Пышка (сборник) - Ги Мопассан

Роза торопливо ответила:

– Клянусь вам, клянусь…

Она искала, чем бы поклясться так, чтобы не назвать что-нибудь священное. Но фермер перебил ее:

– А между тем он бегал за тобой по всем углам и за столом пожирал тебя глазами. Дала ты ему слово, говори?

На этот раз она посмотрела хозяину прямо в лицо:

– Нет, никогда, никогда, и, видит бог, если бы он пришел теперь свататься, я не пошла бы за него.

Она сказала это так искренно, что уверенность фермера поколебалась. Он возразил, как бы говоря сам с собой:

– Но в чем же тогда дело? Греха с тобой никакого не случилось – это было бы известно. А раз дело обошлось без беды, то из-за этого никакая девушка не станет отказывать своему хозяину. Нет, тут все-таки что-то нечисто.

Роза ничего не отвечала: ее душили страх и тоска.

Фермер снова спросил:

– Так ты, значит, не хочешь?

Она вздохнула:

– Я не могу, хозяин.

Тогда он круто повернулся и ушел.

Она решила, что теперь от него отделалась, и остальную часть дня провела почти спокойно, но чувствовала себя такой измученной и разбитой, как будто ее заставили вместо старой белой лошади фермера ворочать молотилку от самой зари.

Она легла, как только освободилась, и сразу заснула.

Среди ночи ее разбудило прикосновение чьих-то рук, шаривших по ее постели. Она в ужасе вскочила, но тотчас узнала голос хозяина, говорившего:

– Не пугайся, Роза, это я, – пришел потолковать с тобой.

Сначала она была в недоумении, но, когда он попытался залезть к ней под одеяло, она поняла, чего ему надо, и вся задрожала при мысли, что она одна в темноте, еще полусонная, совсем голая лежит в постели рядом с этим мужчиной, который хочет ею овладеть. Она, понятно, не уступала, но сопротивлялась вяло; ей приходилось бороться с собственным инстинктом, всегда властным у бесхитростных существ, а слабая воля, свойственная инертным и мягким натурам, была ей плохой защитой. Она отворачивала голову то в одну, то в другую сторону, чтобы уклониться от поцелуев фермера, рот которого искал ее губ, и под одеялом тело ее слегка извивалось, обессиленное борьбой. Фермер, охмелев от желания, становился все грубее. Он резким движением сорвал с нее одеяло, и тогда она почувствовала, что не может больше сопротивляться. Со стыдливостью страуса она закрыла лицо руками и перестала защищаться.

Фермер провел с нею всю ночь. Он пришел и на следующий вечер и с тех пор приходил постоянно.

Они стали жить как муж и жена.

Однажды утром он сказал ей:

– Я попросил священника сделать оглашение. В будущем месяце мы обвенчаемся.

Роза ничего не ответила. Что она могла сказать? Она больше не противилась. Что ей было делать?

ГЛАВА IV

Они поженились. Теперь Роза чувствовала себя точно брошенной в глубокую яму с отвесными стенами, из которой ей никогда не выбраться. Ей чудилось, что всевозможные беды висят над ее головой, как громадные скалы, готовые обрушиться при первом случае. На мужа она смотрела как на человека, которого она обокрала и который рано или поздно об этом узнает. Она думала и о своем ребенке, источнике всех ее страданий, но в то же время и всего ее счастья на земле.

Два раза в год она ездила навещать его и возвращалась всякий раз все более печальной.

Но мало-помалу привычка усыпила тревогу, успокоила сердце. Роза стала увереннее, только где-то в глубине души все еще жил смутный страх. Годы шли. Ребенку минуло уже шесть лет. Роза была теперь почти счастлива. Но неожиданно фермер почему-то сделался мрачным.

Уже два или три года его как будто грызло какое-то беспокойство, мучила тайная забота. Это было похоже на душевную болезнь, которая постепенно усиливалась. После обеда он долго продолжал сидеть за столом, опустив голову на руки, глубоко печальный, снедаемый тоской. Он стал выражаться более резко, порою даже грубо. Казалось, что он затаил что-то в душе против жены – так сурово, почти гневно говорил он с ней иногда.

Как-то раз мальчик соседки пришел за яйцами. Занятая каким-то спешным делом, Роза недостаточно ласково обошлась с ним. Неожиданно перед ней появился муж и сказал обычным для него теперь злым тоном:

– Если бы это был твой ребенок, ты бы не так обошлась с ним.

Роза, остолбенев, не нашла что ответить, потом вошла в дом. Все прежние страхи ожили в ее душе.

За обедом муж не говорил с нею, не глядел на нее; ей казалось, что он ее ненавидит, презирает, что он, по-видимому, что-то узнал.

