Я иду искать. История третья и четвертая - Олег Верещагин

Плоские машины — не очень похожие на земные танки или бронемашины, но всем своим внешним видом не оставлявшие никаких сомнений в своём предназначении — шли по две в ряд, шесть штук. Из-за того, что они были плоские — они казались невысокими, и только когда на броне передней показался данван, стало ясно, что высота машин не меньше трёх метров и что они — огромны.

Данван стоял на носу правой передней машины, раскачиваясь на широко расставленных ногах — статуя из непроницаемой брони. Его угловатые руки поднесли к матовому забралу шлема какой-то прибор, он стал медленно поворачивать голову туда-сюда. Картина была полуреальной, как из фантастического фильма. И уж совсем фантастической делал её плывущий над группой машин фрегат — фрегат, по сравнению с которыми машины-гиганты в ущелье, ведущем в горы, казались крошками.

Олег пошевелил край изолирующей накидки. Его не оставляло ощущение того, что данван видит. Видит их всех. Невозможно не увидеть полторы тысячи человек, пусть и сколь угодно хорошо замаскированных. Невозможно. Так же невозможно, чтобы этот фрегат и был тем, который сжёг Йени Асма. Хотя Йерикка говорил, что это так и есть.

Машины двинулись дальше. И над скалами — скрещивая в небе белые следы и завывая — разорвались алыми огнями две сигнальных ракеты. Начало атаки.

Олег отбросил накидку...

...Фрегат тут же окутался радужным сиянием — непроницаемым и... страшным. Зашевелились — не вразнобой, слаженно и жутко — многочисленные стволы, безошибочно выцеливая обнаружившихся себя врагов. Жалкие твари, как они посмели?! Отражая ливень высокоскоростного металла, несущийся с земли, перехватывая ракеты, защитные экраны были готовы поглотить и любую форму чистой боевой энергии — мало ли что?

Гранаты «мух» и «семёрок» — и капсулы «шмелей» не были энергией. У них не было сложных наводящих систем. И их скорость была слишком мала, чтобы защитный экран воспринял их как угрозу.

Конечно, у фрегата была и обычная броня. Мощная, танковая. Но, как видно, она не модифицировалась довольно давно. Во всяком случае, ещё до появления тандемных ПГ-7ВН...

...Не веря своим глазам, Вадим увидел то, на что уже не надеялся с того момента, когда вспыхнула чёртова «радуга».

Фрегат вдруг дёрнулся. Покачнулся. Послышался, перекрывая звуки боя, мощный рёв сирены. Мощный — и... и... нет, не может быть... беспомощный! Фрегат звал на помощь.

Помогать было некому. Сразу несколько «тандемов», выпущенных с разных концов, пробили броню. А потом одна из «шмелиных» капсул развалила нос чудища — то самое место, где холодно сверкали гранёные «глаза грифона» — панорамные иллюминаторы пилотского отсека.

— А-а-а-а-а!!! — бессмысленно-радостно закричал Вадим.

Защитное поле замигало и... исчезло. Фрегат оказался под огнём со всех сторон — по нему стреляли изо всего, что могло стрелять. Чудовище подалось вбок. Назад. Вбок. Оно было всё-таки слишком огромно, оно не желало умирать от муравьиных укусов... и Вадим увидел, как внизу — на земле — одна за другой появляются кипящие ямы.

Поздно.

Трёхсотметровый убийца городов страшным движением перевернулся вокруг себя. И — рухнул вниз, в ущелье.

— Ложись! — крикнул Олег, падая.

Огненный вихрь рванулся из ущелья в небо расширяющейся воронкой — и истаивая. Начали рушиться скалы. Взрывы — уже более слабые — следовали один за другим.

На узости некуда было деться даже тем, кто спасся при падении. Среди пламени и вывихнутого металла двигались, стреляя во все стороны, чёрные фигуры. Поднимали руки почти нечеловеческими, механическими жестами — и падали, таяли среди огня.

Вадим услышал, как поднявшийся на ноги и стреляющий от живота Олег смеётся — металлически, высоко, почти безумно. Сам он, не издавая ни звука, глядел неотрывно, как горит колонна. Нет, горит всё ущелье, заваленное металлом. А видел только одно — пепельный круг на месте своего города.

И — не ощущал ничего, кроме удовлетворения. Странного и дикого чувства высшей справедливости, которая пришла, как приходит утро...

