Вечный хранитель - Виталий Гладкий

Фанфан отшвырнул от себя письмо, как изготовившуюся к броску змею. Пропал… Он пропал!!! Сен-Жермен не простит ему двурушничества. А Винтера, который мог бы защитить Фанфана от гнева графа и приютить его, уже нет в живых. Что делать, что делать?! Фанфан заметался по комнате в полном отчаянии. У него на глазах даже выступили слезы, но мальчик, хотя ему и хотелось заплакать, все же сдержал этот порыв.

Он сел и в полной растерянности уставился на кусочек голубого неба, виднеющийся в окне. Надо что-то делать… что-то делать… Но что именно?

Тихий стук в дверь словно ударил по натянутым нервам Фанфана плетью со свинцовым наконечником. Он подскочил на стуле, будто он вдруг раскалился добела, и опрометью метнулся к двери. Может, это проснулся Флорентен и, обнаружив исчезновение пакета, понял, кто виноват в пропаже?

Фанфан сунул руку в карман, сжал рукоятку навахи и, приготовившись к худшему, спросил подрагивающим голосом:

— Кто там?

— Это я, Глаша… — прошелестело по другую сторону двери.

— Уф-ф… — Мальчик обмяк. — Входи…

Девочка была сильно напугана. Едва оказавшись в комнате, она первым делом заперла за собой дверь.

— Что с тобой? — спросил удивленный Фанфан.

— Меня нашли… За мной гонятся… — сказала Глаша, дрожа от страха.

— Кто за тобой гонится?

— Фискалы розыскной палаты. Пока они разговаривали с хозяйкой дома, где у меня комната, я выскочила в окно. Фанфан, мне не хочется быть монашкой! — девочка разрыдалась. — В монастыре я умру-у-у…

— Перестань плакать… Да перестань же, наконец! — Фанфан обнял ее за худенькие плечи. — Не будешь ты никакой монашкой. Еще чего…

— Мне нужно спрятаться… или уехать из Петербурга. Немедленно!

— Уехать… — Фанфан напряженно размышлял. — А это идея… — В глазах подростка сверкнули огоньки лихорадочного возбуждения. — Да, только так!

— Ты что-то придумал?

— Придумал. Сиди здесь и не высовывайся. Дверь никому не открывай! Жди меня. Я скоро вернусь…

Первым делом Фанфан разобрался с пакетом. Письмо он разорвал на мелкие клочки и сжег, а в пакет засунул чистый лист бумаги и заклеил его. Вернув сумку с пакетом на место (Онфим и Флорентен спали как младенцы, только сильно храпели и от воздуха в сторожке можно было захмелеть), Фанфан со всех ног помчался в «Австерию», где отыскал Антипку.

— Ты еще не передумал бежать из Петербурга? — спросил он, с трудом переводя дух.

— Н-нет… — Антипка смотрел на друга округлившимися от удивления глазами. — Что с тобой?

— Тогда едем. Прямо сейчас!

— Как… почему сейчас?!

— Потому! — отрезал Фанфан. — Так ты едешь со мной или нет?!

— Ну да, само собой… Но мне нужно забрать деньги. А они спрятаны во дворе нашего дома. Я закопал их под… в общем, неважно где.

— Плюнь на свои копейки! Моих капиталов вполне хватит на двоих. Нужно спешить. Иначе может быть поздно.

— Но как же… — У Антипки не хватило слов и он растерянно указал на двери «Австерии» (они разговаривали на заднем дворе). — У меня работа…

— Ну и оставайся тогда со своей дурацкой работой и своими жалкими грошами! — разозлился Фанфан. — Я побежал.

— Постой! — на лице Антипки появилось вдохновенное выражение. — А, была, не была!.. Я иду с тобой. Только заберу свою куртку…

Когда они вошли в комнату Фанфана, Глаша стала белой как мел. «Пуганная ворона куста боится», — вспомнил Фанфан поговорку Онфима. Глаша посмотрела на Антипку, как загнанная в угол малая зверушка, и сжалась в комок.

— Это мой друг, — грубо сказал Фанфан. — Зовут его Антипка. Вы тут поговорите… а я скоро…

Он поднялся на второй этаж и с помощью отмычки открыл кабинет Сен-Жермена. Фанфан знал где и что искать. Открыв крышку бюро, он выдвинул один из ящичков, нашел там не заполненную подорожную[89]со всеми необходимыми печатями (граф был весьма предусмотрительным человеком), взял хорошо очиненное гусиное перо и заполнил все необходимые графы.

В подорожной было указано, что некий господин Жюль де Фонтен, подданный Франции, негоциант, вместе со своей сестрой Эмили и немым слугой по имени Гастон направляется на родину. Пограничной и таможенной службе государства Российского предписывается никаких препон путешественникам не чинить и оказывать всевозможное содействие.

С подорожной в кармане Фанфан побежал на конюшню, где застал конюха Матвея, туповатого увальня, который жевал что-то, даже когда спал. Мальчику повезло — конюх как раз доел пирог и запивал его квасом.

— Запрягай вороных! Быстро! — скомандовал Фанфан.

— Куда это на ночь глядя, барин? — спросил Матвей, сытно отрыгнув; для него любой иностранец был барином.

— Задание графа! — отрезал Фанфан. — Тебе знать не надобно. Поторопись!

— А как же… мы мигом… — Матвей допил квас, и неспеша, вразвалку, направился к лошадям.

Фанфан весь извелся, пока конюх возился с упряжью. Но вид сытых молодых лошадок, которые так и рвались в открытые ворота, успокоил мальчика, и он, одобрительно похлопав Матвея по плечу, всучил ему серебряный рубль с изображением Анны Иоанновны.

— Премного благодарен… ваша милость, — просиял конюх.

Он не поверил своим глазам, поэтому, когда Фанфан уехал, Матвей достал рубль из кармана и попробовал его на зуб, дабы убедиться, что он нефальшивый, — по тем времена рубль для простого народа был большими деньгами. Убедившись, что это не сон и что он и впрямь нежданно разбогател, Матвей тут же запер конюшню и побежал в ближайший кабак. На что, собственно говоря, Фанфан и рассчитывал…

Фанфан, пока жил в «Австерии», и впрямь скопил немало денег. Кроме того, что граф платил ему приличное жалованьие, мальчик экономил на еде и на выплате «премиальных» разным темным людишкам, выполнявшим мелкие поручения Сен-Жермена.

Антипка, взвесив в руках туго набитые серебром кошельки, с восхищением причмокнул. Но Глаша лишь пренебрежительно покривилась.

— Идите за мной, — сказала она решительно.

Недоумевающий Фанфан вместе с Антипкой последовал за девочкой. У нее был удивительный талант привораживать людей и подчинять их своей воле. Пока Фанфан отсутствовал, Глаша успела сделать Антипку если и не своим рабом, то большим почитателем — точно.

Они вошли в тот самый грот, где обычно исчезало «привидение». Глаша нажала на один из камней, из которых был сложен грот, камень отъехал в сторону, и мальчики увидели в углублении медную рукоятку. Девочка повернула ее, раздался тихий скрип, большая вертикальная плита, оказавшаяся дверью, отъехала в сторону, и изумленные мальчики увидели неглубокую пещеру, заставленную шкатулками и сундуками.