Совершенно растерявшись, она не решилась остаться с ним наедине после обеда и, убежав из дому, направилась в церковь. Наступал вечер. В маленьком храме было уже совсем темно, и только около клироса слышались в тишине чьи-то шаги, это сторож заправлял на ночь лампаду перед дарохранительницей. Ее дрожащий огонек, терявшийся во мраке свода, показался Розе как бы последним прибежищем, и, устремив на него глаза, она упала на колени.

Звякнула цепочка, и лампада поднялась вверх. Затем равномерно застучали по каменному полу деревянные башмаки, зашуршала волочившаяся веревка, и жидкий звон колокола, призывающий к вечерней молитве, понесся сквозь сгущавшийся туман.

Когда сторож выходил, Роза подошла к нему.

– Господин кюре дома? – спросила она.

Он ответил:

– Наверно, дома. Он всегда обедает, когда звонят к вечерне.

Тогда она с трепетом открыла калитку, ведущую в церковный двор.

Священник как раз собирался обедать. Он тотчас усадил ее.

– Да, да, знаю. Ваш муж уже говорил со мною о том, что привело вас сюда.

Бедная женщина чуть не потеряла сознания. Священник продолжал:

– Что поделаешь, дитя мое!

Он торопливо глотал суп, и капли падали с ложки на его закаленную сутану, выпиравшую на животе.

Роза не смела больше ни говорить, ни просить, ни умолять. Она поднялась. Священник сказал:

– Не падайте духом.

Она вышла.

Машинально, не сознавая, что делает, она направилась домой. В ее отсутствие все работники уже ушли, и муж один ожидал ее. Она рухнула к его ногам и, заливаясь слезами, простонала:

– За что ты сердишься на меня?

Он закричал, пересыпая свои слова проклятиями:

– Да за то, что у меня нет детей, черт побери! Женятся не для того, чтобы оставаться вдвоем до самой смерти. Вот за что! Когда корова не приносит телят, она ничего не стоит. Когда у бабы нет ребят, ей тоже грош цена!

Роза плакала, все повторяя:

– Разве я виновата в этом? Разве я виновата?

Тогда он немного смягчился и прибавил:

– Я не говорю, что ты виновата, но ведь от этого не легче.

ГЛАВА V

С этого дня у Розы была только одна мысль – иметь ребенка, второго ребенка. О своем желании она говорила со всеми.

Одна из соседок указала средство: нужно давать мужу каждый вечер стакан воды со щепоткой золы. Фермер согласился. Но средство не помогло.

Они подумали: «Быть может, есть какие-нибудь тайные средства?» – и стали всех расспрашивать. Им указали на пастуха, который жил в десяти милях от фермы, и в один прекрасный день мэтр Валлен заложил свою бричку и отправился к нему за советом.

Пастух вручил ему хлеб, на котором сделал какие-то знаки; хлеб этот был замешен на травах, и оба, муж и жена, должны были съедать от него по кусочку ночью до и после супружеских ласк.

Но хлеб был съеден весь без остатка, а результатов не получилось никаких.

Один учитель познакомил их с тайнами любви, приемами, неизвестными жителям деревни и обещающими, по его словам, верный успех. Но и это не помогло им.

Священник посоветовал сходить в Фекан на поклонение святым мощам. Роза отправилась в монастырь вместе с толпой богомольцев и, распростершись ниц, присоединила свою мольбу к бесхитростным мольбам всех этих крестьянских сердец. Она молила того, к кому взывали все, сделать ее еще раз матерью.

Но все было напрасно. Тогда она решила, что бог карает ее за ее первый грех, и безграничная скорбь овладела ею.

Она чахла от горя. Муж ее тоже старел, снедаемый бесплодным ожиданием. О нем говорили: «Он извелся от досады».

Тогда между ними вспыхнула вражда. Он ругал ее, бил, с утра до вечера ссорился с ней, а ночью в постели, задыхаясь от злобы, бросал ей в лицо оскорбительные, гнусные ругательства.

Наконец однажды ночью, не зная, что бы такое еще придумать, чтобы сильнее ее обидеть, он приказал ей встать с постели, выйти во двор и до утра стоять там под дождем. Так как Роза не послушалась, он схватил ее за горло и принялся бить кулаками по лицу. Она не крикнула, не шевельнулась. Окончательно выйдя из себя, он наступил ей коленями на живот и, стиснув зубы, обезумев от ярости, стал избивать ее. Тогда, в мгновенном приступе отчаянного возмущения, она бешеным толчком отбросила его к стене, села в постели и изменившимся голосом прохрипела:

– У меня-то есть ребенок! Да, у меня есть! От Жака – ты помнишь Жака? Он обещал на мне жениться и сбежал.

Муж стоял ошеломленный, в таком же смятении, как она. Он пробормотал: