Воспоминания петербургского старожила. Том 2 - Владимир Петрович Бурнашев

от всяких оценок или разбирательств. Но шутка та, что при составлении бюджета расходов была определена та сумма на сотрудников, из которой Полевой не должен был выходить, с тем, что ежели он сумеет израсходовать меньше этой нормальной цифры, то весь остаток его. Это Смирдин сделал, проученный Сенковским, имевшим право увеличивать цифру расхода на сотрудников по произволу, и таким образом [с] записками Сенковского являлись в кассу Смирдина (кассир был Ал. Вас. Базунов, дядя нынешнего[803]) многие бедные полячки, нисколько не сотрудники, а только все такие, которые из денег Смирдина получали пенсионы, производимые им великодушием Сенковского. – Полевой, разумеется, старался иметь как можно больше даровых сотрудников; но я наотрез ему в даровом, особенно переводном, скучном труде отказал, и мы порешили 15 рублей ассигнациями с листа в 16 страниц с тем, что я имею не менее трех переводных листов. – Одна из первых статей моего перевода была Сен[т]-Бёва «Этюд о Делиле»[804]. – Тут было помещено несколько моих переводов и мелких отчетов о книгах, данных gratis[805]. – Но, когда дошло до расплаты, Полевой надул меня, соединившись в это время со Строевым, и я, не сделав с Полевым письменного условия, без которого у него нельзя было работать, только изъездил много денег на Лиговку к нему с переводами и за переводами. Но затем я имел с Н. А. Полевым несколько преинтересных бесед, которыми воспользуюсь, по моим памятным запискам, теперь для изображения здесь различных его тогдашних мнений и воззрений. Встреча у него с некоторыми авторами статей, у него напечатанных в то время, дала мне возможность узнать закулисные истории некоторых из этих статей и вообще многие крайне интересные подробности, которые все здесь проявятся. – Общество В. И. Карлгофа (горе-поэта, богато женатого на девице Ошаниной[806], тамбовской весьма крупной богачке) в 1837–1838–1839 гг. было обычным светским приютом Н. А. Полевого, который здесь сошелся при мне с врагом своим Воейковым. Сцена была уморительная, достойная кисти Гогарта. Впоследствии я Полевого потерял из вида и, помнится, видел его только как-то раз на свадебном вечере Песоцкого в 40-х гг.[807], курившим фимиам лести военному историку Михайловскому-Данилевскому.

IX Журналист-Протей, но далеко не рыцарь без страха и упрека

В начале 30-х гг., упражняясь в фабрикации для книгопродавцев, преимущественно Заикиных, детских книжонок под псевдонимом Виктора Бурьянова[808] и работая в «Северной пчеле», я как-то на одном из Гречевых четвергов познакомился с тихим и скромным, очень молчаливым молодым (несколько постарше меня, годками 5–6[809]) литератором А. А. Краевским[810], который в ту пору был помощником редактора «Журнала Министерства народного просвещения»[811] и жил в скромной казенной квартире в доме Меняева в Чернышевом переулке, где тогда еще не красовались здания Театрального училища, Министерства внутренних дел и 6-й гимназии. Знакомство это устроено было тогдашним цензором П. А. Корсаковым, большим моим покровителем. – А. А. тогда любезно в библиографии «Журнала Министерства народного просвещения» отозвался об одной моей книжице[812]. В течение этого времени Краевский сотрудничествует в Энциклопедическом лексиконе Плюшара. – Знаменитая его статья о Годунове, вооружившая против себя Сенковского[813]. – История этой статьи и все обстоятельства, впрочем, не вредящие чести А. А., напротив. – Давно не видавшись с П. П. Свиньиным, который отсутствовал из Петербурга, я вижусь с ним в 1838 г. в конце почти года. Он зазывает меня к себе и толкует о том, что он готов бы был продать свое право на журнал «Отечественные записки», причем говорит, что он слышал, что образовалась компания из кн. Одоевского, гр. Виельгорских, кн. Вяземского и других, имеющая в среде своей, как главного заварилу, Краевского, желающая издавать большой журнал в подрыв «Библиотеки для чтения» и «Сына Отечества». Свиньин просит меня поговорить Краевскому. Я уклоняюсь, объясняя, что я не довольно для этого знаком с Краевским, да и вообще не люблю входить в дела этого рода, а пришлю к нему фактора, и я на другой день дал адрес Свиньина начинавшему тогда очень бойкому книгопродавцу Полякову, лавка которого была там, где теперь Вольф, или около.

Поляков, тогда печатавший разные книги Краевского[814], тотчас сварганил дело, и купля совершилась. – У меня много курьезных подробностей обстановки всей этой сделки, рассказанных мне тогда же Поляковым, который и теперь, почти нищий и разбитый параличом (от пьянства)[815], при встречах со мною всегда восклицает: «Ах, Владимир Петрович, опростоволосились мы с вами в ту пору: я бы мог для себя купить журналец-то, а вы редактировали бы его; а то отогрели мы себе эту змею подколодную!» В 1839 г. начал издаваться журнал компании, впоследствии распавшейся и от которой остался Краевский, которому бумагой помогал Жернаков и другие другим. Он, однако, всех потопил. У бывших, знакомых мне и поныне, обедневших книгопродавцев, П. А. Ратькова и А. И. Иванова, имеются прелюбопытные по этому предмету документы (копии с каких я от них списал), свидетельствующие о том, как Краевский без копейки в кармане все это дело начал[816]. Отчасти в полемике (печатной), бывшей в 40-х гг. (в конце) между Краевским и Панаевым (они женаты были оба на Брянских[817]), обстоятельства эти были обнаружены[818]. В 1839 г. я опять как-то схожусь с Краевским, и отношения его ко мне до 1844 г. как нельзя лучше, потому что, бывши в этот период времени помощником директора Удельного земледельческого училища, я давал в «Отечественные записки» множество моих хозяйственных статей безмездно[819] и был Краевским расхваливаем всегда[820]. Это все имеет печатные доказательства. В начале 40-х гг. замечательный процесс Краевского с книгопродавцем Поляковым, издавшим его с его именем перевод с французского «Путешествия в Египет» Клот-Бея[821]. Когда оказалось и обличено прессою, что перевод омерзительно дурен, Краевский протестовал против права Полякова выставлять на переводе его, Краевского, имя и подал на него жалобу в управу благочиния; но управа, опираясь на его условие с Поляковым, защитила последнего и обвинила Краевского. Я имею копии со всего этого делопроизводства и приведу наиболее рельефные безобразия перевода; а потом и различные указания «Северной пчелы», «Библиотеки для чтения», «Сына Отечества» и других всех нелепостей, какими отмечались «Отечественные записки». – Их издателя Краевского особенно сильно бичевал впоследствии его бывший друг-сотрудник И. И. Панаев[822]. – Все это отмечено у меня, и я приведу много извлечений то в виде выписок, то в виде разговоров. – В 1848 г., когда правительство учредило тайный цензурный комитет[823], Краевский лишился места преподавателя в Павловском кадетском корпусе. – Хотели