Поднимите мне веки - Валерий Елманов

Впрочем, тот особо в этом и не нуждался, поскольку незамедлительно перешел к решительным действиям, попытавшись задрать девушке подол сарафана, а когда та вцепилась в его руку и, очевидно, поцарапала ее, взревев, наотмашь хлестанул ее другой рукой по лицу.

Второго удара не последовало – я на замахе перехватил руку Липского за запястье и сурово предупредил:

– Не трожь! И извинись!

Вообще-то надо было бить сразу, но уж очень миролюбивое настроение было у меня в тот момент и затевать свару ужасно не хотелось. К тому же я был уверен, что Липский, стоит ему меня вспомнить, немедленно извинится, памятуя, что я учинил с его кумиром Свинкой в Путивле.

Но тут подоспел Микеланджело.

– Ты… синьорину… по лицу?! – возмущенно заорал он и недолго думая заехал ему в рожу.

Бил художник старательно, от души, но удар получился слабенький, все-таки Караваджо был изрядно пьян, так что худощавый Липский только отшатнулся.

Шляхтич бы вовсе не упал, но поскользнулся на бревенчатой мостовой, а пока пытался сохранить равновесие, то, шатаясь, отвалил на пару метров, но все-таки рухнул, приземлившись на задницу.

Его сотоварищи моментально стихли и принялись озадаченно таращиться на происходящее, не понимая, что за дела. Ну да. Правильно врачи говорят, что алкоголь изрядно тормозит реакцию.

Правда, я и сам был под градусом, хотя и не таким высоким, как эти польские орлы, иначе нипочем бы не допустил, чтоб тот вообще успел ударить девушку.

Пока шляхтичи толпились подле сидящего Липского, начав его подкалывать, Микеланджело, не теряя даром времени, галантно протянул девушке руку. Та испуганно уставилась на нее.

– Не бояться, – ободрил он.

В ответ она отчаянно замотала головой.

– Погоди, старина, – отодвинул я его, понимая, что в настоящий момент живописец выглядел не совсем подходяще для знакомства, и, улыбнувшись девушке, ободрил ее:

– Он правду говорит – бояться нас не надо. Ты…

– Пес! – взвизгнул Липский, не дав мне договорить, и кочетом налетел на Караваджо.

От хлесткого удара шляхтича пришла очередь итальянца укладываться на бревенчатую мостовую. Но и сам поляк тоже недолго оставался на ногах, поскольку я рывком развернул его к себе и, когда его мерзкая рожа с изумленно моргавшими глазками оказалась передо мной, въехал по ней, метя снизу вверх.

Бил старательно, от души, так что худощавый Липский слегка аж подлетел, а уж потом спикировал, вторично растянувшись на грязных бревнах мостовой.

Вдобавок упал он столь неудачно, что изрядно ударился затылком и даже не пытался подняться. Более того, из-под его головы тут же показалось небольшое темное пятнышко, которое на глазах стало увеличиваться в размерах.

– Так, кажется, мирные переговоры скоропостижно скончались, не успев начаться, – пробормотал я себе под нос и, повернувшись к девушке, мрачно поинтересовался: – Ты откуда взялась-то, рыженькая? Звать-то хоть тебя как?

– Ржануха, – тихо, еле слышно выдавила девушка.

Ну что ж, имя действительно подходящее, судя по русым волосам, своей легкой рыжинкой и впрямь напоминающим спелую рожь.

– Ой как не вовремя ты тут появилась, Ржануха, – посетовал я и спокойно порекомендовал: – Ну а теперь уходи, да побыстрее, а то эти паны вот-вот придут в себя и кинутся в драку, так что лучше тебе в это время быть где-нибудь подальше. – И шагнул в сторону, освобождая ей проход.

Та послушно часто-часто закивала головой, зачем-то принялась суетливо водружать на место сползшую с плеча лямку сарафана и, медленно переступая ногами, по-прежнему не сводя с меня перепуганного взгляда, двинулась вбок, скользя спиной по бревнышкам тына.

– Как итальянец? – спросил я у склонившегося над Микеланджело Дубца.

– Глаз не открывает и… храпит, – удивленно пожал плечами тот.

Я улыбнулся. Вот же свалился на мою голову апеннинский орел. Заварил кашу и тут же на боковую. Силен, бродяга, что и говорить. Впрочем, если сейчас начнется драка, то оно и к лучшему – пусть спит.

– Ты же убил его, пся крев! – возмущенно заорал один из склонившихся над неподвижно лежащим Липским шляхтичей, демонстрируя мне красную от крови руку.

Я удивленно пожал плечами. Вообще-то я не Шварценеггер и не Ван Дамм, чтоб вот так, с одного удара. Не иначе как мужику не повезло – неудачно приложился головой при падении.

