Доверено флоту - Николай Кулаков

Шлюпки взяли курс на Севастополь. Двигались они медленно - осталось мало гребцов. Поврежденная шестерка отстала. И вот с четверки заметили идущую навстречу подводную лодку, на которой вскоре разглядели итальянский флаг. На палубе подлодки появились пулеметчики. Но старшина шлюпки Василий Квашонкин первым дал длинную очередь. И фашисты скрылись с палубы, лодка погрузилась.

Шлюпки, с которыми ничего не могли сделать пять неприятельских кораблей, вернулись в Севастополь. Назову всех участников этих схваток с врагом, кого не упомянул раньше (их имена сообщила в те дни газета «Красный Черноморец»): Георгий Колесниченко, Иван Панкратов, Владимир Краснодед, Юсун Исмаилов, Анатолий Кулинич, Петр Гаев, Алексей Ежов, Юрий Куликов, Петр Гуров, Степан Герняк, Александр Иванов, Виктор Новицкий, Григория Ковальчук, Всеволод Пашков.

Через три дня гитлеровцы объявили по радио, что на Черном море «потоплены два небольших советских военных корабля». Так трансформировала фашистская пропаганда этот эпизод…

* * *

С утра 19 июня в наступление на северном участке была введена еще одна немецкая дивизия - 125-я пехотная, переброшенная с Украины. То, что Манштейну потребовались такие подкрепления, говорило о многом. Но командованию Приморской армии уже нечем было усилить поредевшие подразделения 95-й стрелковой дивизии, командир которой полковник А. Г. Капитохин уже поставил в строй и тыловиков и штабистов.

Вся Северная сторона, все пространство, охватываемое глазом за бухтой, сверкало огнем, и оттуда доносились непрерывные гром, свист, грохот. К исходу дня фронт обороны в четвертом секторе был разобщен. Основными очагами сопротивления на том берегу бухты стали заранее оборудованные опорные пункты в старинных Константиновском и Михайловском равелинах, в Северном укреплении, оставшемся от Крымской войны, у Инженерной пристани.

Одновременно шли ожесточенные бои на правом крыле обороны, где противник стремился прорваться через Кадыковку к Сапун-горе. Пока его удавалось сдерживать. Части первого и второго секторов понесли относительно меньше [300] потерь, чем войска на северном направлении, но враг и тут имел большой численный перевес. Путь ему преграждала прежде всего стойкость наших людей. За каждым боем открывались новые подвиги.

Многие из них связаны с именами отважных политработников. Четыре дня, не отходя ни на шаг, отбивала атаки гитлеровцев рота 386-й дивизии, которую возглавлял, заменив выбывшего из строя командира, политрук Михаил Гахокидзе. Перед окопами роты полегло несколько сот фашистских солдат. Последняя за те четыре дня атака была отбита, когда в роте кроме политрука оставалось три бойца. И они, умело используя огневые средства, все еще удерживали свою позицию. В армейской газете «За Родину» были названы фамилии этих бойцов: Петров, Джимбаев, Шолин.

А в 109- й стрелковой дивизии одним из батальонов командовал политрук Георгий Главацкий, который до войны был рабочим, на военную службу не призывался по состоянию здоровья, но в дни обороны Одессы вступил в ополчение, влившееся потом в Приморскую армию. Этот батальон также проявил изумительную стойкость.

В разгар июньских боев Президиум Верховного Совета СССР присвоил политрукам М. Л. Гахокидзе и Г. К. Главацкому звание Героя Советского Союза. Тогда же были удостоены этого звания еще пять бойцов и командиров Приморской армии: командир роты старший лейтенант Н. И. Спирин, младший лейтенант из гаубичного артполка Абдулхак Умеркин, черноморский пограничник ефрейтор Иван Богатырь, ефрейтор Павел Линник, подорвавший три фашистских танка, и разведчица старший сержант Мария Байда.

В ночь на 20 июня все-таки удалось - в последний раз - принять прибывшие с Кавказа корабли в Южной бухте. Эсминцы «Бдительный» и «Безупречный» прорвались туда сквозь огонь артиллерии и тяжелых минометов, доставив маршевое пополнение, боеприпасы, бензин, продовольствие. Спешно разгрузившись и приняв на борт две тысячи раненых, а также эвакуируемых граждан, корабли покинули опасную бухту.

