Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв. - Борис Рыбаков

Предложенный маршрут (Дон — Итиль; Итиль — Меотида — водоразделом до Хордаба) объясняет многое в истории внешних связей вятичей, а отчасти и радимичей. Прежде всего это разъясняет частые отождествления в восточных источниках Нижнего Дона со «Славянской рекой» и указание на Азовское море, как на предел распространения славян. Славяне и именно их вятическая часть должны были часто встречаться и в самом Итиле (об этом мы хорошо знаем) и на Нижнем Дону, который они использовали при обратных поездках из Итиля, и на северном побережье Азовского моря, откуда они двигались далее на север по гребню водораздела (близкого к позднейшему Муравскому пути), ведшего к району Дедославля, возможному району расположения Корьдна-Хордаба (Городни?). Установление донско-муравского кругового маршрута, проходившего в своих южных отрезках через хазарские владения, возможно, разъяснит нам еще одно недоумение, связанное с летописным упоминанием дани хазарам. Обычно дань выражалась в тех или иных меховых единицах (белая веверица, черная куна) и только в тех случаях, когда речь идет о дани вятичей и радимичей хазарам, летопись упоминает звонкую монету «щеляг» (885, 964 гг.). Не связано ли это с уплатой таможенных, проездных пошлин теми славянскими дружинами, которые везли свои товары в хазарскую столицу Итиль? Трудно было требовать уплаты дани монетами с рядового земледельческого населения земли Вятичей и вполне естественно взимать дань серебром с той славянской знати, которая везла товары в Итиль (об участии славян, не входивших в состав Руси в более далеких поездках, никто из авторов не говорит), входила в какой-то мере в судебную администрацию Итиля и, судя по кладам, накапливала огромное количество монетного серебра у себя дома.

Дань хазарам была, очевидно, исторической реальностью, но едва ли она означала власть хазар над землями Вятичей и Радимичей, подданство в политическом смысле. Скорее всего это были ежегодные уплаты за провоз товаров, исчисляемые по количеству товара, которое в конечном счете сводилось к количеству тех людей, с которых собрано полюдье (этим и может быть объяснен счет дани «от рала»).

О взимании проездных пошлин с русских купцов в Хазарин пишет еще Ибн-Хордадбех: «Затем они отправляются из моря Славян (Азовского) пока они не приходят к проливу хазар, и взимает с них десятину владетель Хазар»[407]. Такова же была, вне сомнения, и судьба славянских (вятических) экспортеров меда и скоры.

Мы рассмотрели один из полутора десятков племенных союзов восточных славян — Вятичей — в тот наиболее интересный исторический момент, когда здесь складывались классовые отношения и из федерации племен складывалось «княжение» со «светлым князем» («главою глав») в качестве верховного правителя. Это удалось сделать только благодаря тому, что с известными ранее летописными сведениями и археологическими и нумизматическими материалами оказалось возможным сопоставить ценнейшие сведения восточных авторов, восходящие примерно к середине IX в. Понимаемое ранее слишком расширительно обозначение «славяне», под которым исследователи подразумевали или все славянство или его западную половину (княжество Святополка Моравского), оказалось описанием только одного племенного союза восточных славян — Вятичей. Описание было сделано подробно и добросовестно; оно выдержало проверку другими источниками.

Далее нам следует сопоставить социологическую картину, полученную на примере одного союза племен с тем, что нам даст анализ федерации нескольких союзов славянских племен, с тем, что современники обозначали одним коротким, но многозначительным словом — Русь.

Русь — государство

Обильный материал разнородных источников убеждает нас в том, что восточнославянская государственность вызревала на юге, в богатой и плодородной лесостепной полосе Среднего Поднепровья. Здесь за тысячи лет до Киевской Руси было известно земледелие. Темп исторического развития здесь, на юге, был значительно более быстрым, чем на далеком лесном и болотистом севере с его тощими песчаными почвами. На юге, на месте будущего ядра Киевской Руси, за тысячу лет до основания Киева сложились «царства» земледельцев-борисфенитов, в которых следует видеть праславян; в «трояновы века» (II–IV вв. н. э.) здесь возродилось экспортное земледелие, приведшее к очень высокому уровню социального развития. Смоленский, Полоцкий, Новгородский, Ростовский Север такого богатого наследства не получил и развивался несравненно медленнее. Даже в XII в., когда Юг и Север во многом уже уравнялись, лесные соседи южан все еще вызывали у них иронические характеристики «звериньского» образа жизни северных лесных племен.

