Жулик: грабеж средь бела дня - Сергей Зверев

Впрочем, Сазонова заинтересовали не только трагикомичные подвиги отставного вертухая.

– Пиля, взгляни, – серьезно сказал он, очертив карандашом набранные нонпарелью строки.

– Ну-ка, ну-ка… – Воровка подслеповато прищурилась на газетный лист. – И че там менты печатают?

– Все, кроме денег. Отсюда читай: «В подъезде собственного дома…»

Информация о загадочном убийстве начальника режимной части радиозавода Бекетова говорила сама за себя. Было очевидно: это преступление и убийство Вишневского в парижской тюрьме «Сантэ» – звенья одной цепи. Люди, организовавшие чеканку царских червонцев из радиоактивного золота, целенаправленно ликвидируют всех свидетелей. И люди эти, судя по всему, были уже где-то рядом.

А вот Таню Голенкову больше всего опечалило известие о смерти Мандавошкиного дедушки. Ведь полусумасшедшего старика с пластмассовым автоматом она знала едва ли не с самого детства…

– Леша, а можно я Лиде позвоню? – неожиданно попросила она и, почему-то покраснев, добавила: – Ермошина, конечно, не очень порядочный человек… Но мне она все-таки подруга детства. К тому же ребеночка ждет. Предчувствия у меня очень нехорошие…

– Как знаешь. Но будь готова, что о твоих предчувствиях этот не очень порядочный человек стуканет твоему отцу. Со всеми вытекающими последствиями. Если тебя это устроит, звони. Только не с домашнего и не с мобильного, – со вздохом разрешил Сазонов, искушенный в методах работы Уголовного розыска. – Вот тебе карточка, отойдешь на несколько кварталов, попросишь какого-нибудь прохожего пригласить подругу к телефону и спросить, как у нее дела. В качестве оправдания скажешь – мол, отец у подруги злобный, не позволяет дружить, контролирует любые звонки. Все понятно?

Таня отсутствовала более получаса, и обеспокоенный Леха уже было собрался отрядить на ее поиски Пилю. Однако все обошлось. Едва зайдя в дом, девушка выпалила:

– Лиду позавчера на «Скорой помощи» увезли.

– И каков диагноз? Наверное, спермотоксикоз? – невозмутимо осведомился Жулик.

– Одни неприятности от этой разнополой любви! – хрипло рассмеялась «коблиха» Пиляева.

– У нее схватки начались, – насупившись, объяснила Таня. – Стрельбы испугалась, вот ее в роддом и увезли… Наверное, уже родила. Надо бы к ней сходить, а то неудобно. На маленького посмотрю, если получится!

– Трубку-то кто взял? – прищурился Леха.

– Я все сделала, как ты посоветовал, – с оправдывающимися интонациями ответила девушка. – Молодой человек, который звонил Лиде, сказал: мол, разговаривал с каким-то мужчиной, который назвался ее отцом…

– Что – Кадр вернулся? – перебила блатнючка и, помолчав, выдала резюме: – Ну, бля, щас тут тако-ое начнется!..

И Пиля, и Жулик прекрасно знали о криминальной специализации Миши Ермошина. В свое время Сазонов даже бывал у него в гостях. В представлении Лехи этот исполнитель блатных приговоров был законченным мерзавцем, способным совершить самое жестокое убийство за самую умеренную мзду. А ведь «канала» редко когда сидел без работы – его малопочтенное ремесло было востребовано всегда…

– А можно я в роддом позвоню? – Таня просительно взглянула в глаза Сазонову.

К счастью, звонить в роддом можно было безо всякой опаски. Вряд ли в обязанности ментов входил контроль бесконечных звонков от отцов и бабушек рожениц.

– Прошу, – Леха учтиво протянул девушке мобильник.

…Спустя несколько минут Голенкова взахлеб рассказывала последние новости.

– Девочка, два девятьсот, сорок восемь сантиметров… Малю-юсенькая такая. Бедная, недоношенной родилась!

Скрипнула дверь – на кухню вошла Александра Федоровна. Видимо, все это время она таилась в прихожей, прислушиваясь к разговору.

– Вну-ученька… – всплеснула руками она. – Как я и хотела. Сколько, Танечка, вы сказали? Два девятьсот и сорок восемь сантиметров? Интересно, а на кого она похожа?

– Девочка – это хорошо, – хладнокровно резюмировал Леха, выразительно глядя на мать. – У нее куда меньше шансов стать киллером, наркоторговцем, насильником, маньяком, дешевым бакланом, педерастом…

– …ментом, – вставила Рита.

