Друиды (ЛП) - Лливелин Морган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По речным долинам ко мне пришло известие: один из легионов Цезарь отправил с территории белгов к нам. Он намеревался расквартировать его на зиму на землях карнутов. Известие привело меня в ужас.
Я немедленно выехал в Ценабум. Все подтвердилось. Цезарь отправил пять тысяч человек под командованием Луция Планка якобы для детального расследования убийства Тасгеция и, как выражались римляне, «ради сохранения мира». Римляне подозревали карнутов и сенонов в сговоре и умыслах против Цезаря. К этому времени они, конечно, уже знали о союзе галльских племен; шпионов у Цезаря хватало. Но вот точный состав союза оставался неизвестен. Не знал он и о том, как далеко продвинулись заговорщики в подготовке восстания. Видимо, поэтому он и предположил, что по одному легиону на карнутов и сенонов должно хватить. Их задачей было не воевать, а запугать.
Уже на подходе к Ценабуму я увидел шатры римлян. Отвратительное зрелище! Скрываясь от патрулей, мы сделали большой крюк и подошли к задним закрытым воротам города. Здесь пришлось попрощаться с незаметностью. Вызвав стражей, я назвал себя и предъявил трискеле, знакомый всем карнутам. В ожидании старшего стражника я размышлял о римской манере наводить страх на племена кельтов. Ну что же, друиды тоже знают кое-что о страхе.
Приказав телохранителям смешаться с воинами Ценабума и постараться не выделяться, я направился к дому короля. Здесь следы римского присутствия встречались на каждом шагу. Карнуты, попадавшиеся на улицах, выглядели подавленными. Люди занимались повседневными делами, не поднимая глаз, с озабоченным выражением на лицах, и переговаривались тихими, короткими фразами. Никто не пел. Напротив, римские торговцы прохаживались с гордой осанкой, издали громко приветствовали друг друга и вообще вели себя в городе, как хозяева. Я старался держаться в тени, подальше от этих крикливых петухов.
В доме Нанторуса царил полумрак. Его старая жена и родичи приветствовали меня, но сам король посмотрел потухшим взглядом. В руинах этого человека ничто не говорило о временах, когда он был нашим самым выдающимся воином. Он еще жил, но жизненная сила покинула его, возможно, навсегда.
— Он относится ко мне так, как будто я — собака у него под столом, Айнвар, — пожаловался Нанторус, как только мы покончили с формальными приветствиями.
— Кто?
— Да этот, римский полководец, Луций Планк. Он совал мне какой-то свиток и говорил, что он дает ему право управлять городом в отсутствие законного короля. Но я же законный король, Айнвар! — в голосе Нанторуса не чувствовалось уверенности.
— Надеюсь, ты сказал ему, что его свиток — пустой кусок пергамента? Мы не подданные Цезаря, чтобы он мог командовать нами. Мы свободные люди.
Нанторус избегал встречаться со мной глазами. Он сидел на лавке с чашей вина, и я видел, что даже поднести питье к губам ему трудно.
— Я говорил, вернее, пытался, — ответил он надтреснутым, старческим голосом. — Он и слушать не стал. Я поехал в лагерь и повелел им уйти. Но его люди только смеялись над моей колесницей. Еще до того, как мы поняли, что происходит, он поставил у главных ворот две когорты и грозился убить всякого, кто решит выйти без разрешения. Планк сказал, чтобы мы сидели тихо и подчинялись его приказам, или... или... Я его не боюсь Айнвар, я вообще никого не боюсь, ты знаешь. Я и смерти не боюсь. — Нанторус гордо поднял голову, но только для того, чтобы продемонстрировать свою гордость мне. — Но меня страшит, что я, король карнутов, буду выглядеть беспомощным в глазах моего племени! Планк обещал избить меня и вывалять в дерьме, а потом заставить моих людей плевать на меня. Я хотел сражаться с ним, но что я могу теперь? И вот я сижу здесь, а римляне стоят там, перед воротами. Завтра он решил устроить дознание по поводу убийства Тасгеция. Люди напуганы. Я же король, я в их глазах был силой карнутов, их мужеством! И так оно и было... До римлян... пока его люди не стали смеяться... пока он не сказал...
