Пламя под пеплом - Ружка Корчак

Разговор вернулся к более близким и актуальным темам. Юргис делает кое-какие намеки по поводу будущей структуры партизанских отрядов в этом лесу. И хотя ничего конкретного он не говорит, можно догадаться, что комбриг категорически против существования отдельного еврейского подразделения. Ковнер не разделяет этого мнения. Командиры долго и взволнованно спорят. Юргис приводит многочисленные и разнообразные аргументы, ссылаясь прежде всего на опыт в Нарочи. Доказано, что существование отдельного еврейского отряда усиливает антисемитские настроения среди окрестных крестьян. Он подчеркивает, что эта опасность особенно актуальна для этого района, где к евреям всегда относились с большей враждебностью, чем на белорусских землях. Кроме того, он считает, что обособленность не идет на пользу боеспособности отряда, включающего штатский элемент. Он также намекает (и Ковнер еще не догадывается о смысле этого намека), что такой отряд может натолкнуться на враждебное к себе отношение и со стороны партизан.

Все эти доводы основаны, якобы, на личном опыте Юргиса, но есть и соображения принципиального порядка. Согласно общепринятому в Советском Союзе взгляду, структура партизанского движения должна строиться наподобие структуры союза советских республик — по территориальному принципу. Каждая, временно оккупированная врагом, территориальная единица имеет свое национальное партизанское движение. Рудницкие леса принадлежат Литве, и действующее на месте партизанское движение должно превратиться в будущем в движение по освобождению Литвы. Поэтому в рамках этого движения обязаны сражаться с оккупантами все граждане республики, без различия национальности и вероисповедания. Обособленность может быть объяснена, по его мнению, только различными целями. "Разве в войне с фашизмом у евреев существует какая-то обособленная цель?" — спрашивает советский командир у еврейского командира.

Ковнер, к тому моменту еще не знавший, что Юргис — сам еврей (Вскоре стало известно, что Юргис — еврей-коммунист из Литвы и его подлинная фамилия Зиман (Зиманас).), ответил, что, хотя отдельной цели нет, существуют особый смысл и значение в том, что евреи сражаются именно как евреи, мстя за то, что сделано с ними как с народом и что не имело примера в отношении других литовских граждан.

Не граждане Литвы истреблялись, а литовские евреи, и жажда возмездия, которая воодушевляет еврейских партизан, настолько сильна и оправдана, что справедливость требует признать и оценить ее. "Мы хотим продолжить в лесу начатое нами в гетто и доказать, что горсточка уцелевших от тех беззащитных масс, которые были уничтожены без сопротивления, будет и дальше сражаться с палачами — как евреи и сыны своего народа. Что касается антисемитизма, то нет никакой разницы, существует или не существует отдельный еврейский отряд. В той мере, в какой евреи будут встречаться с неевреями в смешанных отрядах, нет никакой уверенности, что последствия этих встреч будут только положительными и не снизят боеспособности евреев".

Юргис стоял на своем, но согласился оставить вопрос открытым до его подробного изучения. Он выразил желание посетить еврейскую базу и встретиться с людьми.

Весь этот разговор происходил по дороге на базу бригады. Когда они прибыли в лагерь, Юргис внезапно спросил Ковнера, является ли тот членом коммунистической партии. Ковнер ответил отрицательно. "Верно, — отозвался Юргис, которому теперь вспомнилось это обстоятельство. — Вы ведь член "Хашомер хацаир"?" — "Да", - ответил Аба, и тут в уме у него сверкнула догадка, что Юргис еврей: название "Хашомер хацаир" он произнес не так, как оно пишется и выговаривается по-русски, и не на литовский лад. Это было произношение еврея.

Неужели Юргис решил маскироваться и не обнаруживать своего истинного облика? Он продолжал беседу, не подозревая, что то, как он произнес два ивритских слова, находится в некотором противоречии с его холеными славянскими усами, и начал интересоваться, каким образом можно установить связь с городом. К его удивлению, оказалось, что такая связь уже налажена и еврейские партизанки поддерживают ее надежно и регулярно. Он рад этому, он нуждается в этих девушках и просит прислать их для прохождения службы в штабе бригады. Ковнер отказывает. Он объясняет, что задача этих партизанок — доставлять из города евреев Он не против того, чтобы они работали и для штаба бригады (собственно, они уже делают это), но не может вывести их из подчинения еврейскому отряду.

Юргис высказывает еще некоторые мысли и соображения. Он нуждается в лесной типографии, требуется также наладить изготовление фальшивых документов. Может ли он рассчитывать на помощь? И снова Юргису приходится удивляться — на еврейской базе, оказывается, уже действует мастерская по выпуску таких документов и есть специалист по этому делу (Габик Седлис). Что касается типографии, то в гетто, говорит Ковнер, у ЭФПЕО была подпольная печатня, позднее переданная городскому подполью, но организовавший ее полиграфист (Ицхак Ковальский) тоже находится в отряде, и еврейские партизаны готовы наладить типографию в лесу и участвовать в издании газеты.

Через несколько дней Юргис прибыл на базу еврейских партизан. Перед этим группа бойцов возвратилась с первой диверсионной операции, успех которой превзошел все ожидания. Командование было занято планированием новых диверсионных актов и подготовкой хозяйственных рейдов. В лагере царил подъем, бойцы добровольно брались за любую задачу, невесело было только некоторым членам командования — назревали серьезные тревоги.

В честь визига Юргиса был устроен торжественный смотр с участием всех бойцов, построившихся в длинные ряды. Юргис приветствовал партизан, говорил о боевом братстве, о задачах борьбы. В заключение люди спели на идиш гимн ЭФПЕО.

Те, кто стоял подле Юргиса, заметили, что на глаза у него навернулись слезы — что-то слишком сильные эмоции для литовского партизанского командира... Тогда же Юргис неофициально намекнул командованию на нежелательность пребывания такого большого лагеря в одном месте и на необходимость срочно запланировать рассредоточение сил. Но пока это еще не было приказом.

Группа, которая, по словам Юргиса, должна была прийти из Нарочи, все не появлялась. Это было странно и тревожно. Юргиса забрасывали вопросами по этому поводу, но он не знал, что отвечать. И когда прошло еще некоторое время, а никаких вестей из Нарочи от Глазмана и его людей по-прежнему не было, члены командования обратились к Юргису с просьбой разрешить отправить группу бойцов в Нарочь, чтобы установить связь с отрядом "Месть" и выяснить, что случилось с Глазманом. Юргис уклонился от четкого ответа. Он тянул с этим как только мог, отделываясь отговорками, и под конец отказался удовлетворить просьбу как непрактичную и неосуществимую.