Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина - Александр Пыльцын

«65-я Армия, не встречая в Беловежской Пуще особого сопротивления со стороны противника, вырвалась вперед и тут попала в неприятную историю. Не обеспечив фланги, армия была атакована с двух сторон частями двух немецких танковых дивизий. Они врезались в центр армии, разъединили ее войска на несколько групп, лишив Командующего на некоторое время связи с большинством соединений и управления ими (выделено мною. – А.П.). Командование фронта послало на выручку стрелковый корпус и танковую бригаду. Положение было восстановлено. Но Павлу Ивановичу пришлось пережить тяжелые минуты».

А вот что об этом же случае сообщил в своей книге «…специального назначения» маршал инженерных войск В.К. Харченко:

«Утром 23 июля частям танковой дивизии СС «Викинг»… удалось соединиться с 4-й фашистской танковой дивизией… Несколько дивизий 65-й армии оказались в трудном положении… Вскоре к Батову для организации ответного удара прибыл заместитель Верховного Главнокомандующего… Г.К. Жуков и Командующий фронтом… К.К. Рокоссовский. Срочно были подтянуты резервы. Уже к исходу 24 июля гитлеровцы были разгромлены и положение восстановлено».

Я, наверное, несколько тенденциозен в выборе цитат из этих книг. У маршала Рокоссовского много раз отмечаются и положительные качества командарма-65. Но так заметно подчеркиваются слабые места Батова: отсутствие надлежащей разведки, недостаточное внимание флангам и некоторая самоуверенность, приводящие к большим и чаще всего – неоправданным потерям.

Даже как-то странно: ведь боевой опыт у генерала, дважды Героя Советского Союза, огромный. Он воевал в Испании, участвовал в финской войне. Но не менее странно и то, что почти всю Отечественную Павел Иванович прошел командующим одной и той же армией и ни разу не был повышен в должности. Это что-то значит? Да и армия не стала ни гвардейской, ни ударной…

А вот цитата из книги самого генерала Батова («В боях и походах», с. 453–454) о событиях на Наревском плацдарме:

«4 октября… враг внезапно перешел в наступление… Почему немцам удалась внезапность? Танковая группировка врага в составе трех дивизий нанесла удар из глубины… Налицо был просчет нашей разведки. Немецкие танки широким фронтом вышли на наши заминированные участки. Но… ни один не подорвался. Оказывается, саперы противника обезвредили мины. И этого разведка не обнаружила…» (выделено мною. – А.П.).

Это в который раз на те же самые грабли? Сколько же людей погибло именно из-за просчетов разведки, кто это подсчитывал?!

Ну а слова, приведенные выше в цитате из книги Батова о том, что немцы сумели обезвредить мины, заставляют меня задуматься еще раз: почему же саперы армии Батова не сумели обезвредить мины на участке нашего наступления? И не противотанковые, а противопехотные? Или эту идею подсказал впервые оказавшийся вблизи боевой обстановки наш новый комбат Батурин? А может быть, гибель какой-то сотни штрафников – мелочь по сравнению с жертвами плохой разведки 65-й армии?

Мне снова захотелось обратиться к воспоминаниям Александра Васильевича Горбатова, где он рассказывает, как в операции «Багратион» в ночь перед наступлением «…под шум и грохот бомбежки наши труженики-саперы проделали сотни проходов в минных полях и проволочных заграждениях для пехоты… работая в непосредственной близости от противника, зачастую под пулеметным и оружейным огнем».

Ну а если в нашем случае мины были действительно неизвлекаемыми, то почему бы не пустить на них прямо во время артподготовки или непосредственно перед атакующими, как я уже говорил выше, танки-тральщики, которые за считаные минуты справились бы с этими проходами? Как показалось мне, офицеру всего-навсего ротного масштаба тогда и тем более теперь, спустя много лет, я уверен, что такое простое решение могло бы прийти в голову и комбату, и тем более командарму. Но почему-то не пришло. Наверное, заслуженно ни Батурин, ни Батов не удостоились того, чтобы штрафники между собой называли их «Батя», как Осипова, хотя фамилии обоих начинались со слога «Бат», созвучного с этим теплым словом «Батя».

Вот еще один документ. У меня в руках большая статья известного журналиста Эдуарда Поляновского «Солдат Победы Жуков», опубликованная накануне 50-летия Победы, 11 апреля 1995 года в «Известиях». Речь в ней идет не об известном всему миру маршале, а о безвестном солдате с такой же фамилией. Упоминается в этой статье и имя Павла Ивановича Батова. И вот в связи с чем.

В 1946 году некто полковник Житник, начальник штаба соединения, входящего в подчинение П.И. Батова, пользуется тем, что он, Житник, давно знаком лично с ним. Он составляет «оправдательные документы» на вывоз из Германии непомерно большого количества личных вещей и заверяет их печатью и подписью «Генерал-майор Житник», т. е. своей фамилией, но с липовым званием. Мнимого генерала пограничники разоблачают, и дело передают в прокуратуру. Запахло трибуналом. Спасает жулика Батов. Вот его резолюция:

«Полковника Житника оставить в кадрах Красной Армии. Направить в Академию им. Ворошилова в первую очередь».

Ничего себе! Вместо трибунала – в самую престижную академию! Такую бы заботу во спасение штрафников-офицеров и своих солдат в бою! Сколько бы жизней было спасено тогда! Этому протеже Батова в декабре 1952 г. командующий Белорусским военным округом Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко дает убийственную характеристику:

«Ведет себя, как опереточный артист. Очень легкомысленный и высокомерный. Наглый врун. Доверять важные дела нельзя. Должности не соответствует».

Тогда генерал Батов уже отошел от руководящих постов в Вооруженных Силах и не в силах был противостоять маршалу Тимошенко. Полковника Житника увольняют в запас за дискредитацию звания офицера.

Павел Иванович Батов к этому времени возглавлял Советский Комитет ветеранов войны. И не один раз в скандальных ситуациях прибегал к помощи безотказного генерала офицер запаса Житник, пишет далее Поляновский. Ну почему высокопоставленный генерал так благоволит к этому недостойному офицеру? Почему проходимцы (так характеризует Житника автор статьи) находят поддержку у некоторых высоких начальников? Какие качества их сближают?.. Вот такие факты тревожили и тревожат до сих пор не только, думаю, меня. Но все это стало мне известно значительно позднее тех тяжелых дней и ночей на Наревском плацдарме.

А тогда было не до оценки действий старших начальников. Во время войны ни солдат, ни офицер не имеют права на сомнения в действиях начальников, на своего рода «оппозицию». Любая оппозиция в это время на фронте может расцениваться как преступление, как измена. Примеры такой оценки действий своих прежних начальников некоторыми штрафниками были и в нашем батальоне. И оправдания таким фактам тогда не было никакого. Вот и держал я подобные мысли свои при себе. Поэтому и посоветовал Феде Усманову не распространяться о тех стихах, которые сочинил о Батурине и Батове кто-то из штрафников и не искать их автора.