Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - Мойзес Наим

Самый удивительный и важный всплеск этой новой политической активности начался с волнений в маленьком тунисском городке в 2010 году. Они в конце концов привели к свержению правительства Туниса, а затем к волне протестов и манифестаций, покатившейся по всему Ближнему Востоку и вылившейся в “арабскую весну”. Миллионы прежде пассивных – и угнетенных – граждан превратились в революционеров, готовых не только рисковать собственной жизнью, но и подвергать опасности свои семьи. Не в пример движениям “захватчиков”, которые так и не смогли обратить свою политическую энергию в политическую власть, “арабская весна”, пробудившая народы, действительно привела к крупным переменам во власти. Таким образом, если в нормальных обстоятельствах участие в политической жизни остается занятием немногочисленных групп причастных, в другие моменты, например во время революций, целые нации с одержимостью бросаются в политическую деятельность. Однако революции слишком дорого обходятся, их итоги непредсказуемы, и социальный прогресс не гарантирован. И значит, главное – избежать опасных и разорительных революций, одновременно пробуждая и направляя политическую энергию, дремлющую в любом обществе, на осуществление перемен к лучшему. Наилучший способ этого достичь – оживить соперничество политических партий.

Переосмысление политических партий, модернизация механизмов их пополнения, реформирование их структуры и методов поможет партиям выглядеть привлекательнее и вернуть доверие обществ, которыми эти партии хотят править. В идеале партии также могли бы стать эффективными лабораториями политических инноваций. Только вернув доверие к политической системе у себя в стране – и, значит, вооружив наших лидеров способностью обуздать упадок власти и наделив их полномочиями принимать трудные решения, – мы сможем подступиться к насущным мировым проблемам. А для этого нам нужны сильные, современные и демократичные политические партии, располагающие к вступлению и участию в них.

Грядущий всплеск политических инноваций

Восстановление доверия, реконструкция политических партий, изобретение новых форм осмысленного участия в политической жизни для обычных граждан, создание новых механизмов эффективного государственного управления, ограничение вредного влияния сдержек и противовесов при недопущении чрезмерной концентрации неподотчетной власти и наращивание способности национальных государств к сотрудничеству должно стать главной политической задачей момента.

Без этих перемен устойчивый прогресс в противодействии тем силам внутри страны и на международной арене, которые посягают на нашу безопасность и процветание, невозможен.

В нынешнюю эпоху революционных перемен, которые затрагивают практически все, что мы делаем и с чем сталкиваемся в повседневности, одна важная область жизни остается на удивление непотревоженной: то, как мы управляем самими собой, своими сообществами, нациями и мировой системой. Или способы, которыми мы как индивидуумы взаимодействуем с политическим процессом. Идеологии приходят и уходят, партии возвышаются и низвергаются, те или иные управленческие практики совершенствуются путем реформ или применением информационных технологий. Предвыборная агитация сегодня полагается на тонкие методы убеждения – и людей, которыми правят не диктаторы, а те, кого эти люди выбрали сами, сегодня на Земле, конечно же, больше, чем когда-либо. Это позитивные перемены, но они бледнеют в сравнении с небывалыми прорывами в коммуникационных технологиях, медицине, бизнесе и военном деле. Одним словом, инновационная лавина еще не докатилась до политики, государственного управления и общественной деятельности.

Но она придет. Мы стоим на пороге революционного обновления политической жизни и государственного управления. Как мы показали в этой книге, власть преображается в столь многих областях, что неизбежно подвергнутся серьезной трансформации и те формы, в каких человечество организует себя для того, чтобы выживать и развиваться. Подобные взрывы радикальных и позитивных обновлений политического устройства уже случались в истории. Греческая демократия и волна политических инноваций, вызванная Французской революцией, – вот лишь два самых известных примера. Очередной прорыв давно назрел. Историк Генри Стил Коммаджер утверждал, что в XVIII столетии “мы изобрели практически все главные политические институты, которые у нас есть, и с тех пор не изобрели ничего. Политические партии, демократию и представительное правление. Первую в истории независимую судебную систему… Мы изобрели судебный надзор. Изобрели верховенство гражданской власти над военной. Свободу совести, свободу слова, Билль о правах – что ж, продолжать можно долго. Немалое наследие. Но что мы изобрели с тех пор сравнимого по важности?”{376}

После Второй мировой войны мир тоже переживал волну политических инноваций, направленных на предотвращение нового глобального конфликта. Это привело к созданию Организации Объединенных Наций и множества специализированных международных учреждений, таких как Всемирный банк или Международный валютный фонд, изменивших мировой административный ландшафт.

Сейчас нарастает следующая, еще более мощная волна, которая обещает изменить мир не в меньшей степени, чем изменили его технологические революции двух последних десятилетий. Это будут не реформы сверху, упорядоченные и скорые, подготовленные на переговорах и конгрессах, а широкое и неупорядоченное движение с рывками и остановками. И это неминуемо будет. Понуждаемое переменами в природе власти: ее распределении, применении и удержании, человечество должно найти новые формы самоорганизации, и оно их найдет.

Приложение

Демократия и политическая власть: основные тенденции в послевоенный период

Примечание для читателей: приложение подготовлено доктором наук Марио Чаконом из Йельского университета и относится преимущественно к пятой главе.

Сначала я рассматриваю вопрос о том, как за последние четыре десятка лет изменилось количество демократических режимов. Чтобы определить, что такое демократическое (или недемократическое) государство, я пользовался двумя классификациями, принятыми в научной литературе.

Первая классификация форм правления изложена в исследовании “Свобода в мире”, которое проводила в 2008 году организация Freedom House. Согласно этому исследованию, режимы делятся на “несвободные”, “частично свободные” и “свободные”. Каждая страна оценивается по шкале политических прав и гражданских свобод. К ним относятся свобода избирательного процесса, политический плюрализм, функционирование правительства, свобода слова и вероисповедания, свобода объединений в ассоциации и организации, правовые нормы и права личности. Для удобства анализа я называю “свободные” государства демократическими, а “частично свободные” и “несвободные” – недемократическими.

Второй источник, которым я пользовался, – классификация режимов в исследовании политолога Адама Пшеворского (опубликовано в 2000 году): в книге приводится краткое определение демократии, схожее с тем, что предложил Йозеф Шумпетер. Согласно классификации Пшеворского, демократия – это форма правления, при которой правительство выбирается путем состязательных выборов. Таким образом, в данной классификации свободная и честная конкуренция – основное свойство любого демократического режима (см. аналогичный подход в работе Даля: Dahl, 1971). С помощью этих двух классификаций я вычислил процентное соотношение демократических режимов в мире, которые в любой из рассматриваемых годов можно определить как “демократические” (в противовес “недемократическим”).

Диаграмма на рисунке А.1 демонстрирует эволюцию демократических режимов в мире начиная с 1972 года[19].

Как показано на диаграмме на рисунке А.1, процент демократий в мире за последние четыре десятка лет значительно увеличился. По данным Freedom House, в 1972 году лишь чуть более 28 % из 140 независимых государств были демократическими. Тридцать лет спустя, в 2002 году, эта цифра составляла уже 45 %. Повсеместный рост числа демократий подтверждают и данные Пшеворского. Согласно его классификации, между 1972 и 2002 годами количество демократий выросло с 27 % в 1972 году до 59 % в 2002 году. Разница между двумя показателями вполне предсказуема, учитывая, что необходимые условия, по которым государство может считаться демократическим, у Freedom House строже, чем у Пшеворского и его соавторов. Однако на основании совокупных данных мы можем сделать вывод о том, что за последние тридцать лет количество демократий в мире существенно увеличилось.