При анализе неясных и порою противоречивых исторических источников историк обязан исходить из аксиомы неравномерности исторического развития, которая в нашем случае проявляется четко и контрастно. Мы обязаны отнестись с большой подозрительностью и недоверием к тем источникам, которые будут преподносить нам Север как место зарождения русской государственности, и должны будем выяснить причины такой явной тенденциозности.

Второе примечание, которое следует сделать, приступая к рассмотрению ранней государственности Руси, касается уже не географии, а хронологии. Средневековые летописцы непозволительно сжали весь процесс рождения государства до одного — двух десятилетий, пытаясь уместить тысячелетие создания предпосылок (о чем они и понятия не имели) в срок жизни одного героя-создателя державы. В этом сказывался и древний метод мифологического мышления и средневековая привычка заменять целое его частью, его символом: в рисунках город подменялся изображением одной башни, а целое войско — одним всадником. Государство подменялось одним князем. Сжатие исторического времени сказалось в том, что основание Киева, которое (как мы установили теперь) следует относить к концу V или к первой половине VI в. II. э., некоторые летописцы ошибочно поместили под 854 г., сделав Кия современником Рюрика и сплющив до нуля отрезок времени в 300–350 лет. Подобная ошибка равна тому, как если бы мы представляли себе Маяковского современником Ивана Грозного.

Из русских историков XI–XII вв. Нестор был ближе всех к исторической истине в обрисовке ранних фаз жизни государства Руси, но его труд дошел до нас сильно искаженным его современниками именно в этой вводной части. Первый этап сложения Киевской Руси на основании уцелевших фрагментов «Повести временных лет» Нестора, подкрепленных, как мы видели, многочисленными материалами V–VII вв. и ретроспективно источниками XII в., рисуется как сложение мощного союза славянских племен в Среднем Поднестровье в VI в. н. э., союза, принявшего имя одного из объединившихся племен — народа РОС или РУС, известного в VI в. за рубежами славянского мира в качестве «народа богатырей».

Как бы эпиграфом к этому первому этапу истории русской государственности киевский летописец поставил два резко контрастирующих рассказа о двух племенных союзах, о двух различных судьбах. Дулебы подверглись в VI–VII вв. нападению авар-«обров». Авары «примучиша Дулебы, сущая словены и насилие творяху женам дулебьскым: аще поехати будяще обърину, не дадяще въпрячи ни коня, ни волу, но веляше въпрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли жен в телегу и повезти обърина…» Дулебы бежали к западным славянам, и осколки их союза оказались вкрапленными в чешские и польские племена.

Трагическому образу славянских женщин, везущих телегу с аварским вельможей, противопоставлен величественный образ Полянского князя («поляне, яже ныне зовомая Русь») с великою честью принятого во дворце византийского императора в Царьграде.

Основание Киева в земле полян-руси сопоставлено другим летописцем с основанием Рима, Антиохии и Александрии, а глава русско-полянского союза славянских племен великий князь киевский приравнен к Ромулу и Александру Македонскому. Исторический путь дальнейшего развития славянских племен Восточной Европы был намечен и предопределен ситуацией VI–VII вв., когда русский союз племен выдержал натиск кочевых воинственных народов и использовал свое выгодное положение на Днепре, являвшемся путем на юг для нескольких десятков северных племен днепровского бассейна. Киев, державший ключ от днепровской магистрали и укрытый от степных набегов всей шириной лесостепной полосы («и бяше около града лес и бор велик»), стал естественным центром процесса интеграции восточнославянских племенных союзов, процесса возникновения таких социально-политических величин, которые уже выходили за рамки самой развитой первобытности.

Вторым этапом исторической жизни Киевской Руси было превращение приднепровского союза лесостепных славянских племен в суперсоюз, включивший в свои границы несколько десятков отдельных славянских племен (неуловимых для нас), объединенных в четыре союза. Что представлял собою союз племен в IX в., мы уже видели на примере Вятичей: здесь самостоятельно, изнутри, рождались отношения господства и подчинения, создавалась иерархия власти, установилась такая форма взимания дани, как полюдье, сопряженная с внешней торговлей, происходило накопление сокровищ. Примерно такими же были и другие союзы славянских племен, имевших «свои княжения». Процесс классообразования, шедший в каждом из племенных союзов, опережался процессом дальнейшей интеграции, когда под властью единого князя оказывалось уже не «княжение», объединявшее около десятка первичных племен, а несколько таких союзов-княжений. Появлявшееся новое грандиозное объединение было в прямом, математическом смысле на порядок выше каждого отдельного союза племен вроде рассмотренных нами Вятичей.