Айен - Ася Церн

На пропускном пункте в Военное поселение Даниэль ощутил, как холод подбирается к его душе. Снова увидеть иней на окнах сейчас, когда в ласковой Аз-Тархани уже цвели тюльпаны, оказалось неприятно. Расположившись в заброшенном доме сестры, который был закрыт всё время на замок, тётушка подозвала мальчика к себе.

— Мой милый племянник. Я пойду к сестре. Ты идёшь со мной или остаёшься убирать пыль? Идёшь? Как хорошо. Увидишь маму. Жаль, что ты ничего не говоришь почти. Ты вообще-то не онемел? Что я скажу дорогой сестре? Загубила парня. Открой рот. Покажи язык. Горло в порядке. Закрывай.

Мальчик и правда говорил немного. А зачем, коль и так всё ясно? Да и про сны с тёткой особо не поговорить. Зато он много читал, создавал оружие и тренировался, участвуя в драках «улица на улицу», регулярно приходил битый, в ранах, но молчал.

— Вот о чём не мечтала я никогда, так видеть тюремные бараки лорда, счастлива бэзумна, экстаз, — прошептала тётушка, надевая маску приветливости при виде охранника. Тот принял в дар порошки от хандры, благоговейно выслушал оханье дамы «ах, как вам бедным мущинкам тут в сырости работается, вот вам носочки вязанные», увидев мальчика, зачем-то похлопал его по плечу:

— А тебя вроде Даня зовут?

— Я не Даня, а Дан, — вырвался мальчик.

Как только охранники ушли, под тётушкины улыбки и махания ручкой, проведя гостей к месту заточения преступницы, настроение сцены резко изменилось.

— Сестра, это я, твоя Изольда. Посмотри на меня, сестра. Я уже накопила денег, я буду давать взятки всем, кто раскроет передо мной свой кошелёк, чтобы тебя выпустили раньше. Только умоляю, сестра, не бунтуй, не гневи их. Мне рассказали, что ты орёшь про Лорда, что он задолжал тебе счастья, но дорогая сестра, все знают, он мразота, но законы тут устанавливает именно он. Посмотри на своего сына, я привезла его!

Тётушка плакала, повиснув на решётке, обращаясь к скрюченной фигуре в темноте камеры. Дан никогда не видел тётку в таком состоянии. Он подошёл ближе и тихонько подал голос:

— Мама.

Из угла резко вскочила на колени женщина в кандалах и так же на коленях приблизилась к пришедшим.

Дан увидел подсохшие язвы у неё на ступнях, руки были худы, ногти обломаны. Глаза цвета хурмы. Мама в лапах елей. Даниэль застыл. Женщина прикоснулась руками к его лицу.

— Ты хорошо смотришь за ним, сестра, спасибо тебе. Пусть он никогда не работает на Лорда. Это единственная моя просьба. Но прости, сестра, я никогда не буду врать и притворяться. Когда-нибудь я выйду отсюда. Но не позволю себе жевать лживые чувства во рту. Прошу, не привози его сюда, нехорошо, чтобы он видел меня такую.

Даниэль молча, не меняя выражения лица зарыдал. Щёки его мгновенно стали мокрыми, как и рот, слёзы текли и из носа.

— Я буду приезжать, мама. Я хочу видеть тебя любую. Я клянусь, что никогда не буду работать на Лорда. Но я хочу никогда не забыть того, что он сделал с тобой.

Из тюрьмы выходили двое. Дама постоянно вытирала мальчику лицо, которое становилось мокрым в считанные секунды. Но ни одного всхлипа никто так и не услышал.

— Аллергия, — улыбаясь прокомментировала тётушка охранникам.

Вечером собрались знакомые, посудачить о том о сём, Дан увидел Космею и компанию, но не двинулся с места, уж очень хотелось послушать, о чём говорят взрослые, вдруг про Лорда.

Новостей было не много, люди вспоминали тех, кто погиб давно, во времена жуткой холодной зимы. Сам Даниэль плохо это помнил.

— Тогда многих похоронили. А других поразила странная болезнь — язвы на ногах кровоточили и не проходили. Но на удачу к нам забросило судьбой одного шамана, что изготовил лекарство в считанные часы, потому что его дочь тоже была заражена. Так всех и вылечили, даже заключенных! Таково было условие шамана: в первую очередь лечим заключённых, потом выдаём всем остальным. Офицеры крепости были так надломлены происходящим кошмаром, что были согласны на всё, заодно решили, что если этот мужик — шарлатан и хочет всех убить, то сначала умрут преступники, что неплохо в общем-то. А лекарство всем помогло!

Тётушка попросила чудо-лекарства себе пару капель, изучить на досуге, и ей дали. А ещё принесли подарок Даниэлю — рождённому на Плавучем Причале, кинжал с гравировкой Грота. Мальчик сразу оценил качество заточки и эргономику рукояти, поблагодарил, склонившись, но для себя решил, что всё равно «допилит» его до совершенства.

Маму отпустили на свободу через десять долгих лет. Юный лекарь встретил на пороге тёткиного особняка тощую женщину с грустными глазами и молча впустил её в дом. Он смотрел, как она легонько касалась перил, стен, кухонных столов, как с лёгким ахом распахивала шкафы с платьями, как открывала окна. Как тёплый восточный ветер трепал её чёрные волосы и как губы мамы тихонько начинали улыбаться. Он стоял в дверном проёме и держал своё сердце, готовое выпрыгнуть через жёсткую ткань камзола.

Мама не осталась жить в особняке. Она сняла комнатку в переулке у реки, стала зарабатывать тем, что продавала корзины, которые сама плела из ивовых лоз. Иногда она бралась за другие работы — выгуливала собачек, брала на передержки кошек. Мальчик остался жить у тёти, по общей договорённости, поскольку мама боялась, что будет ужасной матерью, отвыкнув жить с нормальными людьми.

Дан часто навещал её, мечтая каждый раз, что сегодня он увидит на миллиграмм меньше скорби, но нет, такого не было. Она оттаяла только снаружи, его мама. Но сердце её по-прежнему было «в лапах елей».

Однажды тётушка засобиралась в поездку, сообщив племяннику, что семья Айен уехал в тёплую деревеньку, и до неё теперь ближе, чем в этот проклятый Причал. Дан засобирался тоже, поскольку как раз третьего дня прочёл легенду, что в тех краях растёт необычайный цветок, амелис, в сердцевине которого вызревает драгоценный камень. Тётка сразу поняла, какие мысли у мальчика, опять эти камни легендарные ищет, но сказала лишь, округлив свои