Истоки средневекового рыцарства - Франко Кардини

На эту двойственность, с одной стороны, связанную с консервативным и, так сказать, "послеязыческим" периодом и, с другой - обусловленную духовным настроем воинов, указывает, в частности, поведение саксов на реке Лех [118]. Посты и молитвы входили в план подготовки саксов к битве. Оттон дал обет св. Лаврентию, чьим именем был освящен день решающего сражения, назначенного на 10 августа. Оттон пообещал святому превратить свой дворец в Мерсебурге в храм и сделать город местопребыванием епископа. Духовное содержание всех этих церемоний было вполне христианским. Однако причина, побудившая саксов поступить таким образом, да и сама форма церемоний напоминают магический военный ритуал. Здесь и воздержание, соблюдаемое воином накануне решительного испытания, и осыпание проклятиями врагов. В общем, война воспринимается ими как своеобразный ритуал жертвоприношения.

Такого рода спиритуализм нуждался в соответствующих образцах, примерах для подражания. Культ военных святых укреплялся. Каролинги, разумеется, не могли пренебречь таким национального масштаба святым, каким был для франков св. Мартин. Слава его была чересчур широка, кроме того, он являлся святым-покровителем предшествующей династии Меровингов: предать его забвению значило напомнить всем еще раз о незаконном происхождении монархии Пипина. Следовательно, культ св. Мартина необходимо было "сделать своим". Плащ св. Мартина по-прежнему служил боевым знаменем. Наряду с консервацией меровингскйх культов Каролинги пытались насаждать и свой собственный спиритуализм и новых военных святых. Особый интерес представляет с этой точки зрения св. Мария, чья икона нередко выполняла защитные функции в войнах с византийцами. В 876 г. Карл Лысый подарил Шартрскому собору святую тунику Марии. В 911 г. Роллон, тогда еще язычник, взял Шартр в осаду. Согласно легенде, при появлении на крепостном валу епископа, вздымавшего, подобно знамени, святую тунику, викингов охватил вдруг панический страх, и они обратились в бегство. В" данном, как и во многих других частных случаях реликвии или святой образ, появляющиеся над стенами осажденной крепости, выполняют вполне определенную апотропеическую роль, известную как в античности, так и на Востоке.

Произошло дальнейшее усиление культа архангела Михаила, которого по праву можно назвать главным небесным воином. Позднее покровитель Израиля и Византийской империи стал также покровителем империи Оттона. По нашему мнению, правы те ученые, которые полагают, что за приверженностью Оттона и его подданных культу архангела скрывается более глубокая причина, связанная с дохристианской традицией саксов. Изображение св. Михаила украшало знамя Оттона I. Быть может, в этом содержался намек на дракона, который являлся священным знаком саксов-язычников и который еще в XII в. фигурировал в качестве излюбленного образа норманнов. То ли в связи с этим языческим прошлым, то ли из-за чрезмерной популярности архангела Михаила среди народных масс поклонение архангелу возбудило подозрения церкви. На это указывает, в частности, тот факт, что в 932 г. Эрфуртский собор принял постановление, ограничивающее количество месс, посвященных св. Михаилу в благодарность за дарование военных побед.

Обеспокоенность святых отцов, собравшихся в Эрфурте в период наиболее жестоких и опасных нашествий венгров, показывает, что вряд ли уж столь произвольным было высказывавшееся ранее предположение, что популярность архангела Михаила среди народов, подвергшихся христианизации, следует рассматривать как сохранение в новом одеянии прежних древних военных культов. На символическом (или тотемическом?) уровне основным элементом равновесия при переходе от старой к новой религии, быть может, являлось как раз сохранение сакральности дракона, побежденного и превращенного Библией в сатанинский символ, однако по-прежнему остававшегося знаком воинской доблести и внедренным в иконографию архангела. С точки зрения этой иконографии образ дракона, хотя и наделен концептуально негативным значением, играет роль связующего звена с миром предков. Заметим также, что в самый разгар рыцарской эпохи троица великих покровителей рыцарства - Дева Мария, архангел Михаил и св. Георгий - связана общим знаменателем - борьбой с Древним змеем и победой над ним.

