На сопках Маньчжурии - Михаил Толкач

— Как рука, Григри? — Фёдоров обнял Григория Григорьевича.

— И рука, и это — в норме! — Лейтенант погладил пальцами свой припудренный подбородок, куда угодил кулак Зверева при задержании. — Петька успокоился?

— Гоголем шагает. Майор Васин окрестил его защитником России. Думаю, правильно окрестил. Да, чуть не забыл! Дондок Цыдендамбаев шлёт тебе привет. Всё судит Скопцева: унёс связку шкурок!

— Мне старик показался самоуверенным сперва. Но следопыт будь спок! — Сидорин вдруг улыбнулся. — Письмо получил от мамы. Лежала в госпитале по ранению, а мне слала письма, как здоровая. Вот ведь женщины!

Промолчал Семён Макарович — Людмила! Перевёл разговор на Распадковую. Они с Голощёковым обыскали всю усадьбу Заиграевых. В поленнице дров обнаружили магнитную мину. В углу хлева под навозом лежала в брезентовом чехле рация…

Тарас Григорьевич ночью поднял по ВЧ своих коллег в Казахстане. Обещали помочь, но для ускорения следствия советовали командировать в Алма-Ату своего сотрудника.

— Капитана Фёдорова рекомендовал бы, — сказал Васин.

— Он из запасников! — Тарас Григорьевич отхлебнул чаю и настрожил глаза. — Помните? Да и рапорт его…

— Ошибался, — Климент Захарович позволил себе улыбнуться. Желтизна нездоровая на лице сгустилась. Поворот разговора был ему неприятен.

— Не зловредный и злопамятный старик брюзжит, товарищ майор. Нет. Учтите ещё один урок нашей службы. Не торопись с заключением! Между прочим, Климент Захарович, ваше недоверие, имею в виду первые дни отражения удара противника, мешало делу, привело к «проколу» по Распадковой. Казак Скопцев наследил и ушёл, помахав нам ручкой.

— Понял вас, товарищ генерал! — Лысина майора покрылась капельками пота.

— Приготовьте все необходимое для Фёдорова!

Васин пристыженно вышел.

Фёдоров по-прежнему не робел перед начальством.

— Капитан Фёдоров прибыл по вашему приказанию!

— Сидайте поближе, Семён Макарович. — Чугунов жестом указал на стул. — Что из дому пишут?

— Живут…

— Сами не болеете? — Тарас Григорьевич был обеспокоен видом Фёдорова. — Измотались в розыске?

— Не жалуюсь. — Семён Макарович помнил, как сержант Дубаев учил солдат: «Сопи в обе норки, когда начальство расспрашивает!». Мог бы открыться в душевной боли, да сдержался.

— Семён Макарович, перед судьбой непозволительно падать на колени. Ни в коем разе! Она, как тяжёлый танк, сомнёт и смешает с землёй. Самое трудное, хлопец — переломить себя.

— Не в моей натуре хныкать, товарищ генерал!

— Сие гарно сказано! Не имеем права киснуть, товарищ капитан. Значит так называемый Зверев организовал базу в усадьбе Заиграевой?

— Мина магнитная. Рация не советского производства.

— Следы не стёрли? Местные товарищи помогли снять отпечатки?

— Хорошо помогали. И Голощёков расторопно вёл себя…

— Работнули неплохо. — Генерал встал. — У вас есть уверенность, что раскрыты все агенты? Что никто не вертится вокруг новой базы?

— Первый заход отбит, я так думаю…

— Думаете диалектично, Семён Макарович. Сегодня же отбывайте в Алма-Ату! Проведёте опознание по фотографии личности Зверева. Подробности узнаете у майора Васина. Он ждёт вас!

— Разрешите обратиться по личному вопросу?

— Слушаю.

— Можно вернуть мой рапорт?

— Рапорт? — Тарас Григорьевич сделал удивлённые глаза. — А-а, просьба отправить на фронт. Правильно, товарищ Фёдоров, как дважды два — восемь!

Оба облегчённо рассмеялись.

«Начальнику отдела военной контрразведки «Смерш», генерал-майору Чугунову Т. Г.

После неудавшейся идентификации личности Зверева Кирея Сергеевича, задержанного в посёлке Распадковая с оружием, подозреваемого как агента-диверсанта иностранной державы и Аркатова Изота Дорофеевича, засланного через границу белой эмиграцией в тыл Забайкальского фронта, подследственный был направлен на врачебно-экспертную комиссию по поводу язвы желудка. При обследовании была обнаружена татуировка на правом плече с текстом: «С нами Бог и атаман Анненков!». Пониже — череп с перекрещенными костями.

