Свободу медведям - Джон Ирвинг

Я встал из-за стола; лицом к стойке обслуживающий персонал Биргартена повесил старое, преломляющее все на части зеркало, доставшееся, видимо, от какого-то аттракциона; если вы устали от животных, вы могли рассматривать неопределенные фрагменты растений и стволов деревьев. Примечательно. Я поймал в зеркале свое отражение — или это была часть меня, сегментированного, и части других людей и предметов. Ножки разрозненных стульев, неподходящих ботинок. Для этого странного зеркала я был изначально непригоден — мои части никак не подходили другу к другу.

В то время как вспотевшая записная книжка на моем животе была очень цельной — плотный комок совершеннейшего умопомешательства.

— О, посмотри, — сказал я Галлен или кому-то еще. — Как ничего не складывается друг с другом.

А она стояла в зеркале рядом со мной, ее части были не менее разрозненны, чем мои, но их было проще отличить — от стульев и от частей других людей. Потому что все они по-настоящему красивые: фрагмент большого, тонкого рта и длинной, тонкой шеи, вырез фуфайки между ее грудей. Она засмеялась. А я нет.

— С чего мы начнем? — с нетерпением прошептала она, неожиданно загораясь верой в меня. — Выпустим в темноте? А что будем делать со сторожами? — И поскольку я продолжал смотреть на свои разрозненные части в зеркале, она с усмешкой сказала: — Не стоит так привлекать к себе внимание, Графф. Может, нам лучше куда-нибудь ускользнуть и обдумать хорошенько наш план?

Я смотрел в зеркале на ее рот, говорящий сам по себе. Я не мог даже понять, смеется она надо мной или говорит серьезно. Я скосил глаза. Где-то в этом чертовом зеркале я потерял голову и никак не мог ее найти.

Следуя указаниям

Это было просто. Мы проболтались до самого вечера и разведали место за зеленой изгородью у длинного загона для Животных Смешанной Классификации; эта изгородь оказалась точно такой, какой ее описывал Зигги. Перед тем как мы нырнули за нее и стали прислушиваться, как уборщики клеток метут своими метлами и кричат тем, кто случайно мог остаться в зоопарке, я показал Галлен Жилище Мелких Млекопитающих и отметил для себя закрытую дверь помещения, которое должно было быть логовом сторожа. На самом деле нам хватило времени понаблюдать за всем — до того как мы спрятались за зеленой изгородью.

Я был разочарован лишь тем, что сернобык оставался у себя в сарае. Размышляя — возможно, строя планы, — и Галлен не видела его самого и его потрясающих семенников.

Но прокрасться и спрятаться оказалось проще простого, и мы воодушевились — лежа у самой загородки, выглядывая через просветы на шаркающих Смешанных Антилоп и их разномастных родственников. Должен признать, что окончательно я не расслабился, пока не спустились сумерки.

Где-то к восьми тридцати стало темно, и животные попадали на землю, дыша глубже и посапывая, успокаиваясь. Кто-то шлепнул лапой по воде, и кто-то коротко пожаловался в ответ. Зоопарк впал в дремоту.

Но я знал, что без четверти девять сторож совершает очередной раунд, и мне хотелось сделать все так, как это задумал Зигги, — мы проберемся за водоем для Смешанных Водоплавающих Птиц, когда сторож начнет свой обход.

Туда очень легко было попасть. Я опустил пальцы за бордюр водоема; сонные утки покачивались на воде — головы опущены, перепончатые лапы слегка колыхаются. Время от времени чья-то лапа шлепала по воде. Ничего не подозревающая утка поворачивала во сне, словно управляемая веслом лодка, и натыкалась на край водоема; проснувшись, она ворчала на цемент и отталкивалась от него, погружаясь в дремоту. Она гребла лапами и снова засыпала. О, ритмы этой первой смены были просто чудесными.

Биение сердца Галлен казалось не громче трепетания моей ладони, словно внутри ее какой-то эльф осторожно дул на ее бледную кожу под грудью.

— Так тихо, — прошептала Галлен. — Когда придет этот О. Шрапп?

— Шратт, — поправил я ее и разбудил утку. Она квакнула, как лягушка.

— Ну да. Когда он придет сюда? — повторила Галлен.

— Уже скоро, — ответил я, наблюдая, как первый сторож потягивается и зевает в уютном, белом свете, падавшем из дверей Жилища Мелких Млекопитающих.

— А это добрый сторож? — спросила она.

— Да, — кивнул я и сразу же проникся к нему теплым чувством — наблюдая, как он обходит зоопарк, мягко пощелкивая языком своим любимчикам: боксирующему австралийскому кенгуру и обожаемому им стаду зебр. — Инфракрасный свет! — прошипел я. — Да, этот вполне нормальный.

