Запретные удовольствия - Мисима Юкио

Минору представлял себя на месте приятеля, сопровождающего такого героя. Он до глубины души был уверен в храбрости своего господина. Он был безупречным слугой, который осознавал, что, когда придет время ему умереть, он умрет вместе со своим хозяином. В результате он выражал не любовь, а скорее сексуальную подчиненность, радость от воображаемых самоотречения и самопожертвования. Что он выставлял напоказ, так это совершенно естественное мальчишеское пристрастие к мечтам. В своих снах однажды ночью Минору увидел Юити и себя на поле битвы. Юити был красивым молодым офицером, а Минору – его ординарцем. Их поразили одновременно в грудь ружейные пули, и они оба умерли, в объятиях друг друга, слившись в поцелуе. В другой раз Юити был молодым мореходом, а Минору – юнгой. Они высадились на тропический остров, и, пока они там находились, корабль по приказу коварного капитана поднял паруса. На острове на них напали дикари. Они отражали удары отравленных стрел, пользуясь огромной створкой раковины морского гребешка вместо щита…

Ночь, которую они провели вместе, была сказочной. Вокруг них кружился водоворот гигантского враждебного мира. Злодеи и злейшие враги, дикари и убийцы радовались их несчастьям. Минору печалился, что не может спать с пистолетом под подушкой. Что бы он смог сделать, если бы какой-нибудь негодяй, спрятавшийся в гардеробе, стал прицеливаться в их спящие тела из револьвера? Он не мог не чувствовать, что Юити, сон которого не тревожили подобные фантазии, обладает храбростью, несравнимой с храбростью других.

Беспричинный страх, от которого Минору так стремился избавиться, неожиданно превратился в сладкие мифические опасения, от которых он чувствовал только радость жизни. Когда ему встречались заметки в газетах о незаконной торговле опиумом и тайных обществах, он обычно жадно прочитывал их, примеривая каждый случай на себя.

Юити слегка заразился этими мальчишескими чудачествами. Упрямая предвзятость против общества, которую когда-то питал Юити и от которой до сих пор не избавился, в этом мечтателе поощряла фантазии, романтическую неприязнь, склонность к риску, как у древних римлян, плебейскую оборонительную позицию по отношению к суду и дворянству, упорное беспричинное предубеждение к толпе. Увидев это, Юити почувствовал себя лучше. Более того, когда он понял, что источником вдохновения был он сам, он изумился своей непостижимой власти.

– «Эти парни», – только так, а не иначе мальчик называл представителей высшего общества, – охотятся за нами, верно? Нам надо проявлять осторожность, – любил повторять Минору. – Этим парням хотелось бы видеть нас мертвыми!

– Что ты имеешь в виду? «Этим парням» на нас наплевать. Они презрительно морщат свои носы и идут мимо, только и всего, – говорил его защитник, на шесть лет старше.

Однако его суждения не убеждали Минору.

– Вот те на! Вот уж эти женщины… – Минору плюнул в направлении проходящей мимо стайки девчонок-студенток. Затем он бросил несколько бранных слов с сексуальным подтекстом, которые только недавно узнал, так чтобы девчонки могли слышать: – Ну, эти женщины… что они собой представляют? Все, что у них есть, – так это вонючий грязный карман между ног, разве не так? А засовывают им в этот карман один хлам.

У Юити, который конечно же держал в секрете, что у него есть жена, подобное высказывание вызвало улыбку.

На прогулки, совершаемые прежде в одиночестве, Минору теперь ходил с Юити. Повсюду на всех углах темных улиц сидели в засаде воображаемые убийцы. Без единого звука они крались за ними по пятам. Ускользать от этих несуществующих врагов, или дразнить их, или играть с ними шутки было излюбленным времяпрепровождением Минору.

– Смотри, Ю-тян! – Минору вознамерился проделать трюк, который определенно повлечет за собой погоню. Мальчик вынул изо рта жевательную резинку и прилепил его к дверной ручке блестящего автомобиля, явно принадлежащего какому-нибудь иностранцу. Проделав все это, он повел себя так, будто был совершенно ни при чем, и потащил Юити прочь.

