Замыслил я побег… - Юрий Поляков

— А-а, Витенька! — обрадовался отец…

— Ты будешь толкать-то? — сердито спросил Анатолич.

— Что? — очнулся Башмаков и обнаружил себя упершимся руками в багажник бесхозных «Жигулей».

— На счет «три»! — приказал бывший полковник, налегая плечом на стойку между передней и задней дверцами. — Раз. Два. Три-и-и!

И вдруг башмаковское сердце сделало странную мягкую паузу. Возникло какое-то болезненное недоумение, словно за стенкой много лет крутили одну и ту же, ставшую неотъемлемо привычной пластинку и внезапно выключили проигрыватель. Недоумение сменилось ощущением знобящей беспомощности, а затем — ужасом. Сердце, конечно, возобновилось, но страх не отпускал.

— Ты чего? — забеспокоился Анатолич.

— Мне плохо, — прошептал Башмаков, нашаривая под рубашкой сердце и чувствуя, как пригоршня наполняется холодным потом.

Пока ждали «скорую», вызванную Анатоличем, сердце еще несколько раз спотыкалось, и холодный сумрак опускался на Башмакова, покрывая тело ледяными каплями пота. Олег Трудович сидел прямо на снегу, привалившись спиной к колесу бесхозных «Жигулей», и ожидал смерти. И только когда машина с красным крестом въехала на стоянку, ему вдруг полегчало и он понял, что будет жить.

Молодой врач, наверное еще студент, был в пальтишке, наброшенном поверх коротенького серого халата. Длинные светлые волосы он носил собранными в хвостик. Доктор присел перед Башмаковым на корточки, хмурясь, пощупал пульс и спросил:

— Что случилось?

— Плохо, — объяснил Анатолич.

— Вижу. Говорить можете?

— Не знаю, — помотал головой Башмаков.

— Та-ак, уже неплохо. Что с вами?

— Сердце…

— Жжет, давит, в лопатку отдает?

— Нет. Просто останавливается. Как проваливается… — начал Башмаков довольно энергично объяснять, но, почувствовав неуместность такой живости, постарался придать голосу скорбную вялость. — Как будто его нет, сердца… и страх…

— Пили накануне? — посветлел врач.

— Немного.

— Утром похмелялись?

— Ну что вы! — вмешался Анатолич. — У нас никак нельзя. У нас хозяин. Заметит — выгонит.

— Раньше с вами такое случалось?

— Никогда.

— Ну что ж, — кивнул врач, — первый звоночек!

Он открыл чемоданчик, вынул ампулу, посмотрел на свет и щелчками изгнал жидкость из узкой горловинки.

— А шприц у вас одноразовый? — тревожно-мнительно спросил Башмаков.

— Конечно. СПИДа боитесь? Это правильно, — похвалил врач, надламывая ампулку. — СПИДа боятся все, а умирают совсем от других болезней. Как вас зовут?

— Олег Трудович, — подсказал Анатолич.

— Трудович? Хм… В первый раз встречаю. Индустриевич был — ущемление грыжи. Алла Пугачева была — внематочная с кровотечением… Другая, конечно, Пугачева, однофамилица. Чкалов был.

— Однофамилец? — полюбопытствовал Анатолич.

— Нет, Чкалов — это у него имя такое. Чкалов Харенович.

— Армянин, наверное? — предположил Анатолич. — У нас в части зам. по тылу был — Гамлет Отеллович!

— Ты раньше говорил — Гамлет Дездемонович! — удивился Башмаков.

— Да, действительно армянин, — кивнул доктор. — Маляр. Со стремянки упал. Но Трудовича еще ни разу не было. Интересно прямо-таки! Так вот, Олег Трудович, — он почти не глядя вставил иглу в надломленную горловинку, и прозрачный цилиндрик шприца стал наполняться, — это вам первый звоночек! Организм говорит: Олег Трудович, что-то вы ко мне плохо относитесь! Если так будет продолжаться и дальше, — врач встряхнул шприц, поднял иглой вверх, и брызнула тонкая струйка, — то я, организм, за себя, Олег Трудович, не ручаюсь! Понимаете? А лечить, как известно, нужно не саму болезнь, но ее причины. — Он с помощью Анатолича заголил Башмакову зад, смочил ватку в спирту и начал растирать покрывшуюся мурашками ягодицу. — А бельишко у вас, Олег Трудович, тонковато. Знаете, как в народе говорят? Пришел марток — надевай трое порток. Простатитик-то не беспокоит?

— Не беспокоит…

— Меня беспокоит, — сознался Анатолич.

— Оставлю телефончик. Есть очень хороший уролог. Золотой палец! Врач мгновенно кольнул, и жидкость из цилиндрика исчезла в потемках башмаковской плоти.

— А в больницу его не надо? — спросил Анатолич.