После того как он осторожно, чтобы не потревожить чей-либо сон, проверил Жилище Толстокожих, сторож вернулся обратно к нашей зеленой изгороди и прошелся вдоль линии ограды, лениво цепляясь ногой за ногу.

— Послушай, — сказала Галлен, — этот сторож совершает очередной обход в одиннадцать?

— Без четверти одиннадцать, — уточнил я.

— Ладно, — сказала она и легонько потрепала меня по щеке. — В одиннадцать или без четверти, какая разница?

— Это детали, — возразил я. — Вся разница в деталях. — Я хорошо сознавал, что детали являются важнейшей частью любого дельного плана. И сознавал также важность наличия собственного плана.

Я претворял план в жизнь; и, как в любом хорошем плане, в моем главным была очередность. В первую очередь нужно было схватить на месте преступления и запрятать подальше О. Шратта. После чего, должен признаться, мои действия представлялись мне лишь в общих чертах. Но за зеленой изгородью я снова успокоился, к тому же Галлен, как мне казалось, совершенно перестала нервничать насчет меня, так что я наконец смог с облегчением вздохнуть.

На самом деле, когда сторож закончил свой обход без четверти двенадцать и зоопарк вокруг нас погрузился в глубокий сон, я зарылся носом в густые волосы Галлен, поглаживая ее сзади, шаловливо дотрагиваясь и заигрывая с ней. Признаюсь, я считал, что наша зеленая изгородь была слишком уютной для того, чтобы воспользоваться ею неправильно — или не воспользоваться совсем.

Но она отвернулась от меня и ткнула пальцем в шестиугольные просветы ограды, показывая на спящих Животных Смешанной Классификации, которые сгрудились в середине загона.

— Как можно при них, Графф, — прошептала она.

А я подумал: «И вправду, этим животным и без того достается».

Мне хотелось подурачиться, но я справился с собой; неожиданно Галлен сама принялась робко ласкать меня, и я решил, что она передумала. Но она прошептала нежно:

— Графф, разве ты не видишь? Как здесь чудесно? Что тебе еще надо? — И она противно укусила меня за подбородок, но меня не так-то просто было провести.

Признаюсь, я перешел на оборонительную позицию, отодвинулся от нее подальше. А она прошептала:

— Графф?

Но я продолжал удаляться от нее вдоль линии загородки, на четвереньках, царапаясь о кусты. Так что она потеряла меня из виду и громко позвала:

— Графф!

Из Обезьяньего Комплекса раздался неистовый стук, словно кто-то ударил дубинкой, и какое-то тяжелое животное затопало копытами, туда и обратно. Пара Больших Кошек прочистила рыком горло. А Галлен сказала:

— Ну ладно. Иди сюда. Я пошутила.

— Ты все время шутишь, да? — откликнулся я, выглядывая из глубины загородки. — Ты постоянно пытаешься отвлечь мое внимание от этого.

— О, Графф! — воскликнула она, и остатки потревоженного стада сгрудились и застучали копытами по другую сторону загородки.

— Заткнись, Галлен! — хрипло ответил я.

— О, Графф, — снова прошептала она, и я слышал, как она сдерживает дыхание, чтобы не зарыдать. — Я даже не понимаю, что ты хочешь делать. Правда, я даже не могу себе представить, не знаю почему.

«На самом деле я тоже», — подумал я. Трудно принимать решение, когда ты настроен таким образом, как я. Но для того чтобы принять решение, есть кое-что, что может помочь, например болото, которое появляется там, где ты его меньше всего ожидаешь.

До меня вдруг дошло, что зоопарк пробудился — и не из-за негромких всхлипываний Галлен. Я хочу сказать, и в самом деле пробудился. Животные вокруг нас застыли в напряжении, стараясь не шевелиться; трапеции в Обезьяньем Комплексе неожиданно прекратили свое беспокойное поскрипывание. Я сверился с часами и понял, что вел себя слишком беспечно для наступившего момента. Было уже за полночь. Я не слышал, как зазвенел колокольчик, извещавший о смене сторожей. Зоопарк словно замер. Я прислушивался к шагам вдоль нашей изгороди. Я увидел его военные ботинки с заправленными внутрь штанами. И дубинку в ножнах, аккуратно вставленную в правый ботинок.

Времени предупредить Галлен не оставалось, но я видел, как ее силуэт с прижатыми к ушам руками застыл у ограды; я видел очертания ее открытых губ. Слава богу, она его тоже заметила.

Затем он пару раз прошелся в нашем направлении вращающимися кругами света, он покачивал корпусом и едва не терял равновесие, так что кольцо с ключами съехало к его подмышке. Я отважился выглянуть на дорожку между корнями и увидел, как он вышагивает, словно робот, — его голова и эполеты над линией живой изгороди четко вырисовывались в ночи. Он по-военному повернул за угол; я ждал, слушая, как в пустынном Биргартене бряцают его ключи.