Часы смерти - Джон Диксон Карр

невиновности Боскомба меня заставило усомниться одно из тех совпадений, которые доставили нам столько хлопот. Среди них есть несколько, и особенно одно, которые я просто не мог отнести к случайным. Менее значительные я легко принимал на веру, поскольку по сути своей они не были совпадениями в полном смысле слова, а логически вытекали из характеров и привычек разных людей, вовлеченных в это дело.

Я мог поверить, что Элеонора и Хастингс случайно договорились встретиться на крыше именно в тот роковой четверг, хотя обычно они и не встречались там среди недели. Весь дом был взбудоражен пропажей стрелок, Элеонора находилась на грани нервного срыва, Хастингс ходил подавленный – рано или поздно встреча была неизбежна. Это была та случайность, которую Боскомб предвидел и к которой подготовился, похитив ключ, хотя и не знал наверняка, что они решат увидеться до конца недели. Следовательно, это не являлось поразительным совпадением.

Далее, я мог поверить, что миссис Стеффинз побывала на крыше, подглядывая за двумя влюбленными (мы к этому вскоре вернемся), потому что, как вы правильно указали, восстанавливая события (единственное верное замечание в вашей версии), это в точности на нее похоже. Вечер четверга как нельзя более подходил для осуществления ее намерений: миссис Горсон дома не было, и Стеффинз могла шпионить, не опасаясь, что ее хватятся по какому-нибудь неожиданно возникшему хозяйственному вопросу.

Но, – сказал доктор Фелл и остановился, чтобы стукнуть ладонью по подлокотнику кресла, – одна вещь была слишком чудовищна, чтобы все могли ее спокойно проглотить.

Я не мог поверить, чтобы Боскомб, устроив в качестве невинного развлечения бутафорские игры со смертью, случайно выбрал на роль «жертвы» переодетого детектива, который собирал улики, подозревая одного из жильцов этого самого дома в убийстве! От таких совпадений, Хэдли, ум заходит за разум и звезды на небе переворачиваются вверх ногами. Если Случай может выкидывать такие фортели, тогда Случай не просто капризен, он вызывает ужас. Это уже не просто что-то сверхъестественное, но та часть сверхъестественного, которой управляет власть тьмы. Разумеется, если все это было случайностью.

Но я пригляделся повнимательнее и увидел, что за этим совпадением стоит и явно подкрепляет его другое, столь же поразительное, как и первое. Боскомб не просто устроил этот фарс. В качестве единственного (предполагаемого) свидетеля своего ненастоящего убийства он случайно пригласил отставного офицера полиции, когда-то работавшего бок о бок с тем самым переодетым следователем, про которого Боскомб даже не знал, что это полицейский! Сосредоточившись на бесконечности, быстро пролистывая в памяти избранные места из книги под названием «Хотите верьте – хотите нет», я еще как-то мог бы поверить в случайность первого совпадения. Но две случайности вместе – нет, нет и нет! Это не совпадение. Значит, это замысел, и замысел Боскомба.

Хэдли принял протянутый ему бокал пива.

– Пока все представляется достаточно ясным, – признал он. – Но цель этого замысла?

– Терпение. Вопросы, на которые предстоит дать ответ, имеют свой порядок. Сначала – что пытается сделать человек? Затем – как? И наконец – с какой целью?

Во-первых, разберемся с этим его лжеубийством, которое было так легко раскрыто, и было бы раскрыто с неменьшей легкостью, даже если бы Хастингс не оказался на крыше и не увидел все своими глазами. Я довольно хорошо представлял себе, что там могло произойти, – до этого дошел бы всякий, у кого было время подумать. И в довершение всего Стенли был готов проболтаться в любую минуту – и непременно проболтался бы, о чем Боскомб прекрасно знал. Но вот что любопытно: чтобы скрыть эту затею, которая могла доставить им много неприятностей, Боскомб сделал очень мало – в этом он был просто поразительно небрежен и поверхностен. Могло даже сложиться впечатление, что он подталкивал нас к этому открытию, но делал это исподтишка, чтобы не вызвать подозрений. Проследите за его действиями.

Предположим, он тогда говорил нам правду. Представим, в качестве аргумента, что Боскомб ничего, кроме этого, как он выразился, «эксперимента», не затевал. Очень хорошо. События принимают дурной оборот: жертву «веселой» шутки необъяснимым образом убивают на пороге его комнаты, и он вдруг осознает, что оказался вместе со Стенли в весьма скверном положении… Ну и естественным ходом для него было бы постараться скрыть свою затею и спрятать, по возможности, все свидетельства их намерений.

Но что делает он? Он стоит у трупа, размахивая у всех на виду пистолетом, хотя ему никакого труда не составляло убрать его в ящик. Он позволяет нам заметить этот пистолет, привлекает к нему наше внимание, а потом торопливо дает заведомо неприемлемое объяснение. Мало того. Хотя он и не дурак, он позволяет не слишком наблюдательному констеблю – тот, как ему было известно, звонил из его комнаты – увидеть, как он торжественным маршем проносит в укромное место ботинки и перчатки, которые полицейский сам никогда бы не нашел.

Мне ни к чему пересказывать вам все, что Боскомб сказал и сделал, но везде мы видим одно и то же. Спрашивается: зачем ему хотеть, чтобы об этом узнали? И тут мне в голову пришла безумная мысль: наверное, затем, что он действительно заколол Эймса стрелкой от часов по какой-то своей, одному ему известной причине, и его притворство, стремление убедить нас, что он собирался застрелить Эймса из пистолета вообще без всяких причин – этот его шитый белыми нитками «эксперимент», – приведут к тому, что в дальнейшем он будет огражден от подозрений! Другими словами, он чернил свою натуру, чтобы обелить ее. В этом, дети мои, заключается интересный парадокс. Если он признался, что ждал этого человека с пистолетом в руке, мы вряд ли стали бы подозревать его в том, что он выскользнул из комнаты и убил его ножом до назначенного срока. Другими словами, мы не склонны подозревать человека, даже потенциального убийцу, в том, что он своими руками разрушил собственный замысел.

Идея уже сама по себе дьявольски блестящая, но он сделал ее еще лучше. Прежде чем мы рассмотрим, как он сумел застраховать себя в этом деле от любых неожиданностей, примите во внимание, что ему нельзя было заходить слишком далеко, разыгрывая этот спектакль с предполагаемым покушением на убийство, иначе он вполне мог очутиться в каталажке. Отсюда самодельный глушитель, который он также всячески совал нам в лицо. Вы заметили, как он подбрасывал намек здесь, намек там и лишь в конце, обильно потея, пал духом и с вызовом признался, что на самом деле совсем не собирался убивать этого человека. Мы должны были подумать: «Грязная маленькая свинья! Задумал