– …а также членом устойчивой оргпреступной группировки, – закончил Жулик. – А на кого похожа… Сказал бы я, на кого. Да только не хочу раньше времени. Сама увидишь. Ладно, Рита. У тебя сегодня очень много дел: Яцевское кладбище и автобаза в районе завода резиновых изделий. Давай, собирайся, а то до вечера не успеешь…

Члена устойчивой оргпреступной группировки Геннадия Зацаренного хоронили лишь через неделю после убийства – с выдачей тела пришлось утрясать слишком много формальностей. Естественно, все расходы взяла на себя «Находка». Лучшее место на Яцевском кладбище, добротный, за полторы штуки баксов гроб, обилие цветов – все это, по мнению Дяди Вани, должно было продемонстрировать пацанам его благородство.

После отпевания в кладбищенской церкви гроб с телом покойного медленно поплыл к свежевырытой могиле. Накачанные молодые люди со значительными лицами несли венки, украшенные лентами с трогательными надписями. Как нередко бывает на богатых похоронах, толпа быстро разбухла от попрошаек, бомжей и прочего кладбищенского люда, падкого на халявную выпивку.

Перед тем как опустить гроб в землю, к могиле подошел Михалюк. Обведя взглядом толпу, он вздохнул, откашлялся и двинул скорбную, загодя продуманную и выученную речь. Смысл его слов сводился к следующему: спи спокойно, дорогой друг, братва тебя не забудет, убийца будет наказан.

Последние слова «смотрящего» прозвучали, может быть, и не слишком уместно, но весьма убедительно:

– А этого петушилу Сазонова… я лично вот этими самыми руками на части порву!.. – пообещал он негромко, и очки холодно блеснули на его худом и постном лице инквизитора.

Застучал молоток, скрипнул опускаемый в яму гроб, и на дубовую крышку с дробным грохотом посыпалась глина.

Дядя Ваня, пробившись через толпу, подозвал к себе Зондера, чтобы сделать распоряжения насчет поминального стола.

– Как там пацаны – отслеживают Голенкова? – спросил он, закуривая.

– Исчез, дома не живет, – кивнул Мамрин. – Видимо, чего-то боится. И на работу почти не выходит. Так вместо него сейчас кореец один шустрит, шеф-повар Ким.

– Где Голенков теперь обитает? Пробили?

– Ага. Хату снял на Подусовке. Выпасаем. Он ведь по-любому Жулика должен вычислить. Бывший опер, как-никак… А он и выведет нас на Сазонова. Или на кого-нибудь из его близких. Нам, понимаешь, без разницы.

– Хорошо… Не трогайте пока мусорка. Но следите за каждым его шагом. Кстати, а через кого вы Голенкова пробили? Через эту лярву пузатую… Мандавошку, или как ее там?

– Нет. По другим каналам. А про девку эту и думать забудь. Слышал про кипеш в ее квартире?

– Это когда ее дедушка, бывший мент, автомат где-то купил и из окна палить начал? – ухмыльнулся «смотрящий».

– Вот-вот. Там теперь опера каждый день пасутся. Кстати, Кадр недавно с зоны вернулся…

– Кто-о?

– Миша Ермошин…

– Постой-постой, так это ее папик? – впечатлился догадкой Михалюк, и лицо его почему-то посерело. – Эт-того еще не хватало… Интересно, по чью же душу он сюда приехал?

Окраинный район Гондоновка, именуемый так из-за близости к заводу резиновых изделий, издавна слыл в городе местом подозрительным, неспокойным, а в ночное время – и небезопасным. Впрочем, и в дневное время тут было мало приятного. Заводские трубы, торчащие на окраине района, и крематорий Яцевского кладбища, расположенного неподалеку, явно не озонировали воздух. В этом районе издавна селилась разная шваль и погань: профессиональные нищие, беглые алиментщики, мелкие воры и хронические алкоголики и наркоманы. Облезлое заводское общежитие, стоявшее у проходной, и вовсе считалось рассадником заразы. В общаге жили в основном гастарбайтеры: молдаване, азербайджанцы, таджики и курды. Но выходцев из Юго-Восточной Азии почему-то было больше всего.

Миша Ермошин бывал на Гондоновке лишь несколько раз и потому не очень хорошо ориентировался в этом хаотичном нагромождении заборов, покосившихся бревенчатых халуп и бараков с облупленными фасадами. Однако общежитие гастарбайтеров отыскал сразу: фасад пятиэтажки украшала блеклая вывеска кафе «Хайфон», расположенного в цокольном этаже. Судя по названию, заведение принадлежало какому-то юго-восточному азиату. Небольшое скопление похмельных ханыг у входа наводило на мысль, что «Хайфон» – дешевая бухаловка наподобие «Рюмочной».

Конечно, Кадр никогда бы не отправился на Гондоновку без крайней нужды. На него навалилось слишком много забот: поездки в роддом к дуре дочери, получение паспорта с пропиской, воспитание маленького сына, а также ежедневные объяснения в ментуре, в ходе которых недавний арестант доказывал свою непричастность к стрельбе из окна.