Проклятое наследство - Татьяна Корсакова

– Она тебе не тронет.

По крайней мере, не сейчас, пока девочка ее в опасности, а Клим может помочь. Да и кольцо Тайбека на нем…

– Не трону. – Из старухи албасты перекинулась девицей. Пожалела мальчишку? Или просто забавлялась? Впрочем, ей сейчас тоже не до забав.

А Клим не стал спрашивать, кто она такая. Просто молчал и смотрел.

– Виделись мы с тобой. – Белая коса потянулась было к Климу, но отдернулась. – Не один раз. Помнишь?

Он помнил. Может, оттого не испугался так сильно, как мог бы.

– Ты помогла мне найти Анну. Там, в озере, – заговорил, а голос сиплый, словно простуженный.

– Помогла. – От мальчишки албасты отвернулась, сказала, обращаясь к Августу: – Они заперли ее под башней. Мне туда дороги нет.

Дороги нет. Значит, до сих пор сильно заклятье Шварца, не пускает нежить в восточную башню. И Желтоглазый о том знает. Знает, что албасты им ничем помочь не сможет, придется самим…

– Идет. – Белая коса потянулась к прикрытой двери, обвила ручку. – Шаги слышу. За тобой идет, старик. Зеркала им потребовались.

– Я уже понял. – Август кивнул. – Девочку хотят обменять на зеркала. Обменяю.

Она покачала головой.

– Все равно не отпустят. Она нужна ему, старик. Ты же понимаешь.

– Понимаю, но иначе не могу.

– Хорошо. – Албасты кивнула. – Иди с ними, а мы следом. Сказала и кончиком косы поманила Клима за собой, вверх по лестнице.

Пошел. Ни возражать, ни спрашивать не стал. Вот и хорошо.

А за ним и в самом деле пришли. Михаил Подольский, Сиротки сын, проскользнул в незапертую дверь, наставил на Августа ружье:

– Вы пойдете со мной, господин Берг.

И Август пошел. Без лишних разговоров, как телок на заклание.

В подземелье вошли через сарай, дальше двинулись темными переходами. Август впереди, Сироткин сын следом, тыча в спину ружейным дулом. Зеркала, завернутые в холстину и для надежности спрятанные в кожаную сумку, лежали в тайнике. Да и где же им еще быть?

– Бери! – Август протянул Сироткиному сыну сумку. Глядишь, полюбопытствует да развернет холстину, заглянет в зеркало.

Не заглянул, только усмехнулся кривенько:

– Знаю я, старик, все твои хитрости. Давай неси!

Даже в руки сумку взять побоялся. Это хорошо, значит, у Августа и у Анечки есть еще время.

Она сидела на голом полу. Выглядела не напуганной, но злой. На Берга посмотрела виновато. Глупая хорошая девочка, ей бы за себя бояться, а не за него, старика. Тут же стоял Всеволод Кутасов. Вот, значит, кто у Мишки подельник. Стоило бы догадаться. Они же все время неразлучные были. Неспроста, выходит.

– Что в сумке? – спросил Всеволод и вежливо улыбнулся Августу. Говнюк. Такой же точно, как его матушка. Гнилая порода, протухшая.

– Посмотрите сами, коль уж вам так интересно. – Август тоже улыбнулся. И неожиданно для него Сироткин сын возражать не стал. Вот тебе и дружба…

Сумку Всеволод взял с некоторой опаской, заглянул внутрь, вытащил завернутую в холстину чешую, развернул, посмотрел в зеркальную ее глубину. А Михаил, тот, наоборот, отвернулся, но ружье из рук не выпустил. Дуло его по-прежнему было направлено пленнику в живот, но Августа это волновало мало.

Сначала ничего не происходило. А потом выражение любопытства на лице Всеволода сменилось недоумением и удивлением, зеркало он поднес к самым глазам, которые с каждым мгновением делались все тусклее и тусклее, пока свет разума не погас в них окончательно. Серебряное зеркало со звоном упало на каменный пол, а Всеволод Кутасов так и остался стоять истуканом. На лице его блуждала блаженная улыбка, а по подбородку стекала ниточка слюны. Он хихикал тоненьким, почти детским голоском и суетливыми движениями обирал с одежды что-то видимое только ему одному.

