Изумрудный лебедь - Джейн Фэйзер

Он взял у нее полотенце и осторожно промокнул ее лицо.

— Они моя семья!.. — рыдала Миранда, отталкивая его руку. — Что вы такое им сказали, как вы заставили покинуть меня?

— Они поняли, что так будет лучше. Они сделали это ради твоего счастья.

Теперь он и сам услышал ноту отчаяния в своем голосе и вдруг понял, что ничего не добьется. Он должен взять себя в руки, чтобы доказать Миранде, что поступил правильно. Он притянул ее к себе и, когда она попыталась вырваться, сжал еще крепче.

— Перестань сопротивляться и послушай меня. Как я могу тебе что-нибудь объяснить, если ты будешь вырываться?

Миранда прекратила борьбу, поняв, что при всей своей ловкости вырваться из его хватки не может. Она почувствовала, что дыхание ее срывается, грудь болит, в горле першит, а глаза щиплет от недавних слез. Но плакать ей уже не хотелось. Она больше не сопротивлялась и оставалась неподвижной, но напряженной, как тетива лука.

Гарет провел пальцем по ее губам, потом по щеке. Она не двигалась и никак не отвечала на ласку. Глаза ее оставались открытыми, но она не смотрела на него.

— Я высказал твоим друзьям опасение, что их близость помешает тебе должным образом сыграть роль Мод, ведь ты будешь постоянно убегать к ним, как только тебе захочется с ними повидаться. — Голос его звучал твердо и убедительно. — Я объяснил, что тебе будет трудно делить свое время и преданность между ними и мной, что ты постоянно будешь чувствовать свою ответственность за них, будешь думать о них и желать им помочь, и потому тебе будет трудно уделить должное внимание своей роли, столь отличной от твоих обычных представлений.

Миранда слушала его размеренный, спокойный голос, чувствовала его дыхание на своих волосах. Рука его гладила ее волосы. Обнаженная грудь прикасалась к ее груди, и сквозь тонкую ткань платья она чувствовала тепло его тела.

— И мама Гертруда и Бертран, оба согласились, что тебе будет легче, если они уедут.

— Они сами так решили? — спросила она и в первый раз за все это время посмотрела ему прямо в глаза.

Гарет кивнул и провел пальцем по ее щеке, стараясь успокоить.

— После того, как я им все объяснил.

— Но почему они не попрощались? Куда отправились? Где я смогу их найти?

— Все будет хорошо, — прошептал он, приподнимая ее личико за подбородок. Теперь его рот был на уровне ее губ, и, как только она попыталась задать новый вопрос, он закрыл ее губы поцелуем. Гарет оторвался от нее, только чтобы пробормотать: — Поверь мне, малышка. Ты должна мне доверять. Ни о чем плохом больше не думай.

Невольно глаза Миранды закрылись, хотя она пыталась сопротивляться его ласкам, но тело ее готово было сдаться, предательское и непокорное ее воле. Ее сознание говорило, что объяснение его было логичным, и все же где-то глубоко внутри какой-то голосок кричал ей, что-то было не так. Ей хотелось верить ему, хотелось отдаться ласке его ловких, умелых пальцев, уже распускавших корсаж, а губы его, продолжавшие целовать ее, утверждали его правоту. Но где-то в самой глубине ее существа все-таки гнездилась боль.

Она попыталась отстраниться, вырваться, но его пальцы крепко удерживали ее за подбородок, притягивая все ближе и ближе. Свободной рукой он ласкал ее обнаженную грудь, и она тотчас же отозвалась на его прикосновение: розовый бутон отвердел и приподнялся независимо от ее воли и желания. По всему ее телу разливалось приятно покалывающее тепло, а внизу живота она ощутила уже знакомое страстное томление. И все же Миранда еще

пыталась сопротивляться. Она сжимала губы, будто защищаясь от его настойчивой чувственной атаки, направленной против ее обиды, гнева и недоверия. Но кончик его языка уже нежно ласкал изгибы ее губ, будто пробуя их на вкус, не грубо, не настойчиво, но медленно, неторопливо, а рука все так же придерживала ее за подбородок.

В течение всей этой долгой одинокой ночи она жаждала этих ласк, до боли желала их, и теперь тело предавало ее, отказываясь признавать что-либо, кроме собственного ненасытного желания. И ее сознание будто засыпало, убаюканное ласками любимого, пока от ее сопротивления не осталось всего лишь слабое, едва слышное эхо.

Как только он это почувствовал, его поцелуи стали горячими, обжигающими, настойчивыми, и под его натиском губы ее полураскрылись. Теперь ее грудь была плотно прижата к его телу. Она слышала биение его сердца и чувствовала нажим его отвердевшей плоти между бедрами. Из последних сил она попыталась оттолкнуть Гарета, но его рука скользнула под юбку и теперь ласкала ее нежную плоть, а он все продолжал целовать ее.

Миранда ощущала сладость этого плена. Инстинкт говорил ей, что его победа принесет ей мир и покой и ее душа перестанет болеть.

Гарет ощутил ее готовность сдаться, ощутил ее огромную потребность в нем и в их близости, ее жажду быть любимой. Кожа ее стала горячей, ее охватил почти лихорадочный жар. Глаза Миранды казались огромными, сияющими, расширенными от желания, и теперь она неотрывно смотрела ему в лицо. Гарет выпустил ее подбородок, но другая его рука продолжала ласкать ее. Он спустил с ее плеч уже расшнурованный корсаж и принялся целовать выемку на ее шее, крепко прижимаясь губами к отчаянно бьющейся жилке. Потом его горячие губы переместились ниже, на грудь, дразня и мучая ее ожиданием наслаждения. Его язык ласкал и возбуждал ее отвердевшие соски до тех пор. пока из уст ее не вырвался глухой стон.

— Теперь ты мне доверяешь, малышка?

Вместо ответа она потянулась, ее руки охватили его лицо, она провела пальцем вдоль жестко очерченного подбородка, потом спустилась к мощной шее. Теперь она сознавала, что он берет на себя ответственность за них обоих и что сейчас она может отдаться в его полную власть и он не воспользуется ею во зло. Она знала, что он даст ей успокоение. И в этом она могла довериться ему.

Теперь он лежал поверх нее, продолжая ласкать ее тело, шепча нежные и восторженные слова и наслаждаясь все новыми чувственными радостями, которые находил в ней. Она отвечала ему стонами и бессвязным бормотанием, но именно этого он и ждал от нее, вынуждая ее открывать и показывать ему те потаенные места и те ласки, которые доставляли ей наибольшее наслаждение. Она, погруженная в какое-то странное оцепенение, будто плыла по течению, больше недоступная боли, смущению, отдаваясь восхитительному забвению тела, ума, души и на каждую его ласку отвечая криком чистой радости.

Она еще не вернулась в этот мир, она еще купалась, плавала в наслаждении, когда Гарет поднял ее и положил на постель. Он стянул с себя бриджи и лег рядом с ней. Потом встал на колени между ее широко раздвинутых бедер и приподнял так, что ее ноги оказались у него на плечах. Руки его скользнули под ягодицы. Он приподнял их с постели и медленно и нежно вторгся в ее тело. Он проник в нее глубоко, как ей показалось, в самую сердцевину ее тела, наполнив всю сладостной болью, которую она с трудом переносила, но лишиться которой было бы для нее еще мучительнее.