По имеющимися данными, такая отметка была наколота ярым сторонникам атамана Б. В. Анненкова, зверствовавшего в годы Гражданской войны в Семиречье. Возникло предположение о причастности Зверева к палачам указанной банды. По Вашему приказанию уполномоченный отдела военной контрразведки «Смерш» капитан Фёдоров С. М. отбыл в Алма-Ату. С помощью сотрудников НКГБ Казахской ССР он побывал в Семипалатинске, Славгороде, Усть-Каменогорске, Урджарском районе Семипалатинской области, в селе Черкасском Талды-Курганской области, на озере Ала-Куль и урочище Ак-Тума, в трёх километрах от него. Встречался со свидетелями и очевидцами зверств анненковцев, бывшими участниками белого движения в Сибири, отбывшими сроки наказания, сотрудниками пограничной охраны…

1) Отчет о командировке капитана Фёдорова С. М.

2) Изъятия из обвинительного заключения по уголовному делу бывшего атамана Анненкова Б. В. и протокола выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР от 25 июля — 12 августа 1927 года в г. Семипалатинске.

3) Показания свидетелей тт. Блохина, Голубева, Довбни, Турчинова, Яркова, опознавших Зверева».

Генерал Чугунов взвесил на ладони папку с бумагами, открывающуюся рапортом Васина.

— Ай да землемер! Не зря казахские товарищи с похвалой пеняли: «Одержимого капитана прислал, аксакал! Ни днём, ни ночью покоя не знает».

— Не оставить ли Фёдорова в отделе? — Васин потёр свою лысину. — Акция по Распадковой может продолжиться.

— А стройка?

— Туда — Сидорина.

— Отложим решение! Ознакомившись со всеми материалами по Распадковой, считаю, дальнейшее дознание поведёт следователь. Ваше мнение, товарищ майор?

— Оперативные действия исчерпаны! — заключил Васин.

Фёдорова озадачил разговор у генерала. Упрёки за просчёты по Распадковой. Общие рассуждения о предположительных акциях противника. И вдруг поворот:

— За Казахстан — спасибо, товарищ капитан!

Фёдоров ляпнул первое, пришедшее на ум:

— Вам спасибо за науку! В Семиречье просто работал. А как иначе — война!

Зверев отоспался, отъелся. Отеки сошли. Исчезли красные пятна на руках. Его побрили. Сводили в баню. Волосы на голове заметно отрасли. Красно-бурый загар побледнел.

Он первый раз видел вблизи советского генерала. В меру седой. В меру полный. Голос с суровинкой, без угроз. Глаза неотступные, с грустью, как у человека, много перевидевшего и ещё больше пережившего. Вызывал доверие, расположение.

Он догадывался, что контрразведчики обратили внимание на его клеймо. В Харбине собирался вытравить — всё откладывал. В японской школе отстоял своё право носить татуировку как символ верности белому движению. Дорого обойдётся символ, дурья башка!

Он полагал, что затянувшееся лечение отнюдь не дань милосердию, а вынужденная пауза, вызванная поиском-розыском его следов в прошлом и настоящем. Возвращаться в далёкие годы он страшился даже мысленно. «Оберегающий язык да сбережет голову!» — считают дунгане, среди которых он провёл не один месяц.

— Мне доложили, что вы, Зверев, отказываетесь отвечать на допросах. Так ли это?

— Говорить не о чем, — коротко отозвался Зверев.

— Жизнь у вас такая разнообразная и вдруг — нечего! Не всерьез, Зверев. Я вашего Тачибану… А, впрочем, начнём издалека. Как вы докатились до предательства?

Зверев из обмолвок сперва майора Васина, а теперь генерала о чине урядника, о японском капитане делал вывод: контрразведчики знают его биографию. Нервы истратишь, отнекиваясь. Один среди красных — разве не запутаешься?..

— Ну, помолчите, если вам нравится. — Чугунов, подперев голову кулаком, не спускал глаз с арестованного. — Крупный агент по мелочам не растекается, Зверев.

— Мелочь?! — обиделся Кирей. — База к небу — мелочь?

— Не хвались, идучи на рать, хвались, возвращаясь с рати! Так судили наши предки. Крупный агент — фигура! Он освещает не только прифронтовую территорию. Оценивает состояние промышленности, хлебного дела противной стороны. Такого агента уважать не грех. А вы своим молчанием не набивайте себе цену, урядник. Зря ломаетесь! Из вас японцы готовили мелкого шпионишку. Шавку, извините за сравнение!

— Не обижайте шавку, товарищ генерал! — подал голос Фёдоров, записывающий беседу. — Как насчёт чёрного полушубка, господин урядник?

Зверев сперва не понял вопроса. Внезапно память отбросила его в 1920 год. Чёрный мягкий полушубок отличной дубки, из романовской овцы. Атаман Анненков набросил его на плечи урядника Синегузкина! Носили полушубки такого цвета чёрные гусары Семиреченской армии — офицеры, наматывавшие кишки живых врагов своими руками. Он гордился отличием: его, урядника, не офицера, не человека «голубой» крови, а кубанского пластуна, сына мирошника, заметил сам генерал Анненков!