В ту ночь Ф. С. Октябрьский радировал на Кавказ начальнику штаба флота И. Д. Елисееву: «Надводным кораблям заходить в Северную бухту нельзя (из этого следовало, что нельзя и в Южную. - Н. К.). Заканчиваем организацию приема кораблей в бухты Камышевая, Казачья и открытое побережье в районе 35-й батареи. Принимать можем с [301] обязательным уходом в ту же ночь обратно лидеры, эсминцы и базовые тральщики. Подлодки любое время. Крейсера сейчас принять невозможно… Сегодня самолетом высылаю вам кальку с легендой подхода лидеров и эсминцев. Заходить кораблям в бухты придется задним ходом, разворачиваясь перед бухтой. В районе 35-к батареи подход носом к берегу, маленькая пристань…» {45}

Эта радиограмма дает представление о том, насколько осложнялось снабжение Севастополя. Маленькие, тесные Казачья и Камышевая бухты находились, правда, дальше от линии фронта, чем какое-либо другое место сократившегося за последние дни севастопольского плацдарма, но были очень неудобны для приема кораблей по навигационным условиям. Никогда раньше эсминцы туда не заходили.

А в районе Северной бухты линией фронта, передним краем становился ее южный берег - окраина Корабельной стороны города, где заняли оборону перегруппированные части четвертого сектора. Полковник А. Г. Капитохин переправился с Северной стороны с последними подразделениями своей 95-й дивизии.

Но за бухтой, продолжая сковывать силы врага, еще держались маленькие гарнизоны опорных пунктов. Сражались они геройски.

Около 150 бойцов, собранных из остатков различных частей, насчитывал гарнизон старинного Северного укрепления. Оборону здесь возглавляли командир автороты инженерного батальона старший лейтенант А. М. Пехтин в политрук той же роты К. М. Бурец. Гитлеровцы, подступившие к укреплению 19 июня и попытавшиеся взять его с ходу, получили такой отпор, что возобновили атаки лишь спустя двое суток. Старый форт бомбила авиация противника, часами обстреливали его тяжелые осадные орудия. К форту были подтянуты саперные батальоны. В немецком штабном донесении, попавшем впоследствии в наши руки, констатируется: «Из тяжелого вооружения в форту были лишь минометы. Устарелость устройства форта (построенного в 1831 году) возмещалась упорным сопротивлением…» Красноречивое признание!

Смертью храбрых пали весь командно-политический состав и большая часть бойцов. Смертельно раненный старший лейтенант Пехтин руководил боем до последнего дыхания. До нас дошла его прощальная записка: «Я отдаю свою жизнь за Страну Советов. Товарищи бойцы, командиры и [302]политработники! Друзья, отобьем врага от нашего города-героя Севастополя! Пусть каждый из нас станет героем Севастопольской обороны. Прощайте, друзья. Отомстите за мою смерть. Смерть, и только смерть немецким оккупантам! Помните Сашку Пехтина».

Другой опорный пункт - Михайловский равелин - стойко оборонял сводный гарнизон из зенитчиков, береговых артиллеристов, технического состава базы гидросамолетов. После трехдневных боев, связавших значительные силы гитлеровцев, защитники равелина были переправлены на южный берег бухты, как и бойцы, которые в течение тех же трех дней, с 21 по 24 июня, удерживали район Инженерной пристани. На подступах к ней враг потерял пять танков и много пехоты. Там руководил обороной смелый подполковник Н. А. Баранов, командир местного стрелкового полка.

Особое место занимал в боях на Северной стороне Константиновский равелин, сооруженный у входа в севастопольские бухты за сто лет до тех дней. Здесь находился командный пункт ОХР - охраны рейдов главной базы. Эта флотская служба, возглавляемая капитаном 3 ранга М. Б. Евсевьевым, продолжала контролировать фарватеры и прикрывала постепенную переправу на южный берег личного состава других опорных пунктов. Константиновский равелин важно было удерживать как можно дольше.

Вместе с моряками охраны рейдов равелин защищала группа отошедших сюда бойцов 161-го стрелкового полка 95-й дивизии под началом его командира майора И. П. Дацко. Бои под стенами укрепления шли днем и ночью. Не имея артиллерии, гарнизон равелина останавливал танки гранатами, совершал дерзкие вылазки. Находчивые моряки приспособились уничтожать фашистских солдат, накапливавшихся у стен укрепления, подрывными патронами.

«Мы связывали патроны пачками, - вспоминает Михаил Евгеньевич Евсевьев, - вставляли капсюли и на длинном шнуре, соединенном с индуктором, с заранее подготовленного на крыше места бросали на скопление гитлеровцев вместе с небольшим количеством гранат. Большинство вражеских солдат оказывалось убитыми. Снаряжали патроны пачками и готовили их к сбрасыванию командир отделения Алексей Зинский, краснофлотцы Иван Брянцев и Николай Беляев»{46}. [303]