Царь Итаки - Глин Айлиф

— Надень вот эту тунику. Это подарок госпожи Елены.

Дамастор протянул тунику Одиссею, когда тот после ванны собирался набросить свою обычную одежду.

— Мне передала ее служанка Елены. Царевна считает, что твоя старая одежда несколько поизносилась.

Это было правдой, ведь итакийцы уже давно покинули дом. Одиссей взял предложенный подарок и бросил обычную одежду, потерявшую изначальный цвет и несколько раз зашитую, в угол комнаты. В последние несколько дней он был так занят планами Агамемнона, что почти забыл о том, что Елена хочет видеть его своим мужем. Однако царевич подумал, что она, вероятно, уверена в его согласии, раз посылает подарки до того, как он подтвердил свое решение Тиндарею.

Одиссей надел тунику через голову и почувствовал, как ткань прижалась к коже. До него уже доносились звуки пира на первом этаже дворца, и царевич принялся мысленно готовиться к вопросам, которые ему задаст Агамемнон. Военный совет оказался ужасающим провалом, как и ожидал Одиссей. Некоторые открыто обвинили Агамемнона в том, что он хочет ослабить их на родине, сделав уязвимыми для микенских армий. Поскольку часть членов военного совета охватили подобные подозрения, он быстро превратился в хаотичный фарс. Собравшиеся орали друг на друга, иногда уходили.

Теперь царь Микен отчаянно пытался восстановить положение. На него произвело впечатление предложение дать клятву, которое пришло на ум Одиссею, и Агамемнон попросил его придумать что-то подобное ради объединения греков против Трои.

Несмотря на оказанную честь, душа Одиссея не лежала к этому. Он восхищался характером Агамемнона, разделял его стремления, но его мысли сосредоточились на возвращении домой и спасении своего народа от правления Эвпейта. Сыну Лаэрта не хватало ежеутреннего вида моря, запаха соленой воды в воздухе и крика чаек на ветру. Он очень хотел увидеть отца и мать, их верных слуг. Более всего хотелось покинуть этот мир политических интриг, игр и борьбы за власть, вернувшись к простой жизни, которую царевич всегда вел.

Если бы он смел, то вернулся бы уже много месяцев назад, воспользовался бы глиняной совой, которую вручила ему Афина. Он сломал бы ее, вызвал богиню, а с ней рядом мало бы кто смог устоять против его ярости. Но Одиссея остановили сомнения. А если он сломает глиняную фигурку, а Афина не придет? Вдруг это очередная шутка богов? Отсутствие веры заставляло искать более надежные способы возвращения царства отца.

В результате Одиссей теперь стоял перед вопросом: следовало выбрать между Еленой и Пенелопой. Между домом и любовью. Неважно, с каким отрядом он покинет Спарту — с могучей армией Тиндарея или с неохотой предоставленной на время Икарием личной стражей, неважно, какую стратегию он придумает для завоевания Итаки… В глубине души царевич задумывался, сможет ли вообще добиться чего-нибудь без помощи богини-покровительницы.

— Господин? — позвал Дамастор, стоявший у двери. — Пойдем? Наши уже спустились вниз. Пир начался!

Одиссей зашнуровал сандалии и последовал за Дамастором в пустой коридор. При мысли о вечернем пире у него возникло какое-то странное новое ощущение, настроение улучшилось. Он подумал о Пенелопе. Сын Лаэрта представлял ее высокое и стройное тело, он едва ли мог поверить физическому влечению, которое почувствовал. Воображение было наполнено ею, царевич вспоминал каждую деталь ее тела — от вытянутых ступней и длинных ног до формы груди и покатых смуглых плеч.

Придет ли она сегодня? Одиссей надеялся на это. Хотя он все еще опасался, что Пенелопа его отвергнет, что вынудит его принять предложение Тиндарея и Елену, царевич словно бы черпал силы и смелость от мысли, что окажется в ее присутствии. Сражения выигрывает храбрость, а не робость. Сегодня он или приблизится к Пенелопе, или откажется от всех надежд. Только при одной мысли о дочери Икария у Одиссея от предвкушения пробегала приятная дрожь по коже, ее начинало покалывать. Он внезапно обрадовался новой тунике, которую ему вручил Дамастор. Лаэртид был ему благодарен.

— Может, Пенелопа будет там, — сказал Дамастор, словно читая мысли Одиссея. — Если не обидишься на мои слова, мне кажется, что ты положил на нее глаз.

Одиссей кивнул.

— Она — настоящая красавица, Дамастор, а еще — очень умна и сообразительна. Я собираюсь сделать ее своей…

Дамастор удовлетворенно улыбнулся и едва ли заметил молодую рабыню, которая прошла мимо них по лестнице. Однако Одиссей уставился ей вслед с улыбкой на лице.

— …Или — любую другую девушку.

Дамастор опустил руку на плечо царевича и быстро повел его от других искушений вниз — к большому залу. Практически сразу же, несмотря на толпы воинов и прислуживавших рабов, он увидел Неэру. Заговорщики встретились глазами. В глазах девушки стояла беспомощная мольба.

И только после этого он заметил Малого Аякса, беседовавшего с Пенелопой. Дамастор в отчаянии понял, что царевна ведет себя с ним совсем не холодно. Внезапно планы начали рушиться самым неожиданным образом.

— Господин, — он схватил Одиссея под локоть и сразу же указал на пару. — Если хочешь поговорить с Пенелопой, то ты должен что-то быстро предпринять. С ней беседует этот нарушитель спокойствия из Локриды.

Одиссей посмотрел на женщину, которую любил. Он много вечеров наблюдал за ней на пирах — за далекой девушкой, которая презрительно отмахнулась от него и не пожелала разговаривать, хотя легко и свободно общалась с другими. Но она никогда не выглядела такой привлекательной, как сегодня. Волосы больше не были перехвачены в хвост, их скрепили довольно высоко. Теперь длинные пряди свободно падали локонами, обрамляя голову, но открывая красивые уши и шею для голодных мужских глаз вокруг нее.

Одиссей почувствовал, что его бросило в жар только от одного ее вида. Он ощутил себя в пустоте, который могли заполнить только другие чувства — звук ее голоса, запах ее чистого женского тела, прикосновение гладкой кожи и часто представляемый им вкус ее губ. Покалывание кожи, которое беспокоило итакийца практически с той минуты, как он надел тупику, превратилось в страстное желание. Оно еще больше усилилось из-за того, что Малый Аякс вмешался не в свое дело. Одиссей инстинктивно сжал пояс, где обычно висел меч. Вспомнив, что оружия нет, он сжал массивные кулаки и отправился к царевичу из Локриды.

Казалось, что Малый Аякс почувствовал его приближение. Коротышка повернулся. Улыбка льстеца тут же исчезла у него с лица, быстро сменившись обычной ухмылкой ненавидящего всех человека. Она сильно исказила его внешность, когда локридец смотрел на Одиссея.