— Зачем? — пожал плечами врач. — Что сейчас в больнице хорошего? Ну будет Олег Трудович лежать там на сквозняке в коридоре. Пусть лучше дома полежит. Ухаживать есть кому?

— Жена.

— Тем более! Кстати, Олег Трудович, вы где живете?

— Рядом.

— Ну, если рядом — подвезем. А то ведь даже на бензин не хватает. Вроде сами нефть добываем, а на «скорую помощь» бензина не хватает. Страна дураков.

Околоподъездным старушкам хватило потом разговоров на месяц. Еще бы! К дому подкатила машина с красным крестом, и оттуда доктор с косичкой и Анатолич извлекли бледного и беспомощного Башмакова.

— Такой еще молодой! — в старушечьих глазах светилось торжество сострадания. Честно говоря, если не считать легкого головокружения, Олег Трудович чувствовал себя уже вполне прилично. Но в случившуюся с ним неприятность оказалось вовлечено столько взрослых серьезных людей, что вдруг взять и объявить о своем внезапном и полном выздоровлении было как-то неловко.

— Доведете? — спросил врач у Анатолича.

— Тут немного осталось.

— Ну, тогда ладно… — и доктор как-то намекающе замялся и начал повторять то, что уже говорил в машине: — Итак, постельный режим, никаких волнений, успокаивающие препараты… И обязательно исключить причины! А причины, Олег Трудович, в излишествах. В из-ли-шест-вах! Животик-то у вас

— ого! Надо убирать…

— Дай ему! — шепнул Башмаков Анатоличу.

— Понял… — напарник вынул из нагрудного кармана довольно серьезную бумажку и под видом рукопожатия вложил в ладонь доктору. Но тот, совершенно не стесняясь, развернул, расправил купюру и даже помахал ею, показывая шоферу, который, надо заметить, с явным неудовольствием вез их к дому.

— Прощайте, Олег Трудович, берегите себя!

— Прощайте.

Анатолич, словно раненого бойца, повлек друга в предусмотрительно распахнутую старушками дверь.

— Смотри, как рыбки заметались, — заметил он, укладывая Башмакова на диван. — Чувствует, мелочь холоднокровная, что хозяину плохо! Рыбки умнее собак — я всегда говорил!

Олег Трудович лежал на диване и наблюдал в овальном наклоненном зеркале свое страдающее лицо. Через полчаса примчалась вызванная Анатоличем прямо с урока Катя.

— Ну, ты что, Тапочкин? — она погладила мужа по руке.

— Все будет хорошо! — он улыбнулся, словно умирающий философ.

— Да? А почему у тебя такая рука холодная?

— Не знаю…

— Хочешь чего-нибудь вкусненького?

— Ага.

— Чего?

— Соленых сушек.

— Я их сто лет уже не видела!

— Я тоже…

Катя отварила курицу, кормила Башмакова с ложечки бульоном и смотрела на него глазами, полными сострадания и преданности. Это напомнило ему детские болезни, когда строгая обычно Людмила Константиновна смягчалась и проверяла у сына температуру, слегка касаясь губами его лба, почти целуя. А Труд Валентинович, придя с работы и получив взбучку за нарушение пивной конвенции, садился на краешек постели и придавливал больному лоб шершавой, пахнувшей типографской краской ладонью.

— Тридцать восемь и шесть, — похмурившись в раздумье, заявлял он.

— Сорок, — усмехалась Людмила Константиновна, имея в виду крепость употребленного мужем напитка.

— Пиво в сорок градусов не бывает.

— А бычка на этом пиве случайно не было? — продолжала иронизировать Людмила Константиновна, в принципе отвергая смехотворную пивную версию вопиющей супружеской нетрезвости.

— Люд, ты сильно не права!

…Катя, покормив больного, начала с кухни названивать родителям учеников, имевшим отношение к медицине, и подробно рассказывать им про то, что произошло с мужем. Олег лежал в комнате и слышал, как раз от раза рассказ становится красочнее и подробнее, словно все это случилось не с ним, а с самой Катей. Потом жена надолго замолкала и выслушивала советы, поступавшие с другого конца провода. Рекомендации, видимо, принципиально отличались одна от другой, потому что после каждого разговора Катя заходила в комнату в различном настроении. В приподнято-бодром:

— Ничего, Тунеядыч, страшного. Денек полежишь. Со всеми бывает…

Или в подавленно-сочувственном:

— Тапочкин, у тебя жмет или колет? Загрудинных болей нет? Может, тебя все-таки в больницу положить?

Но, вероятно, утешающие советы все-таки преобладали, потому что, когда Дашка пришла с работы, Катя окончательно повеселела, и они вместе с дочерью даже немного поиронизировали над Башмаковым, застав его тайком изучающим «Популярную медицинскую энциклопедию», раздел «Болезни сердца».