Мужчины не ее жизни - Джон Ирвинг

— А о моих братьях вы слыхали? — спросила Рут. — Они погибли.

— Кажется, что-то такое я слышал, — ответил Скотт. — Это ведь давно случилось?

— Я вам покажу их фотографию — они были симпатичные ребята.

Она повела его по ковровой дорожке лестницы наверх. Босые ноги шагали по ступенькам бесшумно. Крышка пароварки начала подпрыгивать, издавала какой-то звук и сушилка — что-то стукалось или брякало в ее вращающемся барабане.

Рут отвела Скотта в главную спальню с ее незастеленной большой кроватью, мятыми простынями, на которых она, казалось, видела отпечатки тел отца и Ханны.

— Вот они, — сказала Рут Скотту, показывая на фотографию братьев.

Скосившись на фото, Скотт попытался прочесть латинскую надпись над дверями.

— Кажется, социологам не преподавали латынь, — сказала Рут.

— В юриспруденции много латыни, — сказал он ей.

— Мои братья были симпатичные ребята, правда? — спросила у него Рут.

— Да, — согласился Скотт. — Venite, кажется означает «входите»? — спросил он ее.

— Входите сюда, мальчики, и становитесь мужчинами, — перевела для него Рут.

— Ну, мне это не по нутру! — сказал Скотт Сондерс. — Мне больше нравится быть мальчиком.

— Мой отец так и остался мальчиком, — сказала Рут.

— Это спальня вашего отца? — спросил ее Скотт.

— Загляните в верхний ящик в прикроватной тумбочке, — сказала ему Рут. — Не бойтесь — открывайте.

Скотт медлил; может быть, он думал, что там новая пачка поляроидных фотографий.

— Не волнуйтесь. Фотографий там нет, — сказала Рут. Скотт вытащил ящик — там лежало множество презервативов в ярких сверкающих упаковках и тюбик со смазкой.

— Значит… это таки и в самом деле спальня вашего отца, — сказал Скотт, нервно оглядываясь.

— Это ящик, набитый мальчишескими игрушками, если я правильно понимаю, что такое мальчишки, — сказала Рут. (Она впервые обнаружила презервативы и смазку в этом ящике, когда ей было лет девять-десять.)

— А где ваш отец? — спросил у нее Скотт.

— Не знаю, — ответила она.

— Вы его не ждете? — спросил он.

— Я бы сказала, что жду его где-нибудь завтра днем, — сказала Рут.

Скотт Сондерс посмотрел на презервативу в ящике.

— Боже мой, я не надевал презерватива со студенческих времен, — сказал он.

— Но сегодня вам придется надеть, — сказала ему Рут. Она сняла с пояса полотенце и голая села на неприбранную кровать. — Если вы забыли, как это делается, я могу вам напомнить, — добавила она.

Скотт выбрал презерватив в синей упаковке. Он долго целовал ее, а еще дольше делал ей кунилингус, и ей не понадобилась смазка из отцовского ящика. Она кончила через несколько секунд после того, как он вошел в нее, и почувствовала, как кончил он еще мгновение спустя. Почти все это время, и в особенности когда Скотт делал кунилингус, Рут смотрела в открытую дверь отцовской спальни, прислушиваясь, не раздадутся ли шаги отца по лестнице или по коридору. Но слышала она только клацание или постукивание в сушилке. (Крышка пароварки больше не вибрировала — рис был готов.) А когда Скотт вошел в нее и Рут почувствовала, что кончает почти сразу же — все остальное тоже должно было закончиться очень быстро, — она подумала: «Возвращайся же домой, папочка! Поднимись по лестнице, чтобы увидеть меня сейчас!»

Но Тед не вернулся домой и не увидел свою дочь в тот момент, когда она этого хотела.

Боль в новом месте

Ханна положила слишком много соуса в маринад. Кроме того, креветки томились в маринаде более двадцати четырех часов и потеряли вкус креветок. Но это не помешало Рут и Скотту съесть их все, а вместе с ними весь рис и все жареные овощи, а к этому еще и что-то вроде огуречного чатни, видавшего лучшие дни. Они запили это второй бутылкой белого вина, а потом Рут открыла бутылку красного вина, чтобы выпить с сыром и фруктами. Они допили и бутылку красного вина.

Они ели и пили, а из одежды на них были одни полотенца на талиях, и груди Рут были все так же вызывающе обнажены. Она надеялась, что ее отец войдет в столовую, но он не появился. И как бы удачен ни был для нее матч со Скоттом Сондерсом — не говоря уж о последующем! — разговор за столом шел ни шатко ни валко. Скот сказал, что его развод носил «мирный» характер и у него сохранились «дружеские отношения» с бывшей женой. Недавно разведенные мужчины слишком много говорят о своих бывших женах. Если развод и в самом деле был «миролюбивым», то чего о нем говорить?

