Испанская дочь - Лорена Хьюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вывеска с выведенными курсивом буквами сообщила, что я пришла в искомое место.
Когда я открыла дверь в мастерскую, ко мне разом повернулись трое серьезного вида мужчин. «Боливар и сыновья?» – догадалась я. Все трое стояли за длинной внушительной стойкой, занимаясь каждый своим изделием. У пожилого мастера, находившегося ближе ко входу, были щегольские изогнутые усы и синий рабочий халат. Двое других являли почти полную копию первого с небольшой лишь разницей в возрасте между собой. У обоих был прямой острый нос, широкий лоб, разве что у одного лицо казалось немного полнее, а тело упитанней.
– Могу быть чем-то вам полезен? – спросил у меня пожилой.
– Да, – кивнула я, – ко мне в руки попали карманные часы, произведенные здесь девять лет назад. Мне необходимо узнать, есть ли у вас какая-то запись насчет того, кто их у вас приобрел. Мне необходимо отыскать их настоящего владельца.
Мастер воззрился на меня поверх очков.
– Это вопрос жизни и смерти, – добавила я, пытаясь его как-то растрогать. В такие моменты я очень жалела, что не могу быть сама собой. Женщина всегда может призвать свое обаяние, дабы заручиться помощью мужчины.
– Позвольте взглянуть, – молвил он.
Я положила часы на стойку. Мастер взял их, внимательно оглядел.
– Лизардо, поди-ка сюда.
Тот сын, что покруглее лицом и с уже редеющими волосами, подошел к нам. Со столь близкого расстояния я различила у его глаз тонкие морщинки.
– Помнишь их?
Лизардо взял в руки часы.
– Господи, еще бы! Поверить не могу.
– А что такое? – насторожилась я.
– Откуда у вас эти часы?
– Они в итоге попали к одной женщине в Винсесе, но она не знает, откуда они взялись у ее сына.
– Я уж думал, мы никогда их больше не увидим, – вставил часовщик-отец.
– Это были одни из первых часов, что я полностью смастерил сам, – стал объяснять Лизардо. – И я безмерно ими гордился.
– Пока не появилась эта чертова девка, – добавил отец, видимо, сам Боливар.
Младший же сын тем временем выжидающе переводил взгляд с отца на меня и обратно и водил пальцем по стойке, оставляя на ее стеклянной поверхности влажный след.
Боливар развернулся ко мне:
– Мне кажется, это было году в 1914-м или в 1915-м. Как там звали эту девицу?
Лизардо пожал плечами.
– Ну, к примеру, назовем ее Марией, – продолжал отец. – Она два месяца приходила делать уборку в мастерской. – Тут он повернулся к сыну помоложе: – Ты ее помнишь, Карлос?
Тот кивнул:
– У нее был дивный голос.
– О да! – усмехнулся старый мастер. – Она постоянно пела, когда подметала или мыла шваброй пол. А этот вот – указал он на Карлоса, – был просто заворожен ее голосом. Он считал, что в Гуаякиле нет никого очаровательнее, чем она.
– Отец…
– Но не могу не согласиться: было в ней нечто особенное. Несмотря на всю ее бедность, она всегда была очень опрятна. Одежда неизменно чистая, юбки накрахмалены. В ней чувствовалось то, что называется благородством кровей, и к тому ж она была весьма смышленой девушкой. Уж не знаю, где и как ей довелось научиться читать и писать, но в скором времени она стала помогать вот этому вот простачку, – указал он подбородком на младшего сына, – вести приходы и расходы. Тебе не следовало так ей доверять!
– Да всем нам не следовало, отец, – вступился за брата Лизардо.
Боливар покачал головой.
– Однажды она не пришла на работу, – продолжал он. – Мы все решили, что она просто заболела, и не придали этому особого значения, хотя она всегда была очень работящей и пунктуальной. Но потом, в тот же вечер, мы заметили, что нескольких часов у нас недостает. И эти вот были одними из пропавших.
Лизардо бережно погладил пальцем футляр.
– Мы, разумеется, вызвали полицию. Точнее, я вызвал. Этот вот был просто в шоке и готов был клясться на могиле матери, что эта девушка не способна нас обокрасть. – Он поглядел на Карлоса и тяжело вздохнул. – Влюбленные мужчины, знаете, порой такие идиоты!
Я сделала вид, будто не замечаю, как запунцовели щеки у младшего его сына.
– И тем не менее она нас обнесла, – продолжал старый часовщик. – Спустя пару дней полицейские ее нашли. Она оказалась членом воровской шайки и занималась тем, что продавала краденое. Как выяснилось, она работала на своего отчима.
«На отчима?!» – у меня аж участился пульс.
– И что с ней было дальше? – спросила я вслух.
– Отправилась за решетку на какой-то срок. А потом мы уже потеряли ее след.
– Нам удалось вернуть все, что пропало, кроме этих часов, – добавил Лизардо.
– И все это учит тому, что никогда и никому не следует доверять полностью, – покачал головой отец. – Тебе кажется, будто кого-то очень хорошо знаешь, а потом стоит оказаться к нему спиной – и он в эту спину тебя ударит. – Боливар наставил палец на старшего сына, словно преподавал ему урок, не пошедший на пользу младшему. – Единственный на свете бог – это деньги. Это единственное, во что можно верить.
– Отец… – насупился Лизардо.
– Хочешь не хочешь, а это так, – покивал старый мастер и посмотрел на меня: – Вот и вся история.
– Я бы хотел выкупить эти часы и оставить их у себя, – сказала я. – Если вы, конечно, не возражаете.
– Очень великодушно с вашей стороны, – молвил старший брат.
– Ну, мне кажется, это справедливо. Вы заслуживаете плату за свой труд, пусть даже и девять лет спустя.
Тут его отец стукнул кулаком по стойке:
– О! Вспомнил!
Все втроем мы дружно повернулись к нему.
– Вспомнил, как ее звали, – просиял он так, будто нашел разгадку тайны века, и зловещим голосом сообщил то, что лишь подтвердило мое предположение: – Ее звали Элиза.
Глава 38
Переночевала я в доме у Аквилино. Адвокат был достаточно тактичен, чтобы не расспрашивать, где «дон Кристобаль» побывал, я же в свою очередь тоже ничего не стала объяснять. На следующий день я возвратилась на асьенду. Когда я приехала, уже почти настала ночь и в доме было тихо и темно. Поскольку я целый день ничего не ела, то сразу же направилась на кухню. Но не успела я до нее дойти, как оттуда донеслись приглушенные рыдания. Ясно было, что плачет женщина, но кто именно – Анхелика или Каталина – было не разобрать.
Мне срочно нужно было
