, но мысль о том, что здесь мог побывать настоящий Убийца, все их изгнала из мозга. Ложная тревога, хорошо, но откуда наблюдателям знать, что тревога была ложной?

Но эти вопросы его отец явно не хочет обсуждать. Снизи подумал и спросил о том, что его волновало:

– Папа, дело не только в капсуле. У Онико есть «деньги». Почему она такая «богатая»? – Он использовал английские слова, хотя они говорили на хичи. Но в этом языке нет подобных понятий.

Бремсстралунг пожал своими широкими жесткими плечами – нахмурился, по-человечески.

– Люди, – сказал он, как будто это и есть объяснение.

Но конечно, это не объяснение.

– Да, отец, – сказал Снизи, – но не у всех людей есть «богатство».

– Конечно, – ответил отец. – Некоторые люди находят устройства хичи. Кое-что из нашей «собственности», Стерни. Они их даже не ищут. Находят случайно, а по человеческим обычаям это дает им права «владения», которые они отдают в обмен на «деньги».

Фемтовейв успокаивающе заметила:

– Конечно, они считают эти предметы брошенными. – Она сделала знак кухонной машине, которая убирала посуду и ставила на стол «десерт». На десерт пошел не пирог и не мороженое: некие стебли, которые смазывают зубы хичи после еды и служат антисептическим средством. – Концепция «денег» имеет определенный смысл, – добавила Фемтовейв, – они служат своеобразным грубым сервомеханизмом, обеспечивая приоритеты в обществе.

Бремсстралунг возмущенно спросил:

– Ты предлагаешь, чтобы хичи заимствовали эту систему?

– Нет, нет, Бремми! Но все равно это интересно.

– Интересно! – простонал он. – Я бы сказал – глупо. Какая польза от «денег»? Разве у нас и без них нет всего необходимого?

– Не столько, как у Онико, – задумчиво сказал Снизи.

Бремсстралунг положил обеденный нож и в отчаянии посмотрел на мальчика. Но когда заговорил, то обратился не к сыну, а к жене.

– Видишь? – спросил он. – Видишь, что происходит здесь с нашим сыном? В следующий раз он попросит «денежного пособия». Хочется плакать от стыда, – он неосознанно использовал английское выражение, потому что хичи не плачут, – мы же старше и мудрее их! Как же так получилось, что мы меняем свои обычаи на их?

Фемтовейв перевела взгляд с мужа на сына. Оба расстроены – но мальчик, она в этом уверена, главным образом потому, что расстроен Бремсстралунг. А вот в случае ее мужа причины серьезнее.

– Бремми, дорогой, – терпеливо сказала она, – какой смысл об этом беспокоиться? Мы знаем, что означает знакомство нашего сына с человеческими ценностями; мы говорили об этом раньше.

– Да, целых пять минут, – мрачно согласился ее муж.

– Но больше времени у нас не было. – Фемтовейв наклонилась и пошепталась со своей капсулой. Та послушно приказала домашней машине сменить обстановку. Приятные монохроматические узоры поблекли, и теперь их окружили ностальгические картины Дома, с его павильонами и террасами, выходящими на заливы и величественные холмы. – Снизи этого не забудет, – уверенно сказала Фемтовейв.

– Конечно, нет, папа, – дрожащим голосом подтвердил мальчик.

– Нет, конечно, нет, – тяжело согласился Бремсстралунг.

Они молча закончили десерт. Потом, когда домашняя машина убрала со стола, посовещались с Предками, позволив усталым старым мертвецам говорить, жаловаться, советовать. Очень типичный для хичи поступок. Бремсстралунг постепенно успокаивался. К тому времени как Снизи пора было ложиться, отец совсем пришел в себя.

– Спи спокойно, сын мой, – с любовью сказал он.

– Да, папа, – ответил Снизи. Потом: – Папа?

– В чем дело?

– Мне обязательно спать в коконе? Нельзя ли мне получить настоящую кровать, с одеялом и подушкой?

Отец посмотрел на него вначале удивленно, потом гневно.

– Кровать? – начал он, и Фемтовейв придвинулась, чтобы предотвратить взрыв, пока он не начался.

– Пожалуйста, Стернутейтор, – сказала она, – больше ни одного слова. Иди!

Снизи обиженно пошел в свою комнату и посмотрел на кокон с его мягким плотным содержимым. Унизительно спать в чем-то таком, когда у всех остальных мальчиков есть кровати. Он забрался в кокон, закрыл за собой его, десять-двенадцать раз повернулся, чтобы содержимое приняло нужную форму, и уснул.

Его родители развешивали гамаки во внешней комнате, тоже готовясь ко сну. Бремсстралунг молчал, сухожилия его живота недовольно дергались. Видя это, Фемтовейв снова сменила изображение. Милые пастели исчезли. На стене теперь была чернота с несколькими видимыми объектами. По одну сторону – большая блестящая спираль Галактики. По другую – группа туманных, меняющих цвета объектов, из-за которых они здесь и находятся.

– Разве ты не понимаешь, мой дорогой? – спросила Фемтовейв. – Все это не имеет значения в сравнении с той великой целью, которой мы служим. Мы никогда не должны забывать, почему наш народ ушел в центр – и почему мы вышли снова.

Бремсстралунг с несчастным видом смотрел на дымную кипящую массу.

– Кое-что имеет значение, – упрямо ответил он. – Честность всегда имеет значение!

Его жена мягко сказала:

– Да, Бремми, честность всегда имеет значение. Но не очень большое в сравнении с Убийцами.