Уже в конце VII в. можно встретить обращения к определенным святым с молитвами о даровании военной победы. Эти святые делятся как бы на две категории. К первой, по мнению ряда ученых, правда с оговорками, относятся святые-покровители, на помощь которых принято рассчитывать в случае войны. Это св. Ремигий в Реймсе, св. Иларий в Пуатье, св. Криспин и св. Криспиниан в Суассоне, св. Альбан в Майнце, св. Амвросий в Милане, св. Перпетуй в Утрехте, св. Павлин в Трире. Следовательно, эта функция лишь отдельный аспект более общей характеристики святого-покровителя вообще. Вторую группу составляют святые воины-защитники, как правило, византийского происхождения. Их культы получают широкое распространение в период крестовых походов, но еще в период раннего средневековья эти культы проникают в пограничные латино-греческие районы (Южная Италия, балкано-дунайский регион), заносятся на Запад паломниками, возвращающимися из Святых земель, или же воинами, отслужившими наемниками в Византии. В одной немецкой поэме IX в., посвященной св. Георгию, например, ничего не говорится о его борьбе с драконом. Этот эпизод оставался неизвестным вплоть до XII в. В поэме сказано только о мученической смерти святого. Но текст сам по себе свидетельствует о широком распространении культа св. Георгия уже в то время.

Типичным для оттоновской эпохи был культ св. Маврикия, командовавшего Фиванским легионом. Так, "святым копьем" Маврикия потрясал Оттон I во время сражения на реке Лех. Вместе со св. Лаврентием, чей праздник как раз приходился на день сражения, св. Маврикий также был объявлен покровителем двух новосозданных архиепископств - Магдебурга и Мерсебурга. Эти архиепископства были основаны Оттоном I и папой Иоанном XII в феврале 962 г. вскоре после коронации императора. Таким образом, св. Маврикий вместе со св. Лаврентием был мистическим победителем на реке Лех. Он становится покровителем миссионерской церкви и косвенно, учитывая воинствующий характер миссионерства Оттона, миссионерских войн. Маврикий и Лаврентий представляют два различных типа военного святого. Маврикий стал таковым благодаря своей мученической смерти. Лаврентий же, по сути дела, был обязан своей славой случаю - битва на реке Лех произошла в день его поминовения.

В самом деле, всякая попытка выделить из католической житийной литературы категорию "военного святого" неизбежно наталкивается на многочисленные противоречия. Только что, например, нами были упомянуты св. Мария и покровители ряда отдельных церквей. Кроме того, следует подчеркнуть, что некоторые величайшие святые христианского мира благодаря своему чрезвычайно высокому престижу в качестве основателей монашеских орденов или чудотворцев также пользовались статусом защитников христиан во время войны. Так, в одном житийном тексте, относящемся к концу IX в., говорится о том, что во время сражения франков с викингами св. Бенедикт вел под уздцы коня, на котором восседал предводитель христианского воинства, и побивал своим посохом неверных. Другой случай - перенос культа святых из места происхождения в иную географическую точку, закрепление культа в той или иной христианской армии. Вспомним, к примеру, что культ св. Сатурнина Тулузского превратился в "национальный культ" аквитанов и был ими насажден в Каталонии в результате каролингского завоевания.

Строго говоря, "военным святым" можно назвать лишь того, кто при жизни занимался военным ремеслом. Тем самым он был как бы лучше приспособлен к тому, чтобы стать образцом для военного сословия периода IX-Х вв. Этому способствовали также теологические разработки теории "государственных обязанностей", подлинный расцвет которой пришелся как раз на каролингскую эпоху. Конечно, процесс этот характеризовался некоторой двусмысленностью, ибо такие, например, мученики, как Георгий, Себастьян или Мартин, демонстративно покинули ряды войска кесаря. Уход из армии был для них необходимым этапом на пути обращения в "воина христова". Продолжение своей профессиональной деятельности не вызвало никаких проблем при обращении в христианство у св. Кузьмы и св. Дамиана, так как и тот и другой были лекарями. Св. Элигий также мог спокойно заниматься своим кузнечным ремеслом. Иначе обстояли дела с теми, кто был воином-профессионалом. Какой, однако, парадокс, что на алтарях чтили Георгия и Мартина как воинов, тогда как именно отказ от этого ремесла и явился в их жизни главной вехой на пути обращения в новую веру, своего рода залогом их будущей святости. Противоречие это бросается в глаза и сегодня. Вряд ли его могли обойти вниманием и в те времена.