Эльфийский клинок - Ник Перумов

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая. ЮЖНЫЙ ТРАКТ

Дул ветер, и ночной дождь мерно барабанил по натянутой над фургоном парусине, навевая сладкий сон. Фолко открыл глаза и поёжился — сквозь щели прорывались холодные струи воздуха. Рядом сопели под одеялами гномы, уже светало, и пора было подыматься. Хоббит вздохнул и сел, обхватив руками колени.

Третий день шёл с того памятного вечера, когда они миновали арнорскую границу, и шестой — с выхода из Пригорья; Фолко же казалось, что прошли долгие месяцы. Весь мир сжался до узкой придорожной полосы; однообразная лента старинного Южного Тракта, именовавшегося ещё Неторным или Зелёным, шла напрямик через негустые леса и рощицы, перемежающиеся небольшими участками возделанных полей, пажитей и покосов. Дважды путь им преграждали протянувшиеся с запада на восток лесистые гряды холмов, невысоких и сильно сглаженных — далеко оттянувшиеся края Южного Угорья, однако Тракт не сворачивал, он рассекал бугры, словно исполинский меч; Фолко заметил, что кое-где ложе Тракта было прорыто прямо в теле взлобков. Сумрачные еловые боры северного Арнорского плоскогорья уступили место рядам причудливо смешанных друг с другом клёнов и ясеней; словно сторожевые башни, по обочинам высились исполинские древние дубы. Попадались буки и грабы; вдоль придорожных канав уже алели яркие цветы. Тёплые южные ветры несли на своих могучих крыльях благоухание диких равнин Минхириата; от незнакомых ароматов и запахов у Фолко иногда даже кружилась голова. Пустые, безлюдные пространства пышно расцвели, избавившись от умелых, но временами докучливых человеческих рук. Сегодня, правда, вдруг задуло с севера; ночью хоббит не раз просыпался от холода.

Да, местность менялась, и прямо на глазах. Деревни стали редкими — расстояние между ними укладывалось в дневной переход; помня о недоброй памяти Западном Тракте, Торин не рисковал останавливаться на ночлег в необжитых местах. Навстречу им попадалось всё меньше и меньше народа — шли только большими обозами, насчитывавшими до нескольких сотен телег и повозок.

Деревни тоже очень изменились, став крупнее и многолюднее. Каждую окружал уже не просто частокол, а настоящая крепостная стена, правда из дерева, а не из камня. Ни одна не обходилась без сотни дружинников; имелись специальные почтовые станции со сменными лошадьми, чтобы королевская эстафета могла как можно скорее достичь ворот Рохана. Сперва эти деревни казались Фолко надежным прибежищем; однако два дня назад они наткнулись на большое, уже размытое дождями и поросшее буйной травой пепелище, и он понял, что здесь не всегда спасают и стены, и дружинники.

Однако пока удача сопутствовала им, и дорога была не слишком утомительной — ненамного труднее пути к Аннуминасу. На душе у Фолко было легко и как-то по-особенному ясно; сомнений и колебаний не осталось, он вновь поддался магии набегающей дороги и пока не заглядывал в будущее. Памятуя о походах Бильбо и Фродо, он каждый вечер тщательно записывал всё случившееся за день, даже мелкие пикировки между товарищами по отряду.

За короткое время Фолко сумел хорошо узнать своих спутников; и если неистовый Дори, велеречивый Хорнбори, осторожный и основательный Бран были знакомы ещё по Аннуминасу, то с остальными он сошёлся в пути. Вьярд был немного трусоват, любил пиво несколько больше других, зато оказался непревзойденным мастером закалки, а также резьбы по камню; знал он и на удивление много старинных гномьих сказаний. Молодой Скидульф впервые выбрался за пределы своих пещер на севере Лунных Гор, во всём слушался Торина и пока больше смотрел и слушал, чем говорил сам. Фолко показалось, что он несколько самонадеян, зато силён и безотказен в работе. Три сородича Торина — молчаливые Грани, Гимли и Трор — редко вступали в общие разговоры, предпочитали короткие и недвусмысленные фразы. Они шли в Морию драться и не скрывали этого, а с кем — это, по словам Трора, им было совершенно неважно. Балин, гном средних лет с севера Туманных Гор, оказался, напротив, очень общительным, много беседовал с Фолко, выспрашивал его про эльфов, сам рассказывал много историй из прошлого своего народа; однако, когда приходила пора наваливаться всем миром на что-нибудь тяжёлое или неприятное или приходила его очередь чистить котлы и рубить дрова — он оказывался далеко не в числе первых. Зато он неплохо владел топором, что признавал даже такой мастер боя, как Торин. Земляк Балина Строн слыл знатоком орочьих повадок. Строн быстро сошёлся с Малышом — характеры их были схожи: оба весёлые, неунывающие, только Строн, как понял Фолко, умел смотреть и видеть глубже, чем Малыш, да глаза его выдавали немалый, подчас горький, жизненный опыт.

