Красная сестра - Марк Лоуренс

— Мы можем что-нибудь сделать? — спросила Ара, глядя на руку, лежащую на колене сестры Кастрюли.

— Нет. По крайней мере, ничего хорошего. — Старая монахиня пожала плечами. — Итак... я позвала вас сюда, чтобы услышать, как вас зовут.

— Я выбрала, — сказала Ара. Она посмотрела на Нону. — Разве мы не должны... сделать это наедине?

Сестра Сковородка повернула голову в одну сторону, потом в другую.

— Здесь никого нет, кроме нас.

— Но... — Ара нахмурилась. — Но мы не должны никому называть свои имена. Это секрет, пока мы не принесем обеты...

— У Избранной и Щита нет секретов друг от друга.

Нона не открывала рта. Ей было все равно, кто знает ее имя, хотя она и не сказала бы его. Настоятельница хотела знать, может ли она хранить тайну, и она могла.

— Я не Избранная, — сказала Ара. — Я бы знала, если бы это было так. Кроме того, я не могу сделать то, что может марджал.

— Это не имеет значения, так или иначе, — сказала Сестра Сковородка. – Пророчество навлекло на тебя опасность, и сейчас тебя спасает монастырь, а не стены, не сестры, красные, серые или какие-то другие. Та женщина в большом доме. У Стекло длинные руки, и очень ловкие. Было время, когда я могла проделать дыру в скале, на которой мы живем, настолько большую, что она могла бы проглотить всю эту башню целиком. Но даже тогда я не была и наполовину так смертоносна, как эта женщина. Даже наполовину. — Она наклонила голову, словно прислушиваясь к далекой музыке. — Пророчество подвергло вас опасности, потому что люди наполовину верят в него. Заставьте их поверить в него полностью, и оно начнет заботиться о вас. О вас обоих.

— И нам нужно, чтобы оно заботилось о нас... потому что настоятельница может... передумать? — спросила Нона.

— Потому что ветер будет дуть всегда, а луна продолжит падать. — Сестра Сковородка вытерла ладонь о бедро и выжидающе посмотрела на них. — А теперь скажите, как вас следует называть, когда вы будете сестрами? Нона?

Нона не думала об этом ни в те дни, когда жила в монастыре, окруженная Чайниками, Яблоками, Стеклами и Колесами, ни на пути к башне, ни при подъеме по лестнице.

Сковородка улыбнулась.

— Часто сестры выбирают такое имя, которое заставляет их думать о доме, о чем-то безопасном, о чем-то дорогом.

— Я... — Нона попыталась представить себе деревню, свой дом, мать, срезающую тростник и вплетающую один стебель в другой. Она думала о Лесе Реллам, о жестокости и смерти, о лице своей матери, когда ей вернули ее ребенка из дикой природы, одетого в чужую кровь.

— Выбирай осторожно, Нона. Пусть Путь приведет тебя к имени.

Нина открыла рот.

— Клетка, — сказала она. — Пусть меня зовут Клетка.

Сестра Сковородка поджала морщинистые хрящи своих губ.

— Клетка. — Она повернулась к Арабелле Йотсис, которая наблюдала за ними с безмятежностью, которой позавидовала Нона. — А ты, дорогая?

— Шип, — сказала Ара. — Я буду Сестрой Шип.

Серый Класс

Очень важно, убивая монахиню, убедиться в том, что вы привели с собой армию, состоящую из умелых воинов. Для сестры Шип из монастыря Сладкого Милосердия Лано Таксис привел наемников-пеларти, воинов, набранных с лед-окраин к востоку от Серости, из племени, которое считали диким их дикие соседи. Драчуны и убийцы, жестокие мужчины и жестокие женщины, убивавшие за деньги. Еретики, которые ставят поклонение умершим военачальникам, проведшим под землей не более трех столетий, выше почитания Предка, на плечах которого стоит все человечество и который делает каждого человека братом другому.

Метательная звезда, или крест-нож, как ной-гуин называют ее, обычно является оружием отвлечения внимания, попыткой вывести из равновесия и причинить незначительные повреждения; но в руках Красной Сестры такие снаряды становятся смертельными.

Патронташ, висевший на броне из черн-кожи сестры Шип, содержал две дюжины звезд, ножи которых проникали внутрь тела, а не просто пускали кровь; каждый был закреплен вокруг центрального кольца, утяжеленного свинцом. Звезды вылетали из ее пальцев, когда она бежала между колоннами, и пеларти были потрясены ее внезапной быстротой. Глаз, горло, лоб. Они пробивались сквозь мягкую плоть и твердые кости. Глаз, горло, рот, открытый для рева битвы, поглощающий быстрое вращение звезды среди сломанных зубов. Лоб, горло. Герант, огромный в своих доспехах, забрало топфхелма, тяжелый латный воротник на шее. Звезда описала дугу и попала ему в запястье прямо над латной рукавицей, разорвав сухожилие и артерию; его огромный меч выскользнул из онемевших пальцев.

В акте разрушения есть красота, которую мы пытаемся отрицать, и радость, которую мы не можем отрицать. Дети строят, чтобы разрушать, и хотя мы можем вырасти из этого, эта потребность течет в нас глубже, чем наша кровь.

Насилие — язык разрушения, плоть так часто является тем хрупким и драгоценным предметом, который оно легко и безвозвратно ломает: что еще мы сожжем, чтобы мир обратил на это внимание?

Твоя смерть не ждет твоего прибытия в назначенный час: она на протяжении всех лет твоей жизни мчится к тебе со свирепой скоростью стрелы времени. От нее нельзя уклониться, с ней нельзя торговаться, ее нельзя отклонить или умиротворить. Все, что тебе дано, это выбор: встретить ее с открытыми глазами и миром в сердце и спокойно отправиться за наградой. Или ярко вспыхнуть, взять в руки оружие и сразиться с этой сукой.

В каждой утонченной вещи, какой бы драгоценной и прекрасной она ни была, есть вызов. Сломай меня. Все невесты Предка смотрят на жизнь как на хрупкий, чудесный дар, которым она и является. От альфы до омеги мы все братья, сестры,