Самурай - Михаил Савеличев

Вслед за светом внутрь просочились слабые звуки дождя и моря, слегка размочив воцарившуюся тишину и напомнив Максиму, что снаружи их ждет все то же штормовое безумие, вода со всех сторон, ледяной ветер и затхлые коридоры пустынной платформы, заваленные брошенным хламом, жаждущие принять их в свои объятия.

Вике громоздившийся механизм казался наполненным предоргастическим возбуждением, сладострастно ожидающим когда скопившаяся внутри бота сперма изольется, ударит во влагалище разрушенных комнат и заводов, ремонтных мастерских и буровых участков, вгоняя затекшие и ревматические члены в пароксизм восторга, заставляя корчиться в ржавом оргазме, сминая оставшиеся опоры, ловя кайф от ощущения безостановочного падения и погружения на дно избавления и равнодушия.

Они скатились с круглого борта бота, так как искать лестницу не было ни времени, ни особой надежды, что она вообще здесь имелось, собрав в было высохшую ткань плащей новую порцию воды, крупными каплями усеивающей теплую резину сдувшейся воздушной подушки, и начали карабкаться по крутому металлическому склону, хватаясь за подворачивающиеся под руки штыри, петли, цепи, веревки, остатки бурильных труб, намертво приваренных ржавчиной и солью к мятому языку платформы и позволяющие достаточно просто подниматься без всякого альпинистского снаряжения, которого у них и не было.

Впрочем, среди хлама попадались и коварные обманки — упавшие откуда-то сверху и совсем недавно обломки, не успевшие как следует укорениться на новом месте, точно моллюски-паразиты на теле гигантского кита, коварно ожидая момента, когда за них ухватится человеческая рука, отпустит прочие страховочные упоры, перенесет на скрипуче хихикающий осколок весь свой вес, и тогда в этот момент порвется слабая ржавая связь, сдвинется точка опоры, поедет вниз, визгливо царапая до тускло-синего основания однообразную темно-рыжую палитру, и будет большой удачей, если попавший в ловушку догадается растянуться брюхом на шершавой поверхности, а не покатится вниз кувырком, подхлестываемый ветром, дождем и гравитацией.

На людей наползала непонятно откуда взявшаяся тень, особенно четко прорисовываясь вспышками молний, но отнюдь не исчезающая, когда наступало грозовое затишье, ломкой границей рассекая верхнюю треть импровизированного причала, где возникал резкий переход из размягченного светящимся морем полумрака, вобравшего крохотную толику гигаваттных электрических разрядов, в кромешную темноту разлившихся на белом листе бумаге чернил, скрывшим теперь хирургический разрез опустевшего человеческого гнезда. На этой границе они остановились, слегка задыхаясь и даже вроде согревшись после передвижения преимущественно на четвереньках, когда мир сужается до небольшого расстояния между испачканными и мокрыми кистями рук, которые ощупывают и проверяют на прочность стылые железки, выстреливающие при касании их весь скопленный за бог весть сколько времени заряд холода в эфемерную защиту перчаток, отчего суставы промерзают, пальцы отказываются двигаться, а стужа продолжает смыкать стылые когти на горле, с каждым метром все туже и туже, несмотря на горячую спину и стекающий по лицу пот вперемешку с таким же соленым дождем.

Ливень нарастал, пришлось натянуть капюшоны, чтобы избавиться от струящихся по лицу потоков, заползающих в глаза, проникающих под одежду мерзлыми ручьями, более похожими на спускающиеся по отрогам шеи и спины ледники, но наряду с этими мелкими неприятностями в едином шуме шлепающих по железу и поверхности моря крупных дождинок, похожих то на бурные аплодисменты зрителей с мокрыми ладонями, то на хлюпанье под напором хлябей небесных крупных листьев вечно зеленых джунглей, скрывалась, существовала потрясающая чистота, в которой не было и не должно было быть места мертвым осколкам цивилизации, что скрывались за плотной занавесью проливного дождя, и проявлялись лишь нечеткими негативами в грозовых вспышках. Угрюмым корабельным теням несомненно предстояло медленно истаять, раствориться, расплыться по поверхности моря темными пятнами и осесть на дно, освободив место вечному шторму и дождю.

Где-то на недосягаемом верху платформы прорвалась неведомая плотина и обычные дождевые ручьи, сбегающие к морю, опоясывая стоящий на их пути десантный бот высокой и кипящей каймой, начали стремительно наполняться, сливаться в единый водяной ковер, тотчас же выделивший светлыми вешками мельчайшие выступы причального языка, теперь действительно смахивающий на человеческий язык с торчащими из зеленоватой слюны многочисленными вкусовыми сосочками, но вода все прибывала, по ее поверхности расползались темные полосы смытой сверху ржавчины, уходили под воду, тонули спасительные опоры незадачливых альпинистов, и им пришлось вскочить со своих импровизированных кресел, наблюдая за тем, как быстро повышается уровень неожиданного наводнения, подбираясь уже к щиколоткам их ботинок.

Но вот по поверхности потока прокатилась высокая волна, знаменуя новую добавочную порцию воды, стали намокать уже лодыжки, сквозь шум дождя и грохот грозы доносился все нарастающий рев близкого водопада, в однообразную звуковую вязь внезапно вплелось металлическое гулкое эхо.

Вика шагнула в темноту, включив фонарик, от которого было не много толка, так как неровный желтый свет отражался от падающей стены дождя и казалось, что девушка сейчас уткнется в непреодолимую преграду, но она прорвала податливую блестящую пленку и исчезла в глубине, словно погрузившийся в ночное море аквалангист. Павел Антонович и Максим последовали за ней, нагнали Вику, включили собственные фонари, не слишком улучшившие видимость, разве что придав больше блеска и упругости дождевым полотнищам, и, помогая друг другу, продолжили карабкаться по склону, уже не имея возможности видеть и цепляться за утонувший мусор, только спотыкаясь на нем, падая порой в прибывающий поток и ощущая на губах все ту же неистребимую смесь соли, йода и ржавчины.

Напор течения возрастал, приходилось не вытаскивать всю ногу из воды, чтобы сделать очередной шаг, а шаркать по металлу, стараясь не терять сцепления между поверхностью склона и подошвами, чтобы смывающая все на своем пути вода не сорвала их, не подхватила и не унесла в море, по дороге смяв о борт десантного бота, как пустую яичную скорлупу, причем теперь относительно легче было Максиму, чье вооружение превращало его в надежный, увесистый якорь, и он шел позади, подталкивая в спины Вику и Павла Антоновича, когда те начинали скользить вниз.

Рев водопада бил в уши, уровень воды поднялся Максиму по пояс, а миниатюрная Вика брела в ней по грудь, дождь потерял привычную отвесность и, смешавшись с брызгами извергающейся с платформы воды, летел по таким запутанным траекториям, что людей нисколько не спасали их капюшоны. Павлу Антоновичу, вместе с Максимом подхватившим девушку под руки, казалось, что несмотря на все сигналы вестибулярного аппарата, он в настоящее время занимал не вертикальное положение, а разлегся под ливнем на спине, подставив тому свое разгоряченное лицо, отчего в капюшоне образовалось небольшое озерцо, при каждом шевелении выплескивающееся за шиворот.