Шалун в ее постели - Сабрина Джеффрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После ухода Пинтера эти его слова еще долго звучали в ушах Джаррета — словно кто-то повторял их раз за разом. Что ж, сыщик был прав. Ведь Аннабел, если бы вышла за него, пошла бы на очень серьезный риск — могла лишиться сына. А он ничего не предложил ей взамен, кроме своего имени и обещания, что станет другим человеком. Но что он сделал для того, чтобы доказать, что может стать другим? Совершенно ничего не сделал. И он хотел, чтобы она поверила ему на слово. Но ведь Аннабел уже когда-то поверила одному негодяю… Почему же он считал, что ему, Джаррету, она должна поверить, несмотря ни на что?
Кроме того, Аннабел кое в чем была права. Притворяясь, что не имеет сердца, он просто берег его, потому что боялся риска. Ведь если он позволит себе полюбить Аннабел, а потом судьба отнимет ее у него, как отняла мать и отца…
Впрочем, нет! При чем здесь судьба? Ведь информация Пинтера свидетельствовала о том, что судьба не имела к его родителям никакого отношения. И признание Оливера свидетельствовало о том же, хотя Джаррет не желал этому верить. Но почему не желал верить? Ответ мог быть только один. Если мать застрелила отца не случайно, если все произошедшее было следствием умысла, значит, он, Джаррет, всю жизнь верил в ложь.
Но стоило ли и дальше верить в ложь, то есть лгать самому себе? Разумеется, не стоило. Потому что лгать самому себе — это просто-напросто глупо. Но если так, если он решил быть честным перед самим собой, то следовало признать: ему нужна Аннабел, ему нужно, чтобы она всегда была с ним рядом, чтобы она была в его жизни, Только в этом случае его жизнь будет хоть чего-то стоить.
Глава 26
Часа через два Джаррет услышал знакомый скрипучий голос, доносившийся из приемной. Его лицо осветилось улыбкой. А несколько секунд спустя в кабинет ворвалась бабуля с едва поспевавшим следом Крофтом.
— Вам лучше присесть, миледи, — сказал ей Крофт. — Вы же знаете, что говорит доктор Райт, — Он бросился к дивану, чтобы снять покрывало. — Вот сюда, пожалуйста. Здесь вам будет удобнее. Голову можно положить на валик, а нога поставить…
— Помолчи, Крофт! — перебила пожилая дама, — Если не перестанешь суетиться вокруг меня, я дам тебе пинка под зад! — Покосившись на внука, она добавила: — Я здорова и прекрасно себя чувствую.
— Но, миледи…
— Вон! — Бабуля указала пальцем на дверь. — Я хочу поговорить с внуком.
Крофт закивал и, поспешно удалился. А Джаррет, едва сдерживая улыбку, проговорил:
— Могла бы с ним помягче. Он ведь целует землю, по которой ты ступаешь. И упоминает твое имя через каждые несколько слов. «Миссис Пламтри говорит так-то, миссис Пламтри говорит то-то».
— Он думает, что я уже одной ногой в могиле, — проворчала бабуля, присаживаясь на диван. — Вы все так думаете.
— Только не я, — заявил Джаррет. — Я-то знаю, что к чему. — Откинувшись на спинку кресла, он скрестил на груди руки. — Так как же ты себя чувствуешь?
— Гораздо лучше. Доктор Райт считает, что я поправляюсь.
Бабуля сейчас явно выглядела лучше, чем несколько недель назад. Она уже не кашляла, и ее лицо приобрело здоровый цвет. Да и сам тот факт, что она добралась сюда, свидетельствовал о выздоровлении.
Пристально посмотрев на нее, Джаррет заметил:
— Наверное, у тебя прекрасные информаторы, раз ты уже знаешь о контракте.
— О контракте? — Пожилая дама изобразила крайнее удивление, — О каком контракте?
Джаррет невольно рассмеялся.
— Дорогая бабуля, я давно уже взрослый человек. Ты ведь слышала о сделке с магнатами из Ост-Индской компании, верно?
Она пожала плечами:
— Ну, ходят всякие слухи…
— И ты явилась сюда, чтобы проверить их, не так ли? Что ж, сообщаю: слухи соответствуют действительности. — Джаррет взял со стола копию контракта и, приблизившись к бабушке, положил документ ей на колени. — Вот, взгляни сама.
Бабуля набросилась на контракт, как распутник, почуявший запах греха. Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы уяснить основные детали, когда же она дошла до объемов поставок, глаза ее расширились. Уставившись на Джаррета, она пробормотала:
— Ты заставил их согласиться на две тысячи бочек? Как тебе это удалось?
— Но пиво-то очень хорошее, — с улыбкой ответил внук. — А они не дураки, верно?
— Но ведь это… Это почти четверть рынка!
— Ты как будто удивлена, — заметил Джаррет. Вернувшись к столу, он добавил: — Как думаешь, чем я здесь занимался все это время? Думаешь, бездельничал?
Миссис Пламтри, должно быть, уловила обиду в голосе внука. Отложив в сторону контракт, она проговорила:
— Джаррет, дорогой мой, никогда не говори, что я не хочу признавать свои ошибки. И моя самая большая состоит в том, что я не позволила тебе заниматься пивоварней, когда ты был совсем юным.
Джаррет заставил себя улыбнуться:
— Очень хорошо, что ты это хоть сейчас признаешь. Признаешь, что я родился вовсе не для того, чтобы стать адвокатом. И отчасти я тебя понимаю… Понимаю, что ты, внезапно оказавшись с пятью внуками и внучками на руках, не хотела, чтобы они мешали тебе и путались под ногами.
— Да нет же, мой дорогой! Господи, все было совсем не так. — Голубые глаза бабули подернулись печалью. — Как же ты не понимаешь, мой мальчик? Ведь это я подтолкнула свою дочь к браку с твоим отцом. Когда же все закончилось несчастьем, я подумала, что мы с дедушкой не оставили тебе выбора, просто притащили на пивоварню и сказали, что это — твое будущее.
— Это и было то будущее, которого я хотел.
— Но тебе тогда было всего тринадцать. Что ты знал о жизни? Тебе ведь не объяснили, что есть и другие возможности… И я хотела чтобы ты, прежде чем взяться за управление пивоварней, увидел, что есть и другие занятия, и понял, что у тебя есть выбор. Я хотела, чтобы перед тобой открылись такие же перспективы, какие имеются у любого молодого джентльмена твоего возраста. Именно поэтому я решила, что ты должен получить хорошее образование.
Еще месяц назад Джаррет бы высмеял подобное заявление бабули. Сказал бы, что Итон — совсем не то место, куда следовало отправлять внезапно осиротевшего мальчика, лишившегося сразу и матери, и отца. Такому ребенку следовало оставаться в знакомой обстановке, с хорошо знакомыми людьми. Но так он думал до того, как встретил Аннабел. Теперь же он понимал: порой матери и бабушки шли ради детей на ненужные жертвы, потому что обладали ограниченными возможностями или ограниченными знаниями. А то и просто потому, что боялись чего-либо. И едва ли их можно было за это осуждать. Ведь они поступали так только потому, что слишком уж любили своих детей.