Рауль, или Искатель приключений. Книга 1 - Ксавье Монтепен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это утешение нисколько не обрадовало Рауля. Он расспрашивал префекта, нет ли какой-нибудь возможности отыскать украденные у него деньги, но префект снова улыбнулся и покачал головой с видом сомнения, чем заставил молодого человека прийти еще в большее отчаяние.
— Вы понимаете, кавалер, — сказал префект, — что люди, изобретающие комедии, как та, в которой вы без вашего ведома играли незавидную роль, не затруднятся выдумать новую комедию, которая собьет с толку моих сыщиков… Впрочем, полиция искусна… Положитесь на нас; мы употребим все наши усилия, чтобы помочь вам.
Потом он велел проводить Рауля к одному из главных сыщиков, которому поручены были самые трудные операции подобного рода и который за свою изумительную проницательность давно уже получил и от своих товарищей и от воров прозвание Рысьего Глаза.
Рауль должен был опять начать свой рассказ. Выслушав его, сыщик покачал головой точно так же, как сделал это префект за несколько минут назад.
— Черт возьми! Черт возьми! — пробормотал он сквозь зубы.
Взяв у Рауля все необходимые сведения и заставив его сделать подробное описание примет Бенуа, виконта Ролана де Сильверы, майора Танкреда д'Эстаньяка и наконец очаровательной Эмроды, сыщик записал все это и обещал тотчас же разослать по всем направлениям своих подчиненных.
— Впрочем, — прибавил он, — я не надеюсь, что мы достигнем удовлетворительного результата. Данное вами описание, без всякого сомнения, ни к чему не послужит. Будьте уверены, что все эти люди уже успели так переменить свою наружность и ухватки, что вы пройдете мимо них и не узнаете. Прибавьте к этому, что у них, наверно, есть десять квартир и тридцать переменных имен, и вы согласитесь со мною, что предприятие, на которое мы пускаемся, не из легких… Однако, — закончил он, как и его начальник, — положитесь на нас, мы сделаем все, что от нас зависит.
Когда Рауль вышел от сыщика, он потерял всякую надежду.
XXII. Голод
Кавалер де ла Транблэ, к несчастью, не обманулся в своих печальных предположениях. Явившись через неделю к префекту полиции, Рауль встретил там и своего знакомого сыщика. Тот сообщил ему, что не нашел и следа его сорока тысяч ливров и тех, которые украли их.
— Советую вам, — прибавил сыщик, — примириться с мыслью об этой потере, потому что, если б нам даже и удалось захватить воров, то ясно как день, что мы уже не найдем у них ваших денег… Вы, конечно, понимаете это так же хорошо, как и я…
«О! — подумал Рауль, — я понимаю как нельзя лучше, что гибель моя неизбежна».
Со смертью в душе воротился молодой человек в гостиницу. Положение его действительно было плачевное. Он находился один-одинехонек посреди Парижа, не знал в нем никого и скоро должен был остаться без всяких средств. Что с ним станется и как он будет жить, когда оставшиеся у него деньги истратятся?..
Рауль задавал себе эти отчаянные вопросы и не мог ответить на них.
Прошло два месяца. Кавалер продал обеих лошадей, свою и Жака, и ничтожная сумма, вырученная из этой двойной продажи, послужила на удовлетворение издержек господина и слуги, потому что Рауль, несмотря на нищету, увеличивавшуюся с каждым днем, не думал расставаться со своим товарищем, пока мог дать ему кусок хлеба.
Настал день, когда последняя золотая монета была разменяна. Через три дня исчезли и остальные двадцать четыре су. Господин и слуга скоро почувствовали голод. К вечеру Рауль был очень бледен. Жак украл на кухне хлеб и принес ему.
— Спасибо, мой милый, — сказал кавалер. — Я не дотронусь до этого.
— Отчего?
— Оттого, что бесполезно продолжать на несколько часов жизнь, которая тяготит меня и от которой я освобожусь…
— Вы хотите умереть? — перебил Жак с испугом.
— Хочу, потому что это необходимо…
— О! Боже мой! Боже мой! Кавалер! Имейте же мужество!
— Я имел его, но теперь не имею!
— Ждите! Надейтесь!
Рауль пожал плечами.
— Чего ждать? На что надеяться? — вскричал он. — Положим, что я соглашусь прожить еще сегодня, но разве ты не видишь, что в тот день, когда тебе не удастся ничего украсть, нам все-таки придется умереть с голоду?.. Нет!.. Нет!.. лучше покончить скорее…
Жак залился слезами.
— Итак, вы меня бросаете! — прошептал он среди судорожных рыданий.
— Сожалею, мой бедный Жак, — сказал Рауль, — но, говоря откровенно, ты ничего не потеряешь от моей смерти… тебе хуже не будет… Расставшись со мною, ты без труда найдешь себе место, если не очень хорошее, то по крайней мере такое, где будут кормить тебя каждый день…
Рыдания молодого слуги удвоились. Его привязанность к своему господину походила на фанатизм.
Рауль встал, надел шляпу, подошел к Жаку и протянул ему руку.
— Прощай, мой бедный Жак! — сказал он.
Жак схватил руку молодого человека, уцепился за нее и покрыл поцелуями. Рауль старался вырваться. Жак сопротивлялся.
— Прощай, — повторил Рауль.
— Вы уходите? — вскричал Жак, забыв от горя, что приличие запрещало ему расспрашивать своего господина.
— Да, ухожу…
— Куда?
— Сам не знаю…
— Я пойду с вами…
— Нет.
— Я хочу…
— А я запрещаю!
— Кавалер, прошу вас, умоляю на коленях! Позвольте мне идти с вами…
— Нет! Нет! Нет!
— Отчего!
— Оттого, что я не хочу! Полагаю, что этой причины достаточно!
— В таком случае я пойду за вами без позволения…
— Как! Несмотря на мое приказание?
— Несмотря ни на что!..
— Разве я тебе уже не господин?..
— Нет, когда вы хотите лишить себя жизни, а мне приказываете остаться здесь!..
— Жак! — вскричал Рауль с гневом.
— О! — продолжал Жак, — сердитесь сколько хотите! Прибейте меня, мне это все равно! Но если вы не убьете меня на месте, я пойду за вами непременно… Я так хочу…
— А! Ты хочешь?
— Да, хочу.
— Ну! Так ступай же!..
И Рауль, схватив Жака за плечи, но не причиняя ему ни малейшей боли, бросил его на кровать. Пока Жак, оглушенный падением, старался встать, молодой человек бросился из комнаты, запер дверь на ключ, быстро сбежал с лестницы и очутился на улице. В это время было около девяти часов вечера.
В ту эпоху, когда происходили описываемые нами происшествия, Париж не был, как ныне, волшебным и светлым городом, который, при наступлении ночи, увенчивает чело свое миллионами огней и при свете газа кажется еще ослепительнее, чем при солнечных лучах. Нет, в то время, едва только наступал вечер, Париж засыпал в грязи своих дурно вымощенных улиц, погруженных в темноту почти сплошную. Во-первых, тогда не знали другой системы освещения, кроме очень небольшого числа фонарей; во-вторых, эти фонари зажигались только тогда, когда не было луны. О! То было блаженное время для воров и влюбленных. Поэтому и те и другие, смело можем утверждать, потешались вдоволь.
