Пара из дома номер 9 - Клэр Дуглас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какая-то старуха с парнем, – говорит Том.
Лорна присоединяется к нему у окна.
– А, это Мелисса и ее племянник Сет. – Бросается к входной двери и открывает ее. – Здравствуйте, заходите, – говорит она, потом приглашает их в гостиную и знакомит с Саффи и Томом.
Мелисса сияет. Она передает Лорне конверт, затем окидывает взглядом коттедж, современные диваны и деревянные полы. Затем снова обращается к Лорне:
– После нашего разговора я вспомнила, что у меня есть эти фотографии.
– Я говорил тете, чтобы подождала до завтра, но она настаивала, – усмехается Сет, засовывая руки в карманы джинсов.
– Я подумала, что вы захотите их увидеть, – добавляет Мелисса. – Это когда Роуз вместе с нами звонила в колокола в церкви. Ей это нравилось.
– Бабушка была звонарем? – спрашивает Саффи, удивленно подняв брови. – Она никогда не упоминала об этом.
Лорна хочет добавить, что было много вещей, о которых ее мать никогда не упоминала, но передумывает и начинает перебирать фотографии. Шесть женщин, включая гораздо более молодую Мелиссу, широко улыбаются в камеру, каждая из них держит в руках веревку – это происходит в каком-то помещении, похожем на внутреннюю часть церковной башни. Судя по прическам и стилю одежды, снимок был сделан в конце 1970-х годов. Лорна смотрит на женщин, но не видит свою маму.
– Она есть на этих снимках? – спрашивает она, нахмурившись.
Мелисса заглядывает ей через плечо.
– Да, вот она. – Указывает на женщину с длинными волнистыми волосами. Фотография достаточно давняя, но Лорна сразу видит, что это не ее мать.
– Это не она. Она выглядит смутно знакомой, но…
– Что ты имеешь в виду? – изумляется Мелисса, выхватывая фотографии из рук Лорны. – Да, это она, там. А на этой…
– Давайте посмотрим, – говорит Саффи, подходя и забирая фотографию у Мелиссы. – Подождите. Это не бабушка. – Она поворачивается к Лорне, поднимая брови. – Это… это другая женщина с бабушкиных фотографий. Это Дафна.
Мелисса смеется.
– Не говори глупости. Дафна еще не переехала сюда, когда были сделаны эти фотографии. Их снимали в семьдесят восьмом году. Это Роуз. Уж я-то точно знаю, как выглядела Роуз.
Сердце Лорны сжимает холодная рука. Она бросается к коробке, которая все еще стоит в углу гостиной – к той самой, которую они до сих пор не закончили разбирать. Достает фотографии и показывает их Мелиссе – ее руки дрожат.
– Та, другая женщина на этих фотографиях… – выдавливает она.
– Эта? – уточняет Мелисса, указывая на высокую женщину с темными волосами, подстриженными «под эльфа», и бледной кожей. На мать Лорны.
– Да. Кто… кто это?
Саффи рядом с ней.
– Мама, я не понимаю. Ты знаешь, кто это. Это бабушка.
Лорна берет руку дочери и сжимает ее.
– Кто это? – снова спрашивает она Мелиссу, тыча пальцем в фотографию. Ее голос требователен, к горлу подкатывает тошнота.
– Это Дафна, конечно же, – отвечает Мелисса, глядя на них обеих как на дурочек. Невероятных, полных дурочек. – Это Дафна Хартолл.
Часть IV
49
Дафна
Меня зовут Роуз. Так я думаю о себе, но эта проклятая болезнь заставляет меня все забывать, путать, искажает все в моем уме. Все, что у меня есть, – это мои воспоминания, и они блекнут, как фотография, оставленная надолго на солнце. Я была Роуз почти сорок лет. Я была Роуз дольше, чем кем-либо другим.
Но в последний год все стало размытым. Люди, которых я когда-то узнавала, превратились в незнакомцев. И, когда забываю о настоящем, я думаю о своих прежних личностях как об отдельных людях, как будто они вообще не часть меня. Джин, Шейла, Дафна… Особенно Дафна. Мне больше всего нравилось быть ею, потому что у нее была любовь.
У меня было ужасное детство. Это не оправдание, я это понимаю. У многих людей было ужасное детство, но они не стали убийцами.
Я родилась как Джин Бердон 3 августа 1939 года в Степни-Грин, Лондон. Единственный ребенок двух родителей, которые ненавидели друг друга – и плевать хотели на меня. Мой отец был пьяницей, мать – проституткой, и я слишком рано узнала о мужчинах и сексе. Большую часть времени я была предоставлена самой себе: бродила по разбомбленным улицам Ист-Энда, стараясь не попадаться на глаза отцу, иначе меня избили бы просто за то, что я дышу. Мой психолог в спецблоке говорил, что жертвы травли часто становятся теми, кто травит других. Так было и со мной.
Сьюзен Уоллес была моей первой подругой. Моей единственной подругой. Она была красивой и милой, и в течение одного чудесного лета мы были неразлучны. Ее родители были добры ко мне: они разрешали мне оставаться на чай и, хотя семья Сьюзен тоже была бедной, старались помочь мне – подарили мне джемпер, который связала миссис Уоллес, давали мне лишний кусок хлеба с джемом или яблоко, когда оно у них было. Но однажды Сьюзен решила, что больше не хочет со мной дружить. По ее словам, она нашла новую лучшую подругу. Маленькую девочку, которая поселилась по соседству с ней. Отказ был чем-то таким, чего я никогда не испытывала раньше, и меня охватила слепая ярость. Я не планировала убивать ее. Я просто хотела помешать ей уйти.
Судья на моем процессе был жестким и бесчувственным. Он признал меня «психопаткой». Но я не думаю, что это правда. После выхода из тюрьмы я читала о психопатах и знаю, что они не способны на любовь, на сострадание, на сочувствие. Я испытываю все эти чувства. Моя проблема всегда была в том, что я слишком сильно люблю.
Да, я была Джин Бердон в течение почти тридцати ужасных лет. И да, я не могла дождаться момента, когда смогу сбежать от нее, чтобы стать Шейлой Уоттс. Я вышла из тюрьмы, реабилитированная и снабженная новой личностью, в возрасте двадцати восьми лет. И постаралась начать жизнь с чистого листа. Я очень, очень старалась. Я держалась подальше от других людей, пыталась не заводить отношений и привязанностей, пыталась помнить все то, о чем предупреждал меня психолог. И на какое-то время это сработало. Я переехала в Бродстерс, в Кенте, и жила там вполне счастливо в течение нескольких лет. Но потом тот журналист начал вынюхивать – он каким-то образом узнал, кто я такая на самом деле. Я могла бы рассказать правду своему инспектору по надзору, и меня переселили бы, дали бы мне