...Данванский офицер лежал чуть в стороне от пламени. Он был без шлема, и бледное мокрое от пота лицо смотрело в небо. Ног ниже колен у данвана не было, и по камням из пламени тянулся спёкшийся от жара след. На подходивших к нему мальчишек данван поглядел удивлённо и внимательно. Рядом были разбросаны куски упаковки универсальных бинтов — он обрабатывал раны, а вот за оружием — кобурой на поясе — не потянулся, продолжая разглядывать ребят. Олег мог бы покляться, что данван старается понять, как же получилось то, что получилось? Потом данван зашарил рукой по челюсти — поправлял лингвист. И сказал:

— Добейте меня.

— И так подохнешь, — тихо ответил Олег.

Данван силился улыбнуться, но губы у него дрожали, а в глазах росло недоверие и...

— Он боится, — тихо сказал Вадим. — Он не может поверить, что это случилось и боится.

Тогда подошедший Дан молча выстрелил офицеру в голову. Потом швырнул «брен тен» в сторону и пошёл прочь, шатаясь и закрыв лицо руками.

Уходили — неспешно, умирали — спеша...Целый мир не успевших научиться дышать...Десять шагов, обрыв, поворот, межа...Что же, Учитель, руки твои дрожат?

Как же, Учитель, речи твои добры...Десять шагов. Межа. Поворот. Обрыв.Рухнувшим замкам вечно лежать в пыли...Я суетилась: «Где у тебя болит?».

Я вопрошала: «Что у тебя в душе?»Десять шагов. Обрыв. Поворот. УжеХолодно. Это звезды всему виной...Плакать ли, петь ли? Кровь превращать в вино?

Ты, сотворивший сердце в моей груди, — Ты — пустотой глазниц в пустоту глядишь.Твой надзиратель держится молодцом...Разве добро бывает с таким лицом?

Разве добро бывает с гнильцой внутри?Разве добро карает тех, кто творит?Я привыкаю к вечной твоей ночи.Я замираю на острие ножа.

Ненависть... Ты нас этому не учил.Десять шагов... Обрыв... Поворот... Не жаль? [20]

Дэм Гато й'Харья — отцу

Отец!

Пишу тебе с Эрда. Пишу коротко, потому что много слов — много дорог, а моя дорога одна.

Я жив. Я не в плену. Наше дело неправое, отец, и мысли наши злые. Дела наши я видел сам и не верю, что они справедливы и оправданны. Я предал Корону, отец. Я предатель всего, чему нас учили служить.

Я вызываю тебя, ан Отмар йорд Харья, мой отец, на гессадрер до смерти — одного за весь наш народ. Если ты согласен — приезжай туда, где был город Балны Хун, который наш народ сжёг. Я буду ждать тебя три месяца по счёту Эрда с дня Первого Снега — ты помнишь этот праздник и снежную крепость у нашего дома, отец?

Не говори матери и братьям. До встречи в бою.

Прощенья не прошу — знаю, что его нет и ты не простишь.

— Что случилось, Дан? — в темноте землянки завозилась Онлид.

— Ничего, — он закрыл блокнот. — Спи, маленькая моя. Утро ещё не скоро.

Дан отложил блокнот и придвинул ноутбук. Щёлкнул крышкой. Пора было закончить отчёт по контрразведке.

Солдат в пятнистом мешковатом маскхалате и глубокой каске, с фаустпатроном на плече и мужественным лицом целился в Олега. За плечом солдата стоял рабочий — усатый, в спецовке, с винтовкой в руках. На винтовке был примкнут кинжальный штык, хорошо знакомый по фильмам о Великой Отечественной.

Олег подошёл к машине и провёл рукой по надписи:

СЕСТРОРЕЦКIЙ ИМПЕРАТОРСКIЙ ОРУЖЕЙНЫЙ ЗАВОДЪ

Выпрямился. Вадим стоял возле скелета. Посмотрел через плечо и грустно сказал:

— А ведь так и не узнаем, кто он был.

— Надо похоронить... — начал Олег, но не договорил — отшагнул. Йериика, сидевший на корточках у арки, увитой проводами, поставил ноутбук на пол и указал на ожившие огни.

— Связь установлена, товарищи офицеры, — с обычной свей усмешкой сказал он. Но — серьёзно. — Через полминуты переброска, если с той стороны не обманули.

Олег и Вадим подняли автоматы. В арке заклубился синий туман, его прорезала серебряная молния (вот как это выглядит, подумал Олег) и послышался голос:

— Марычев, Олег, убери пушку, ты чего? Подарки принимайте!