Бикини - Януш Вишневский

— На столе нет водки, есть только бренди, — прошептал Макс через секунду.

— Не страшно. Пусть будет бренди. Но лимонада много не наливай.

Анна чувствовала, что все смотрят на нее. Но в этот момент конферансье объявил:

— Дорис Дэй и Лес Браун споют свой хит «Сентиментальное путешествие». Здесь, сегодня и только для нас!

Все как по команде вскочили. И в перерывах между куплетами подпевали:

Seven... that’s the time we leave at seven.I’ll be waitin’up at heaven,Countin’every mile of railroadtrack, that takes me back8.

Анна тоже знала эти строчки наизусть. Почему-то именно эта песня стала особенно популярной в эти дни. Ее постоянно передавали по радио. Казалось, после 8 мая Нью-Йорк слушал только американский гимн и «Сентиментальное путешествие». Анна ведь тоже однажды села в поезд, хотя и не в семь часов...

Бренди подействовал только после второго бокала, но раньше, чем Дорис Дэй покинула сцену, потому что люди продолжали петь и аплодировать еще довольно долго. Соседний стул пустовал. Карточка на столе гласила, что это место Стэнли Бредфорда. Но его не было! Примерно к десяти Анна начала беспокоиться. Достала монетки и, протискиваясь сквозь развеселившуюся толпу, отправилась в коридор к телефону-автомату. У двери, рядом с фуршетным столиком с закусками, стоял Артур. Он остановил Анну, склонился к ее уху и спросил шепотом:

— Та бутылка у вас с собой? Водка была отличная. А здесь подают какую-то паленую.

— Очень жаль, но сегодня я оставила ее дома. Это была настоящая польская водка. От еврея из Грин-Пойнт. Хотите, я куплю вам несколько бутылок? А вы не знаете случайно, куда подевался Стэнли? Мне его очень не хватает.

— Стэнли? — Он внимательно посмотрел на часы. — Он должен сейчас быть в Сан-Франсиско.

— Где?!

— В Сан-Франсиско. Сегодня рано утром в камерах лагеря для интернированных повесились сразу восемь японцев. Стэнли считает, что это произошло не случайно именно теперь, сразу после Дня Победы. Он уверен, что им помогли. Кроме того, лезть в петлю не характерно для японцев. Если они решают уйти из жизни, то вспарывают себе кишки или, если это невозможно, вскрывают вены. Стэнли полетел туда, чтобы во всем разобраться. Вернется послезавтра.

— Как это?! Почему он мне ничего не сказал?! — удивленно воскликнула Анна.

Артур обнял ее и вдруг сказал кому-то:

— Привет, Эндрю! Рад, что у тебя нашлось для нас время. Как развивается наша американская физика?

Анна обернулась. Перед ней стоял тот самый мужчина из лифта и с интересом ее рассматривал.

— Привет, Артур, я не знал, что у тебя есть дочь. Послушай, где я могу найти Стэнли?

— Сейчас? Думаю, во Фриско. Разве он не позвонил и не извинился? Он всегда перед тобой извиняется. Никак не могу понять, почему и за что...

— В последнее время мы мало общаемся, — ответил мужчина, пропустив замечание Артура мимо ушей.

— Понятно, Эндрю, понятно. У нас у всех полно работы. А у тебя теперь, должно быть, больше всех, так? Мне особенно приятно, что ты все же нашел время и явился на вечеринку. Позволь представить тебе мисс Анну Марту Бляйбтрой. Благодаря твоему брату она теперь работает в «Таймс».

Мужчина протянул Анне руку:

— Эндрю Бредфорд. Очень приятно.

Она взяла его руку, посмотрела на нее и сказала:

— Какая у вас большая и красивая ладонь!

— Эндрю был когда-то отличным баскетболистом, но потом ему это разонравилось, и теперь он очень талантивый физик, — вмешался Артур. — А сейчас извините меня. Я вынужден вас покинуть.

— Как вам удалось такими большими руками справиться с моей застежкой? — спросила Анна, глядя Эндрю в глаза. — Мне стыдно за этот случай в лифте. Но вы ведь не сердитесь, правда? У вас со Стэнли глаза очень похожи, только ваши еще голубее.

— А как вы с ним познакомились, если, конечно, не секрет?

— На башне кельнского собора.

— Где?! Какого собора?

— Кельнского. Это такой город в Германии, на Рейне.

— Это я знаю. Но как? Когда?

— В четверг утром, 8 марта 1945 года. Я ждала там Стэнли.

— В четверг, 8 марта, на башне, в Кельне, в Европе, гм... А что Стэнли там делал?

— Фотографировал противоположный берег Рейна.

— Вы шутите! Мой брат ни с того ни с сего стоял на башне кельнского собора два месяца тому назад и снимал противоположный берег Рейна?

— Не только стоял, какое-то время он лежал под балюстрадой. Но недолго.

