Триптих - Макс Фриш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андри. Это бук.
Столяр. Ты что, учить меня вздумал?
Андри. Я думал, вы хотите проверить меня.
Столяр пытается вырвать ножку стула.
Андри. Мастер, это же не мой!
Столяр. Ну, вот… (Вырывает первую ножку.) Что я говорил? (Вырывает остальные три ножки.)…Как лягушечьи лапки, как лягушечьи лапки. И такую дрянь на продажу. Стул от Прадера, знаешь, что это значит?.. Вот. (Швыряет обломки ему под ноги.) Взгляни-ка!
Андри. Вы ошибаетесь.
Столяр. Вот… вот это стул! (Садится на другой стул.) Сто килограмм, не приведи Бог, сто килограмм во мне, но настоящий стул не скрипнет, когда на него садится настоящий мужчина, и не зашатается. Скрипит?
Андри. Нет.
Столяр. Шатается?
Андри. Нет.
Столяр. То-то!
Андри. Это мой.
Столяр. А кто же сделал ту дрянь?
Андри. Но ведь я же вам сразу сказал.
Столяр. Федри! Федри!
Фрезерный станок умолкает.
Одни неприятности с тобой, вот благодарность, когда берешь в мастерскую такого, как ты, я ведь так и знал.
Входит Подмастерье.
Федри, ты подмастерье или кто?
Подмастерье. Я…
Столяр. Сколько лет ты работаешь в фирме «Прадер и Сын»?
Подмастерье. Пять лет.
Столяр. Какой стул ты делал? Посмотри на них. Этот или этот? И отвечай.
Подмастерье разглядывает обломки.
Отвечай прямо и начистоту.
Подмастерье. Я…
Столяр. Ты скрепил шипами или нет?
Подмастерье. Настоящий стул всегда на шипах…
Столяр. Слышишь?
Подмастерье. Только на клее — расклеивается…
Столяр. Можешь убираться.
Подмастерье пугается.
В мастерскую, я имею в виду.
Подмастерье быстро уходит.
Пусть это будет тебе наукой. Но я же знаю, что тебе не место в мастерской. (Садится и набивает трубку.) Жалко материала.
Андри молчит.
Возьми это на растопку.
Андри. Нет.
Столяр раскуривает трубку.
Андри…Я не возьму своих слов назад. Вы сидите на моем стуле, говорю вам. Вы лжете, как вам удобно, и покуриваете трубку. Вы, да, вы! Я боюсь вас, да, я дрожу. Почему я бесправен перед вами? Я молодой, я думал: мне надо быть скромным. Никакого толка. Вам наплевать на доказательства. Вы сидите на моем стуле. И вас это не смущает? Я могу делать что угодно, вы все поворачиваете против меня, и издевательству нет конца. Я не могу больше молчать, это раздирает меня. Да слушаете ли вы вообще? Вы сосете трубку, а я говорю вам в глаза: вы лжете. Вы отлично знаете, какой вы подлец. Вы гнусный подлец. Вы сидите на стуле, который сделал я, и покуриваете трубку. Чем я вам досадил? Вы не хотите, чтобы я на что-то годился. Почему вы унижаете меня? Вы сидите на моем стуле. Все унижают меня и злорадствуют, и не могут уняться. Почему вы сильнее, чем правда? Вы же знаете правду. Вы сидите на нем…
Столяр наконец раскурил трубку.
У вас нет стыда…
Столяр. Хватит клянчить.
Андри. Вы похожи на жабу.
Столяр. Во-первых, здесь не Стена плача.
Подмастерье и еще двое выдают смешками свое присутствие.
Уж не выгнать ли мне всю вашу футбольную команду?
Подмастерье и двое других исчезают.
Во-первых, здесь не Стена плача, во-вторых, я не говорил, что я тебя из-за этого выгоняю. Я не говорил. У меня есть для тебя другая работа. Снимай фартук! Я покажу тебе, как оформлять заказы. Ты слушаешь, когда говорит твой мастер? За каждый заказ, который ты для нас выклянчишь, ты получишь полфунта. Или, скажем, целый фунт за три заказа. Целый фунт! Вот что в крови у таких, как ты, поверь мне, а каждый должен делать то, что у него в крови. Ты можешь заработать деньги, Андри, деньги, много денег…
Андри не шевелится.
Договорились? (Поднимается и хлопает Андри по плечу.) Я желаю тебе добра.
Столяр уходит, снова слышен шум фрезерного станка.
Андри. Но я же хотел стать столяром…
Авансцена
Подмастерье, теперь в куртке мотоциклиста, подходит к барьеру для свидетелей.
Подмастерье. Признаю: это был мой стул, а не его стул. Тогда. Я ведь хотел потом поговорить с ним, но получилось так, что потом с ним уже нельзя было поговорить. Да и не выносил я его потом, признаю. Он даже здороваться перестал. Я не говорю, что он получил по заслугам, но это и его вина, что так вышло. Когда мы его еще раз спросили насчет футбола, это было уже ниже его достоинства. Я не виноват, что они его взяли.
Картина четвертая
Комната в доме Учителя. Андри сидит, его осматривает Доктор, придерживая ему ложкой язык. Рядом — Мать.
Андри. Аааандорра.
Доктор. Погромче, дружок, гораздо громче!
Андри. Ааааааандорра.
Доктор. Найдется у вас ложечка подлиннее?
Мать выходит.
Сколько тебе лет?
Андри. Двадцать.
Доктор закуривает сигарку.
Я еще никогда не болел.
Доктор. Ты парень крепкий, я вижу, ладный парень, здоровый парень, это мне нравится, mens sana in corpora sano,[6] если ты знаешь, что это значит.
Андри. Нет.
Доктор. Какая у тебя профессия?
Андри. Я хотел стать столяром.
Доктор. Покажи глаза! (Вынимает лупу из жилетного кармана и осматривает глаза.) Другой!
Андри. Что это такое — вирус?
Доктор. Я знал твоего отца двадцать лет назад, я ведать не ведал, что у него такой сын. Вепрь! Так мы его называли. Вечно лбом в стену. Он стал тогда притчей во языцех, молодой учитель, который рвет учебники, ему нужны были другие учебники, а потом, не получив других, он учил андоррских детей отчеркивать красным карандашом те страницы, где андоррские учебники врут. И никто не мог опровергнуть его. Он был молодчина. Никто не знал, чего он, собственно говоря, добивался. Бедовый малый — дамы зарились на него.
Входит Мать с более длинной ложкой.
Ваш сын мне нравится. (Осмотр продолжается.) Столяр — прекрасная профессия, андоррская профессия, нигде на свете нет таких хороших столяров, как в Андорре, это общеизвестно.
Андри. Аааааааааандорра!
Доктор. Еще разок.
Андри. Аааааааааандорра!
Мать. Плохо, доктор?
Доктор. Какой доктор! Моя фамилия Феррер. (Проверяет пульс.) Профессор, если быть точным, но я не придаю значения званиям, дорогая. Андоррец трезв и прост, говорит молва, и в этом есть доля правды. Андоррец не идет на поклон. У меня могло бы быть званий сколько угодно. Андорра — республика, это я говорил во всем мире: берите с нее пример! У