– Сева, – позвал Михаил, – Сева, с тобой все в порядке?

В ответ Всеволод зашелся истеричным смехом и принялся вырывать волосы из своей и без того скудной шевелюры.

– Значит, правда все, – сказал Сироткин сын удовлетворенно и велел Августу: – Спрячь зеркало, старик!

Ах, какой же был соблазн посмотреть в зеркало и стать наконец-то таким же счастливым, как Всеволод Кутасов! Но Август устоял. Есть у него еще дела в этом мире. Нужно крепиться. Он подобрал с земли холстину, не глядя, набросил на серебряную чешую, и лишь после этого сунул обратно в сумку.

– Значит, не обманул хозяин. – Сироткин сын улыбался.

– Еще обманет, – пообещал Берг и бросил быстрый взгляд на Анну. Девочка держалась молодцом. Вот только надолго ли хватит ее смелости?

– Не пугай, – усмехнулся Сироткин сын и, носком ботинка подтолкнув сумку к Анне, велел: – Теперь ты! Сейчас достанешь зеркала, расставишь по кругу, сама встанешь в центр. А надумаешь дурить, я его пристрелю. – Ствол ружья снова ткнулся Августу в живот.

– У меня связаны руки. Ты забыл, Миша?

– И в самом деле забыл. – Бочком, не спуская глаз с Августа, Сироткин сын подошел к Анне, велел: – Развернись!

Она развернулась, но как-то не так, как он ожидал: слишком стремительно, слишком отчаянно. И руки ее оказались не связанными, а свободными, в правой блеснул нож.

Острое лезвие воткнулось Сироткиному сыну в плечо, тот взвыл от боли, ударил девочку прикладом ружья, слава богу, не в полную силу. Она пошатнулась, но на ногах удержалась.

– Анюта, беги! – закричал Август и всем своим немалым весом навалился на гаденыша сзади, прижал руки, не позволяя пустить в ход ружье.

Она не решалась, она все еще пыталась спасти и себя, и его. Глупый славный ребенок, не понимает, что его уже давно не спасти.

– Беги! – заорал Август что есть мочи и добавил: – И ничего не бойся!

Она послушалась, сорвалась с места, едва не налетела на безучастного к происходящему Всеволода и бросилась по темным ходам подземелья. Пусть уж лучше так. Там, в темноте, ей сейчас безопаснее, чем здесь. А ему бы продержаться, выстоять против молодого и злого. Ничего, есть еще и у него силы, остались кое-какие заемные, серебром подаренные.

Они боролись долго. Берг держал крепко, не позволял Сироткиному сыну поднять ружье, нажать на курок. У него получалось, он так увлекся этой борьбой, что не сразу почувствовал, как острое жало ножа по самую рукоять вошло под ребра. В глазах потемнело, ноги предательски подкосились, но врага своего Август держал крепко и на каменный пол упал вместе с ним, подминая под себя, давая Анюте еще несколько драгоценных мгновений форы…

Дом опустел, точно вымер. Разбежались слуги, гости, что крысы, попрятались по своим норам. Матрене Павловне было тошно. Так тошно, что не спасала вишневая наливка, совсем не спасала. Уплыл с острова Туманов со своей девкой. Куда-то подевался Севочка с дружком Подольским. Прятался по закоулкам от гнева Матрены Павловны Викеша. Исчез Серж, наверное, съехал. Тепереча, когда нет в живых его любезной маменьки и нелюбезного отчима, на наследство паршивцу рассчитывать нечего. Как, однако, хорошо все устроилось! Вот уже из наследников остались лишь они с баронессой. А там, глядишь, еще какой несчастный случай – лестницы-то в замке крутые! – и не станет у Матрены Павловны никаких соперников, ни с кем не придется делиться. Вот как бы Наташеньке все правильно объяснить? Как бы уговорить кровиночку?