К морийцам — Глоину и Двалину — Фолко приглядывался особенно пристально и расспрашивал их больше других. Однако они мало что могли сказать — они покинули Казад-Дум уже давно и не были свидетелями тех пугающих событий, из-за которых отряд и шёл в Морию. Однако они прекрасно помнили расположение всех морийских чертогов, а главное — систему тайных знаков, позволявшую гномам особенно не утруждать себя запоминанием бесконечных схем запутанных подземных коридоров, — выучить её невозможно было и за всю долгую гномью жизнь. Глоин несколько походил на Хорнбори своим даром умелой и красивой речи, но никогда не говорил попусту. Двалин не уставал вздыхать о тех прекрасных временах, когда гномы-морийцы дружили с эльфами Остранны, вместе добывая знания и совершенствуясь в искусстве обработки металла. Он искренне горевал об этом, и Фолко понял, что для него прошлое по-прежнему живо, и ради того, чтобы вновь, в который уже раз, возродить Морию или хотя бы попытаться понять, что же творится там на самом деле, Двалин был готов отдать жизнь. В его серых глазах, редкого среди гномов цвета, читалась непреклонная воля, ни в чём не уступавшая воле Торина; хоббит проникся к Двалину большим уважением. Нечего и говорить, что оба морийца, как и положено гномам, превосходно владели оружием.

Гномы рассказали жадно слушавшему их хоббиту много интересного; после долгого пути с ними Фолко, наверное, знал об этом народе больше, чем кто-либо из живых или живших хоббитов, больше, чем даже старый Бильбо, — во время его странствий спутники с ним особенно не забалтывались.

Фолко старался записывать всё, что слышал, но особенно запомнились ему две истории. Одну чуть ли не в первый день пути по Южному Тракту ему рассказал Вьярд, которого Малыш заменил на передке телеги, и старый гном пересел на время в седло. Его рассказ тёк медленно и спокойно, говорил он чуть напыщенно — ведь речь шла о невообразимо далёких днях Предначальной Эпохи, предания о которой ныне сохранились лишь среди гномов. Он говорил о временах, когда мир был юн, а Великого Дьюрина окружали немые, безымянные скалы. Первый Гном начинал с немногими товарищами; Перворожденные помогали им, и среди приближенных Короля Казад-Дума умом, искусством и терпением выделялся гном по имени Трор. Он много времени проводил с эльфами, немало перенял у них, говорили, что и он был пленён неземной красотой Владычицы Галадриэль и, желая сделать ей достойный подарок, стал копить золото и мифрил. Однако тогда ещё было далеко до дней великой славы Чёрной Бездны, как звали Морию эльфы, её главные жилы ещё ждали своего часа, приходилось перелопачивать огромные массы пустой породы, и Трору это надоело. Он придумал и сделал чудодейственное сито, обладавшее способностью выбирать золото из всего, что набрасывалось в его зев. Достаточно было сыпать в него безостановочно даже самую бедную руду, чтобы в конце дня вынуть из него всё золото, что было рассеяно в пыль среди серого горного песка и каменной крошки. Труд облегчился многократно; гномы стали быстро богатеть, в Морию повалили переселенцы из Лунных Гор, где к тому времени стало неспокойно — шла очередная война между людьми и орками. Трор накопил нужное ему количество благородного металла, выковал из него сказочно красивую диадему, украшенную покрытыми тончайшей резьбой бериллами, и подарил её Владычице. Сито теперь стало ему ненужным, и Трор попросту забыл о своём детище. Однако не забыли другие. Из-за него в Мории едва не вспыхнула самая настоящая война, и тогда Великий Дьюрин приказал Трору разбить своё творение. «Ну вот уж нет! — ответил Трор. — Я лучше уйду вместе с ним, если его существование грозит нашему братству!» Все стали умолять его остаться, и он, поколебавшись, согласился, но спрятал сито так, что до пробуждения Великого Лиха Дьюрина о нём никто ничего не слышал, ну а потом, понятно, было не до того. С тех пор среди гномов и живёт мечта — разыскать волшебное сито, много полов и стен Мории было вскрыто и поднято неугомонными искателями, но тщетно…