— Мой брат Стэнли?! Запросто отправился за океан, на войну, чтобы поснимать в свое удовольствие? А вы, вы-то какое имеете к этому отношение?

— Не знаю, но все время пытаюсь узнать. Во всяком случае, ваш брат сделал много важных для него кадров и увез меня с собой.

— Извините, что я так прямо об этом спрашиваю, вы немка?

— А за что вы, собственно, извиняетесь? Какого черта вы передо мной извиняетесь?! Позвоните своему брату и сами его спросите! Когда вы последний раз с ним разговаривали? Когда заканчивали школу? — выпалила Анна и отвернулась.

Кто-то поставил рядом недопитый бокал вина. Она выпила его до дна и молча вышла. Успев на последний поезд метро, она приехала домой, но не смогла заснуть. Накинув плащ прямо на халат, спустилась вниз и перебежала через улицу в парк. Села на скамейку. В свете фар проезжавшего по улице автомобиля она увидела глаза вглядывавшегося в нее кота...

— Стопка, я расскажу тебе сказку про Кота в сапогах, — шепнула она, нежно почесывая кошку за ухом. — Ты ведь хочешь, правда? У речки стояла мельница. Каждый день мельничное колесо стучало по воде: тук-тук. Но однажды эти звуки заглушили печальные песни. Умер старый мельник. После поминок братья разделили отцовское наследство: старшему досталась мельница, средний забрал осла, а младшему отдали кота. Понял младший брат, что нет ему места на мельнице. Взял буханку хлеба, серого кота и пошел куда глаза глядят...

Нью-Йорк, Бруклин, ночь, 19 мая 1945 года

Весь день Анна лежала в постели, пила какао, объедалась — забыв диете — кексами «Брауниз» и взахлеб читала «Черный», автобиографическую книгу Ричарда Н. Райта, которая уже несколько недель возглавляла список самых продаваемых книг в Соединенных Штатах, а в списке «Таймс» фигурировала четыре недели подряд. Райт, тридцатисемилетний негр, родился в южном штате Миссисипи. В 1940 году он стал первым в истории Соединенных Штатов негритянским автором, чья книга «Сын Америки» попала в список бестселлеров. Годом позже Орсон Уэллс сделал по этой книге инсценировку и поставил ее на Бродвее. Но то была сокращенная версия. Цензура тщательно вымарала сексуальные фантазии главного героя по отношению к белым женщинам — и в романе, и в пьесе. Стэнли по просьбе Анны раздобыл у издателя полный машинописный текст книги Райта. Теперь она читала ее и не могла понять, что же не понравилось цензорам. Райт знал, о чем писал. Он хорошо знал белых женщин. Его первая жена была белой, так же, как и вторая, которая родила ему дочь. Книги Райта представляли мрачную картину американского расизма во всей его красе. Если бы он написал «Черного» сейчас, после Бухенвальда, Бельзена и Дахау, рассказы Анны о расизме в Германии уже никому не казались бы небылицами. «Здесь негров не обслуживают» звучало точно так же, как «мы не обслуживаем евреев»! Из книги Райта Анна узнала, что слово «negro» на юге Америки произносят иначе, чем на севере, — как «knee-grow», то есть «выросший на коленях» — и наверняка не без причины.

Зазвонил телефон. Так поздно, в одиннадцать вечера, мог звонить только Стэнли. Натан никогда бы себе такого не позволил.

— Стэнли, что случилось? — спросила она, проглотив кусок кекса.

Минутная пауза. Смущенное покашливание.

— Я решил позвонить вам, чтобы...

— Привет! Как поживаете, Эндрю? — сказала Анна, пытаясь скрыть удивление.

— Я хотел перед вами извиниться за по-дурацки сформулированный вопрос.

— Какой вопрос, мистер Бредфорд? Я не помню никаких вопросов. Зато помню ваши руки на моей спине и ваши удивительно голубые глаза. И запах вашего порфюма...

— Извините за поздний звонок. Я забыл, что у вас уже поздняя ночь. Я вас не разбудил?

— Нет. Вы оторвали меня от кексов и Райта. Это хорошо. Я рада, что вы оторвали меня от сладкого.

— От какого Райта? — не понял Эндрю.

— От Ричарда Райта. Я как раз его читала...

— Вы читаете Райта?! Да вы что?! Это же чокнутый коммунист, к тому же...

Анна бросила трубку. Она разозлилась. Закурила, подошла к окну. Сигарета ее успокоила. Еще через минуту телефон зазвонил снова. Она вернулась к кровати. Телефон все трезвонил. Она долго не снимала трубку, но потом все-таки не выдержала.

«Стэнли, я как раз думала о тебе, — прошептала она. — Представляешь, только что мне позвонил твой брат. Я знаю, братьев не выбирают, но он ведь законченный шовинист. И к тому же слишком высокого о себе мнения. Ты совсем не такой. Ты обнимешь меня, Стэнли? Мне это очень нужно. Сейчас. Обними меня, крепко-крепко...»