Рут спросила у Скотта, в какой области права он практикует, но он ответил, что это неинтересно — это связано с недвижимостью. Скотт признался также, что не читал ее романов. Он попробовал было начать «Перед падением Сайгона» — думал, что это роман про войну. Ему в молодости пришлось немало постараться, чтобы избежать призыва и не попасть во Вьетнам, но книга оказалась, на его взгляд, типичным «женским романом». Это словосочетание неизбежно вызывало у Рут ассоциации с широким набором предметов женской гигиены.

— Это ведь что-то про женскую дружбу? — спросил он. Но вот его бывшая жена прочла все, что написала Рут Коул. — Она твоя фанатка, — сказал Скотт Сондерс. (Опять бывшая жена!)

Потом он спросил у Рут, «есть ли кто-нибудь» у нее. Она попыталась рассказать ему об Алане, не называя имен. Вопрос о браке стоял для нее отдельно от Алана. Она с уважением относится к браку, сказала Скотту Рут, но в то же время испытывает перед ним совершенно идиотский страх.

— Ты хочешь сказать, что больше его уважаешь, чем боишься? — спросил юрист.

— Знаешь, что говорит на этот счет Джордж Элиот? Мне так понравились эти слова, что я даже выписала их для себя, — сказала ему Рут. — «Что может быть важнее для двух человеческих душ, чем чувствовать, что они соединены навеки…» Но…

— Он не разводился? — спросил Скотт.

— Кто? — спросила Рут.

— Джордж Элиот. Он не разводился?[27]

«Может быть, если я встану и начну мыть посуду, ему станет скучно и он уйдет домой», — подумала Рут.

Но когда она стала загружать тарелки в посудомоечную машину, Скотт подошел к ней сзади и стал ласкать ее груди; она через оба полотенца почувствовала, как в нее уперся его член.

— Я хочу любить тебя вот так — сзади, — сказал он.

— Мне так не нравится, — ответила она.

— Нет, я не имею в виду анал, — грубовато сказал он. — Я имею в виду то же самое, только сзади.

— Я так и поняла, — сказала ему Рут.

Он так настойчиво ласкал ее груди, что ей с трудом удавалось правильно ставить винные стаканы на полочку в верхней части посудомойки.

— Мне не нравится сзади — и точка, — сказала Рут.

— А как тебе нравится? — спросил он.

Было ясно, что он исполнен решимости сделать это еще раз.

— Я тебе покажу, как только кончу загружать машину, — сказала она.

Рут не случайно оставила парадную дверь незапертой, так же намеренно оставила она свет в верхнем и нижнем коридорах. Еще она оставила открытой дверь в отцовскую спальню, питая все уменьшающуюся надежду, что отец вернется и увидит, как она занимается любовью со Скоттом. Но этого не случилось.

Рут оседлала Скотта — она скакала на нем целую вечность. Она чуть не укачалась и не заснула в этом положении. (Они оба слишком много выпили.) Когда по его дыханию она почувствовала, что он скоро кончит, она легла ему на грудь и, ухватив его за плечи, перевернулась вместе с ним так, чтобы сверху оказался он, потому что ей невыносимо было видеть гримасу, искажавшую в момент оргазма лица большинства мужчин. (Рут, конечно же, не знала — она никогда этого не узнала, — что именно так предпочитала заниматься любовью и ее мать с Эдди О'Харой.)

Рут лежала в кровати, слыша, как Скотт спускает в унитаз презерватив. Вернувшись в постель, Скотт почти сразу же уснул, а Рут лежала без сна, прислушиваясь к звуку посудомоечной машины. Шло окончательное полоскание, и ей казалось, что два стакана постукивают друг о дружку.

Скотт Сондерс уснул, держа левой рукой ее правую грудь. Рут не получала от этого большого удовольствия, а когда Скотт уснул и начал прихрапывать, рука его больше не сжимала ее грудь, а лежала на ней мертвым грузом, как лапа спящей собаки.

Рут попыталась вспомнить остальную часть высказывания Джордж Элиот о браке. Она даже не знала, из какого романа этот пассаж, хотя и отчетливо помнила, как давным-давно переписала его в один из своих дневников.

Теперь, засыпая, Рут вдруг подумала, что Эдди О'Хара, наверно, знает, из какого романа этот пассаж. По крайней мере, у нее теперь есть повод позвонить ему. (Хотя, если бы она позвонила Эдди, он бы не сказал ей, откуда этот пассаж — Эдди не был поклонником Джордж Элиот. Эдди позвонил бы отцу. Мятный О'Хара, даже будучи на пенсии, наверняка знал, из какого романа Джордж Элиот эта цитата.)