Три высоты - Георгий Береговой

Я поставил на место стул, сел и, раскрыв на чистой страничке тетрадь дневника, записал: «11 часов 27 минут. Выспался хорошо, спал, как и все прежние здесь ночи, крепко, без сновидений. Позавтракал с аппетитом. Голова ясная, самочувствие ровное, приподнятое».

И это было чистейшей правдой: как ни странно, настроение у меня ничуть не испортилось. Таким оно и оставалось до конца дня.

День сжигал время, как мотор горючее, в привычной работе. Нового в ней для меня ничего уже не было, да и не могло быть. Пилотирование, единоборство с приборами, тесты…

Работая, я нет-нет да и поглядывал на стопку книг, лежащих с краю стола: над ней, едва касаясь крохотными колесами шасси потрепанной обложки какого-то детектива, парил мой выструганный из куска дерева «як». Хвост его был опущен, а нос горделиво вздернут. Казалось, он вот-вот вздрогнет, быстро наберет скорость — и оторвется. Да что оторвется! Он давно уже в небе, он давно летит… Слившись с машиной, став с ней единым целым, все выше и выше уходит невидимый мне пилот. Кто он, этот пилот? Куда летит?..

Впрочем, я давно уже знаю: он — это я…

Нет, сурдокамера здесь ни при чем. Нервы мои в полном порядке, сознание, как никогда, свежо и ясно. Если уж в чем и виновны ее непроницаемые, отрезавшие меня от внешнего мира стены, так разве в том, что заново помогли мне продумать собственную судьбу.

Я не был из тех редких удачников и счастливцев, кто, рано угадав свою цель жизни, упорно и уверенно шел к ней, делая вместе с тем и собственную судьбу. Мне удалось лишь то, что удается всякому, кто этого по-настоящему хочет. Удалось взвешивать свои желания, чтобы контролировать свои поступки, удалось не разбрасывать себя, не петлять в поисках легких путей и решений — не размениваться по мелочам. Но смешно утверждать, будто я обладал какими-то особыми качествами, благодаря которым мне чуть ли не на роду было написано участие в одном из грандиозных свершений человечества — освоении космоса. Я об этом не мечтал. Долгое время даже не знал толком о проделанной уже в этом направлении работе. Моя жизненная задача, как я ее понимал, сводилась к другому — найти свое место среди людей. Не первое подвернувшееся под руку и, конечно, не такое, которое принято называть «теплым местечком», где уютно и мирно можно продремать весь свой век. Я хотел отдавать себя людям, растрачивать отпущенные природой силы, чтобы ничего не унести с собой, когда придет мое время уйти, а оставить все здесь, на земле. Ради этого я старался не оказаться как-нибудь невзначай в обозе, стремился жить на предельных для себя оборотах, на самых жестких, критических режимах. Иначе жить я попросту не умел.

Я смотрю в последний раз на свой «як», который стал немым свидетелем моих дум и воспоминаний. Завтра я заберу его с собой, и он навсегда останется памятным для меня сувениром. Но это будет завтра. А сейчас по графику время ложиться спать.

С чувством удовлетворения и какой-то полноты души я перевернул последнюю страничку графика. Все позади, все, что нужно, сделано. Через несколько часов для меня должна открыться дверь в наш сложный, удивительный и прекрасный мир. А может быть, и в космос?

За пределами кривизны

Это не новость: сказать, что Земля, если смотреть на нее сверху, из космоса, вовсе не кажется такой бескрайней, какой привыкли ее считать люди. В сущности она совсем крохотная, наша Земля — пылинка во Вселенной, которую нам абсолютно необходимо сохранить. Другой такой нет. Нигде нет. Земля — одна…

Нил Армстронг, глядя на нее с Луны, на поверхность которой он высадился вместе с другим американским космонавтом — Эдвином Олдрином, сравнил Землю с голубым апельсином, лишь чудом не затерявшимся в бездонных и бескрайних космических пространствах. Апельсин не апельсин, но то, что Земля — шар, тут возражать не приходится. Мы все это знаем с раннего детства. Мы к этому привыкли. И так же, наверное, как и остальных, меня это ничуть не удивляло: шар так шар. Не конусом же ей, в самом деле, быть или, скажем, параллелепипедом. И все же, когда я собственными глазами увидел под собой кривизну, которую мы называем земной поверхностью, или еще проще — Землей, меня это потрясло! Я словно узнал об этом впервые: кривизна шара то, на чем стоят наши города, растут рощи и сады, текут реки и ручьи, рябят волной моря и озера… Кривизна эта — наш мир. За пределами ее — все остальное: звезды, галактики, Вселенная…

Как многие до меня и как многие после, находясь на борту несущегося над кривизной Земли космического корабля, я четко и до конца осознал, что космос стал для человечества реальностью. Не той, что связывали с существованием звезд и галактик ученые в обсерваториях или посетители планетариев, а реальностью, властно вторгнувшейся в нашу повседневность, изменившей не только наш способ ощущать, видеть, мыслить, но и вместе с тем нас самих. Люди стали чувствовать себя не только гражданами своей страны, не только представителями какой-либо нации, народа, расы, но еще и землянами. И пусть это слово пока не успело войти в повседневный обиход, пусть его еще редко произносят вслух, но то самоощущение, которое связано с ним, уже возникло и никогда не исчезнет.

Кстати, слово «земляне» пустил в обиход Циолковский. Великому русскому ученому не понадобилось ждать развития современной техники, он сумел подняться в космос силой своего воображения, мощью творческого разума. Видя в людях землян, он объединял всех единой целью. «Человечество не останется вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство», писал он, подчеркивая наряду с неизбежностью освоения космоса жизненную необходимость в этом для обитателей нашей планеты. Ошибся Циолковский, пожалуй, лишь в малом. Человечество вторглось в космос далеко не так «робко», как предполагал ученый, а решительно и по-хозяйски уверенно. Тысячи самого различного назначения спутников выведены на орбиту — многие из них работают для всего человечества. Космические корабли обживают не только околоземное пространство, они отправлялись и отправляются к другим планетам.

И все же Земля пока остается единственным нашим домом. Не колыбелью человечества, а единственным, ничем не заменимым обжитым общим домом, за порогом которого лишь беспредельная пустота и немой мрак космического холода. Звезды? Иные миры? Пока это лишь надежда, лишь стратегическая цель человечества. Пока нам остается как можно тверже и как можно быстрее усвоить то, что Земля — одна, что, несмотря на бесчисленность миров, другого мира, где бы мы могли жить, для нас нет.