Чародей - Валентина Гончаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стороной дошла весть, что Женя умерла на ходу. Инфаркт. Царствие ей небесное. Редкой души человек, по-настоящему мужественный и справедливый. В столь ранней ее смерти виноват, конечно, Чародей-Братик. Резким рывком он сбил с ног самую преданную ему заступницу, заточил в темницу неодолимого одиночества и духовной пустоты. Она изошла тоской. Меня спасли мои дорогие мальчишки.
Иногда перечитываю Женины письма. Третье письмо всякий раз заставляет задуматься с придавленной грустью. Наде я не завидую и зла не желаю, а вот поменяться бы годами — поменялась Будь я моложе, тогда на базаре, совсем по-другому заиграла бы судьба, стала бы мне матерью, а не мачехой. Все долгие годы рок растаскивает нас с Юрием в разные стороны и колотит безжалостно, как бы наказывая меня за кусочек счастья, которое я дерзко урвала вопреки его предписанию. Изводит невзгодами, будто хочет втемяшить мне, что Юрию предназначена другая суженая, а я самозванка и не имею права на его сердце, он не мой суженый. На пути Юрия к Наде встреча со мной была лишь подготовительным этапом, необходимым только на короткое время, а мы осмелились его продолжить в чистой любви. И чем ближе мы подходили друг к другу, тем суровее и жестче выносил нам приговор невидимый судья, не прощавший малейшего отступления от его предначертаний. Чем глубже и полнее выпадали минуты счастья, тем страшнее и длительнее становились страдания, немедленно обрушивавшиеся на наши головы. Дескать, опомнитесь, это не ваша судьба. Юрию посчастливилось, он, кажется, нашел, наконец, свою половину, свою суженую. Надя родилась в тот день, когда лейтенанту Осадчему с третьей попытки удалось сбежать из немецкого плена и остаться живым…. В этом совпадении они видят таинственный судьбоносно-благосклонный знак, посланный свыше. Значит, я своего суженого так и не встретила. Лежит где-нибудь в братской могиле. Благодарю Бога, что он дал мне случай душой прикоснуться к Чародею и наградил вечной памятью об этом прикосновении. И Чародей меня тоже никогда не забудет. Живет с Надей, как жил когда-то со мной. Сохранил те же привычки, завел те же обычаи. Значит, он будет искать в Наде мои черты, не найдет, конечно, и минуты отчаяния неизбежны, но в запой не свалится. Ответственности за трех сыновей прочно заклинила его на поверхности и заставит держать шаг в самых безвыходных ситуациях. Трех богатырей Родина получит из его рук. Но научит ли их отец из бежать сетей, расставленных стервами разных мастей и калибров, — сомневаюсь.
Вот уже двадцать девять лет прозябаю в Ленинградской области и не могу избавиться от тоски по гористым долинам, где родилась и прожила всю трудовую жизнь, до самой пенсии, где урюк, виноград, персики, гранаты, инжир и айва так же привычны, как лук и морковь, где в чудесных ореховых лесах на высоте в три тысячи метров мы проводили на пасеке летние каникулы, гуляя вольно, трудясь в меру и набираясь сил к предстоящему учебному году. Память постоянно уводит меня в те далекие дни, когда жизнь была упруго наполненной, а счастье и горести так плотно переплелись, что почти слились воедино и их невозможно отделить друг от друга. Все фотографии Чародея я тогда засунула в тот несчастный саквояж, который умная Женя оставила на хранение у Ани. Попозже детдомовская подруга подарила мне коллективный снимок, где с краю, у торца стола, положив ногу на ногу, сидит Чародей и внимательно слушает, о чем говорит новый директор детского дома. Я гляжу на чеканный профиль и вижу воочию, как Юрий в плавках за верстаком в школьной столярке, мускулисто напрягаясь, строгает рубанком какую-то нужную ему деталь. Отросшие светлые волосы в беспорядке разбросаны, бронзово- загорелое тело блестит от пота. Я сижу с рукодельем у другой стены, как непременный атрибут его столярных подвигов. Если, случалось, задержусь, он непременно отыщет меня, усадит на место и только тогда начинает свою работу. Я охотно подчиняюсь его желанию, быть возле Чародея — великое удовольствие, и никакого дискомфорта в столярке я не чувствую, хотя моим делом удобнее заниматься в нашей комнатке. Изредка Чародей взглядывает через плечо, но вряд ли видит меня воочию. Напевая в полголоса: "Живет моя отрада в высоком терему…", — он во власти эйфории завершения работы над очередным столярным шедевром, весь сосредоточен на обдумывании, как ловчее соединить заготовленные детали, чтобы получилось прочно и красиво. При этом осторожно переступает босыми ногами, опасаясь ненароком раздавить цыплячьего крестника из выводка Кумы. Подросши, они бегают за ним, как привязанные. Он тоже их любит и балует постоянными подачками: то мелко изрежет огурец и рассыплет перед ними, то наполнит кормушку дикими семенами, которые наберет с кустов бурьяна возле огорода. Кума потеряла былую агрессивность и смирилась с неизбежной изменой своих оперившихся птенцов, но не покидает их компанию, тоже гребется в опилках возле ног Чародея или чутко дремлет в наскоро устроенном гнезде среди кучи упругих стружек в углу столярки. Представив эту картину, я улыбаюсь про себя, невзгоды тускнеют, теряют свою лютость и уже не вгрызаются так зверски. Чуть вспомнится Чародей, дышать становится легче, и настоящее моего народа перестает быть таким ужасным, а его будущее уже не кажется таким беспросветным.