Однажды вечером Юити отправился с Минору на крышу горячих источников в Гиндзе пить пиво. Осушив одну кружку, мальчик решил повторить. Вечерний ветерок на крыше был довольно прохладным, их рубашки, прилипшие к потным спинам, начали надуваться ветром, словно паруса. Красные, желтые и цвета морской волны фонарики раскачивались над темной танцплощадкой, пока несколько пар попеременно танцевали под музыку гитары. Юити и Минору, хотя им и хотелось танцевать, к ним не присоединились. Здесь было не принято, чтобы мужчины танцевали друг с другом. Они пристально смотрели на забавы других и, заразившись общим весельем, оставили свои места за столиком, чтобы постоять у ограждения. Мерцающие огоньки улицы окутывал летний вечер. Они решили, что, должно быть, это парк отдельного дворца Хама. Юити обнял Минору за плечи. Посреди леса начало подниматься зарево. Огромный зеленый шар фейерверка выстрелил в небо, затем с громоподобным шумом он пожелтел, затем сжался в ярко-розовый зонтик, затем взорвался искрами и исчез, и тогда все стихло.

– Как это красиво, верно? – заметил Минору. Он переиначил фразу из какого-то детектива: – Если взять всех парней в мире и убить их и сделать из них фейерверки – всех парней, которые доставляют неприятности, одного за другим поубивать и отправить в небо в виде фейерверков, – во всем мире останемся только мы с Юити!

– Тогда откуда появятся дети?

– Кому нужны эти дети? Если мы женимся и заимеем детей, детки вырастут и станут нас дурачить, а если нет, то станут точно такими же, как мы, только и всего.

От этих слов Юити передернуло. Он чувствовал, что только чудом ребенок Ясуко оказался девочкой. Юноша ласково сжал плечо Минору. В этом мятежном духе, который был скрыт за мягкими мальчишескими щёками Минору и за его чистой улыбкой, Юити почему-то обычно находил успокоение для своего, по существу, беспокойного характера. В результате их симпатии укрепляли чувственную связь между ними, которая, в свою очередь, взращивала самый существенный, самый порядочный элемент их отношений – дружбу. Богатое воображение мальчика давало юноше почву для сомнений и подстегивало его собственное воображение. Таким образом, даже Юити погрузился в детские мечты. Однажды, к примеру, он не спал всю ночь, серьезно представляя, что отправляется в экспедицию в верховья Амазонки.

Когда стало совсем поздно, они пошли к лодочному причалу на берегу напротив Токийского театра, намереваясь прогуляться на лодке. Все лодки стояли на якоре, свет в будке у лодочного причала был выключен, а на двери висел замок. Ничего не оставалось, как усесться на досках причала и курить. Театр на противоположном берегу был закрыт. Театр Симбаси по другую сторону моста справа был тоже закрыт. В воде не отражалось никакого света. Казалось, с этой темной спокойной поверхности больше не поднимается тепло, сохранившееся от жаркого дня.

Минору потер лоб.

– Смотри, у меня потница! – Он продемонстрировал Юити едва заметное покраснение на коже. Этот мальчик показывал все своему возлюбленному: тетрадки, рубашки, книжки, носки – любую новую вещь.

Неожиданно Минору расхохотался. Юити посмотрел на темную тропинку вдоль реки рядом с Токийским театром, узнать, что так его рассмешило. Какой-то старик в наряде для купания упал с велосипеда. Видимо, он неудачно приземлился и никак не мог подняться на йоги.

– Милое дело, ездить на велосипеде в его-то возрасте! Жаль, что он не упал прямо в реку!

Юити не мог избавиться от мысли, что Минору во многом похож на него.

– Должно быть, ты живешь с постоянным другом. Как тебе удается задерживаться так поздно и выходить сухим из воды?

– Полагаю, его слабое место в том, что он меня любит. И в придачу он усыновил меня. Это законно.

В слове «законно», произнесенном устами этого мальчика, было что-то вызывающее смех. Минору продолжал:

– Догадываюсь, что у тебя тоже есть постоянный друг.

– Да, но он всего лишь старик.

– Я пойду и убью этого старика.

– Ничего не выйдет. Он из тех, кто не умирает, когда его убивают.

– Почему, ну почему всем красивым, молодым, веселым парням приходится быть пленником кого-то?

– Так удобнее.

– Они покупают тебе одежду и дают тебе деньги. И ты привязываешься к ним, хотя их ненавидишь.

Высказавшись, мальчик набрал в рот слюны и смачно плюнул в реку.

Юити обнял Минору за талию. Затем он приблизил губы к щеке мальчика и поцеловал его.

– Это ужасно, – сказал Минору, отвечая на его поцелуй. – Ты целуешь меня, и у меня наступает эрекция. И тогда я совсем не хочу идти домой.

Через некоторое время Минору воскликнул:

– Ой, цикада!

Тишину, последовавшую после того, как трамвай прогрохотал, проезжая через мост, разорвал успокоительный, затейливый звук ночной цикады. В этой местности было не много зелени. Цикада, должно быть, случайно попала сюда из какого-то парка. Она летела низко над поверхностью реки, затем полетела на свет фонарей на мосту справа, где вились ночные бабочки – медведицы.