Я искренне жалел старого воина. Ведь это по моей вине старик попал в такое оскорбительное положение. Как ему отстоять свое достоинство? Я должен был предвидеть его беспомощность, иметь на примете сильного, молодого человека, способного противостоять римскому орлу. Я с горечью вспомнил о Котуате, и о своей ошибке, когда послал к нему Крома Дарала. А теперь Кром отсиживается у нас в поселке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Кто из вождей сейчас в Ценабуме? — угрюмо спросил я.
Король задумался. Конконетодум некоторое время назад отправился на поиски жены со всеми своими воинами. Он собирался напасть на туронов, издавна славившихся красивыми и плодовитыми женщинами. Другие вожди из тех, что оставались в Ценабуме, вряд ли годились для того, чтобы запугать римского полководца. Вот если бы здесь оказался Рикс...
— Хорошо. Пусть твои женщины принесут мне тунику вождя, — приказал я, — и все золото, какое найдут: кольца, перстни, браслеты, чем больше, тем лучше. Мне нужен меховой плащ, и несколько брошей с эмалью. И побыстрее!
— Айнвар! Друиды же не носят всего этого!
— С римским полководцем я не собираюсь говорить, как друид! Давай, Нанторус, поторопи своих людей!
Я переоделся здесь же, в доме короля. После моего свободного плаща туника и штаны показались тесными и неудобными, а вес украшений чувствительно пригибал к земле. Я так и сказал женщинам, вызвав у них улыбки. Я уже думал, что готов полностью, когда старая жена короля громко рассмеялась.
— Да он же сразу узнает в тебе друида! — воскликнула она. — У тебя же голова выбрита!
Действительно, я совсем забыл. С момента посвящения в Орден я, как и все друиды-мужчины, брил переднюю часть головы от уха до уха. Это делалось для того, чтобы солнце свободно освещало голову. Огонь Творения питает разум. В моем случае это создавало впечатление неестественно высокого лба, а серебряная полоса от виска, о которой слышали все в Галлии, лучше всяких слов говорила о моем имени и роде занятий.
— Так. Поищите тунику с капюшоном, или с чем-то похожим на капюшон, лишь бы это не напоминало капюшон друида! — Мой замысел пропал втуне. Ничего подходящего отыскать не удалось.
И тут одна из сестер короля вдруг задала вопрос:
— А зачем капюшон? Может быть, венок подойдет? Если ты хочешь казаться воином, то уж, наверное, побеждал во всяких состязаниях. Это же у вас, воинов, любимое развлечение, когда нет войны. Надень венок победителя. Римлянам нипочем не догадаться, что он чужой.
Прямо скажем: предзимье — не лучший сезон для зеленых листьев, а в доме короля почему-то не росло ни одного куста, но женщины споро соорудили для меня золотой обруч, украсив его капустой и щавелем, предназначенными для супа. Все это великолепие перевили вьюнком и яркими нитками. Ни одного кельта мой вид не обманул бы ни на минуту, но римляне... римляне — другое дело. Когда мой наряд сочли готовым, я отправил в римский лагерь гонца с приглашением посетить короля карнутов. Как я и рассчитывал, Планк не пришел.
— Придется тебе самому к нему отправляться, — вздохнул Нанторус.
— Не думаю. Пусть гонец бежит снова и передаст, что король огорчен столь печальным состоянием римского полководца, раз он уже не может двигаться.
— А почему он не может двигаться? — заинтересовался Нанторус.
— Пока может, — ответил я, подавляя улыбку. — Но он же не захочет, чтобы подобные слухи ходили по городу. Он придет, чтобы доказать вздорность этих слухов. А чтобы поторопить его, я, пожалуй, сотворю пару заклинаний.
Долго ждать нам не пришлось. Луций Планк на рысях влетел в ворота Ценабума во главе отряда всадников. Заслышав его приближение, я вышел из дома, чтобы понять, с кем я имею дело раньше, чем римлянин поймет, что это за чучело стоит у порога.
Римлянин и так был мне неприятен, а после его угроз Нанторусу, я и вовсе невзлюбил его. Планк оказался низкорослым человеком, смуглым, с острым неприятным взглядом. Его гнедой жеребец фыркал, разбрасывая вокруг клочья окровавленной пены. Жестокий человек. Он совсем не жалел своего коня, ну так и я не стану его жалеть. В мире должно быть равновесие.