Кстати, позже мое первоначальное предположение полностью подтвердилось – Липский действительно угодил затылком на сучок. Но это было потом, а пока оставалось лишь сплюнуть и небрежно заметить:

– На Руси про таких сказывают «во пса место», ибо он только что ударил женщину, а потом моего друга.

– Во пса?.. – озадаченно протянул второй, явно не понимая смысла сказанного мною и напрочь проигнорировав вторую половину фразы.

Кажется, я погорячился. Ладно, сейчас растолкую, в чем вина шляхтича, хотя они вообще-то и сами все видели, однако сделать это не успел. Кто-то из ратников, стоящих за моей спиной, перевел:

– Собаке собачья смерть.

– Собаке?! – взревел первый и потянул саблю из ножен.

Сзади послышался приятный уху аналогичный мягкий шелест извлекаемых клинков – мои гвардейцы не стали дожидаться команды воеводы.

– Первыми не начинаем, но… засапожники достать, – бросил я и хотя положил руку на эфес, но извлекать саблю из ножен не спешил.

Честно говоря, драка вообще не входила в мои планы. Козел наказан по заслугам, так чего теперь лезть в бутылку. Эти, конечно, тоже недалеко от него ушли, но лучше заняться их воспитанием как-нибудь в другой раз. Поэтому, собираясь погасить словесную перепалку в зародыше, я поднял левую руку вверх и увесисто произнес:

– Я князь Мак-Альпин и хочу…

Но это единственное, что мне удалось сказать, поскольку в следующее мгновение ляхи кинулись в атаку.

Дрались они несколько бестолково, да и чего иного ожидать от пьяных, но длилась эта бестолковость недолго – на удивление быстро они пришли в себя и насели всерьез.

Ох, не зря народная мудрость гласит, что мастерство не пропьешь. От себя добавлю, что даже если очень постараться, то все равно определенная доля останется. У этих ее осталось где-то на три четверти, но моим гвардейцам хватило и их.

Нет, поначалу бой шел на равных – сказывались два наших преимущества. Во-первых, и я, и мои люди были куда трезвее их, а во-вторых, имели возможность парировать некоторые сабельные удары засапожниками, коих у поляков не имелось.

Но тут к ним спустя всего пару минут из-за того же угла – рожает он их, что ли?! – подоспела помощь. Вынырнувшая группа шляхтичей ничего не спрашивала и в суть конфликта не вникала. Хватило увиденного – «наших бьют», – и вскоре мы уже отбивались от вдвое превосходящего по численности врага.

Дело приняло весьма неприятный оборот.

Правда, чуть погодя подоспела помощь и к нам, но в куда меньших размерах. Вначале подлетел оставленный возле коновязи Курнос, а затем еще один всадник, но без оружия.

Это был… Квентин.

Осадив свою лошадь, он несколько секунд глядел на происходящее, не зная, что предпринять, поскольку сабли с собой этот балбес не прихватил, но затем поднял коня на дыбы и отчаянно ринулся на шляхтичей.

Безоружный!

Те шарахнулись в разные стороны от азартно хлещущего по ним плетью всадника, но длилось их замешательство недолго. Едва я и мои гвардейцы устремились вперед, чтобы помочь шотландцу, как тот вдруг как-то по-детски ойкнул, согнулся, а в следующее мгновение кулем свалился с седла.

Я яростно взревел, ринувшись в атаку и уже не оглядываясь по сторонам, есть ли прикрытие. Гвардейцы действительно не оставили меня одного, последовав за своим князем, но это было неправильно. Более того, почти самоубийственно, и после того, как безудержная злость чуть приутихла, я приказал отступить, пятясь к тыну, но…

Первым, схватившись за грудь, пошатнулся и неловко осел на мостовую Пепел. Вторым охнул, держась за правый бок, Изот Зимник, а спустя еще минуту вышли из строя Кочеток и Зольник. Только Курнос пока продолжал кое-как отбиваться, силясь удержаться на ногах, но, по сути, мы остались вдвоем с Дубцом.

Нет, шляхта к тому времени тоже понесла потери – семеро лежали на мостовой. Кто бездыханный, кто стонал от боли, а один вообще катался по бревнышкам, ухватившись за пах.

Согласен, пинок в причинное место острым носком сапога, наверное, не предусмотрен рыцарскими правилами поединка, но у меня было оправдание – рыцарей я перед собой не видел.

Ни одного!

Правда, дрались ляхи хорошо. Пожалуй, даже чересчур хорошо. Увы, но лишь теперь до меня стало доходить, что я за последнее время слишком обнаглел от везения, а после сражения на волжском берегу вдобавок изрядно переоценил силы своих гвардейцев.

К сожалению, как выяснялось сейчас, ляхи владеют саблями не только лучше ратных холопов Шереметевых и Голицыных, но и, как ни прискорбно это сознавать, куда лучше моих ребяток.