Ноттинг-Хелл - Рейчел Джонсон

— Знаю. Были. А что такое для друзей украденный дом и домоправительница?

Я попрощалась с Маргаритой, которая оставила без комментария мое замечание насчет Фатимы, которую мои слова повысили от уборщицы, приходившей три раза в неделю, до домоправительницы. Я не спросила ее об Александре Форстере, или о том, что же все-таки разместили Эйвери в гараже — «крайслер» или детскую, или о Патрике, или о ребенке Клэр, или о Сае и Анушке, или как же Клэр поступила с моим бывшим домом.

Я решила позвонить Маргарите и узнать, правда ли, что Гидеон и Донна… стали близки. Я бы не удивилась.

Откровенно, если они нашли друг друга, обсуждая воду вторичной обработки или солнечные гальванические панели, — удачи им. Я не могла заставить себя сочувствовать Клэр, особенно после того как она заполучила мой дом, домоправительницу и теперь, в довершение, ребенка, которого она так хотела.

Я стояла в темном коридоре, глядя на сад. Передо мной разворачивалась идиллическая картина. Солнечный свет, весенние цветы, все в зелени. Прежде чем перешагнуть порог, я позволила себе погрузиться в прошлое.

Вернувшись мыслями к ночи Гая Фокса, когда мы с мужем лежали в постели, словно мраморные истуканы, каждый на своей стороне, не зная, что сказать, ища успокоения в молчании, — я первой его прервала. Я начала обвинять его (ведь нападение — лучшая защита) в том, что он продал дом Клэр.

Ральф мягко ответил, что нравится мне или нет, но это его дом. Он начал беспокоиться, что ему понадобится подъемный кран, чтобы увезти меня отсюда, и единственным выходом было поставить меня перед свершившимся фактом.

Он также сказал что-то мудрое, к моему удивлению, насчет Донны, которая, как оказалось, выполняла роль брокера между Ральфом и Клэр.

Муж сказал, что относился к ней с большим скепсисом, пока не понял, что она — консультант нового времени. Донна убеждала нас платить ей за те вещи, которые мы уже знали. Он поделился, что когда Клэр предложила купить наш дом (вся операция готовилась в большом секрете), Донна сказала, только с помощью большого количества слов, что Клэр хотела то, что было у меня.

Это заставило меня задуматься. На самом деле это заставило меня задуматься довольно серьезно.

Потом муж продолжил, что причина, по которой все продолжают к ней обращаться, — это то, что она говорит разумные слова, а совсем не восточное тубмо-юмбо. Мы все настолько не доверяем своим инстинктам, что следуем им, только когда заплатим гуру фэн-шуя. И когда Клэр наконец-то после многих лет бесплодных попыток забеременела, меня удивила реакция Ральфа.

Казалось, его тронула счастливая новость, хотя обычно Ральф не хочет иметь ничего общего с беременностью.

Он бледнеет, если слышит даже самый сдержанный и викторианский отчет о чьих-то родах. Что касается месячных или интимных мест… Однажды я полностью удалила волосы в области бикини в честь нашей десятой годовщины. Это должно было стать для него приятным сюрпризом.

После романтического обеда мы отправились в постель в Колвилль-крессент. Я сняла игривые трусики и повертелась перед ним. «Та-да-а!» — пропела я, демонстрируя свой сюрприз. Ральф только раз взглянул на мое интимное место, пронесся по всей спальне, вцепился в занавески и шлепнулся в обморок, сорвав не только ткань, но и уронив шестифутовый карниз красного дерева мне на голову. Что было своеобразным способом, как позже заметила я, вернуть страсть в нашу спальню.

А когда родился малыш Клэр, Ральф:

1. Спросил, мальчик это или девочка.

2. Спросил, как зовут малыша.

3. Невероятно, но он спросил, на кого похож ребенок. Я чуть не упала от удивления. Когда бы мои подруги ни рожали, он не проявлял ни малейшего интереса к родам или тому, кто родился, так как, по словам Ральфа, все новорожденные младенцы похожи, будь это мальчики или девочки.

Что касается другого вопроса — моей интрижки с Саем, — удивительно, но мы больше никогда об этом не говорили.

Ральф сказал, что он никогда не спрашивал ни одну женщину о таких делах, это обоюдное согласие двух взрослых людей и он не собирается допрашивать свою жену. Потом он добавил, и это было странно и шокирующе, потому что он снова использовал мое полное имя: «Я надеюсь, ты сделаешь мне такое же одолжение, Имоджин».

Так что вот что я узнала. Ральф — совсем не избалованный итонский выпускник. Он — самая цельная личность из тех, кого я встречала.

Я вынесла поднос из кухни через широкий коридор и крыльцо моей семье, ждавшей на лужайке, туда, где Ральф читал последний выпуск моей колонки о похоронах, которая чудесным образом пережила переезд в деревню вместе с нашим браком и несравненной коллекцией влажных салфеток Пози.

Посмотрите на него сейчас. Он читал мою статью с улыбкой на лице, оставаясь спокойным, несмотря на то что на этой неделе моим героем был… Сай Каспариан.

Я и вправду думала, что после того, как Сай обманул меня с Анушкой, он мог бы по крайней мере дать мне материал для статьи. Даже леди Джейн согласилась, что это чудесная идея. Особенно учитывая, что я была слишком занята, сбрасывая перед ним нижнее белье, чтобы написать эксклюзивное интервью с таинственным мультимиллионером два года назад.

Сай сказал мне, что хочет быть похороненным в море, после службы на борту его яхты «Саломея». Он хотел фейерверк и никаких гимнов. Капитан хотел, чтобы его команда выстроилась на борту и бросала лилии на волны, Анушка играла на флейте, а маленький Дарайус Каспариан, сын и наследник, читал из «Пророка».

— Какой идиот, — сказал Ральф, отрезая себе второй кусок пирога и ловко отправляя его в рот. — Мне он никогда не нравился. У него отвратительный вкус. Что касается выбора Халила Гибрана[99], — проскрипел он, в то время как я обдумывала, что он имел в виду под плохим вкусом Сая, — Боже, какое клише.

Вместо ответа я взяла лепешку и съела ее чуть ли не за один укус.

— Чудесные лепешки, — сказала я с набитым ртом.

Потом я скользнула на подстилку, с благодарностью положив голову на колени Ральфа. Я думала, может, меня и предали собственный муж, лучшая подруга и любовник, даже если глубину их предательства я никогда не смогу оценить в полной мере, как хорошо закончились все эти предательства…

Мы вместе смотрели на золотистый фасад нашего каменного дома с увитым глицинией крыльцом, на зеленые холмы и голубое небо.

Если бы мы были героями фильма Ричарда Кертиса, камера скользнула бы с этой трогательной сцены и оторвалась бы от земли, чтобы показать счастливое дружное семейство, живущее в прекрасном доме, утопающем в зелени нетронутой природы древнего Дорсета.