Шпионские игры царя Бориса - Ирена Асе

Тимофей воспользовался советом польского офицера: молча вернулся к телеге, сел на место возчика, с силой щелкнул лошадь кнутом. Когда хутор остался позади, в голову пришла мысль: «А этот пан — хороший человек! Другой бы сам скомандовал солдатам: «Насладиться холопкой еще успеете, а сейчас грабьте обоз проезжающего мимо купца!». Получалось, что красивая крестьянка невольно спасла Тимофея: зрелище интимных отношений отвлекло солдат, и они не обратили на обоз внимания.

Вечером на привале возчик Степан распекал Тимофея Выходца:

— Нас ограбят и убьют. Почему нельзя было ехать вдоль реки Даугавы, где хотя бы нет боев. Чуть дольше добираться до Руси, зато безопаснее. Больше я с тобой не езжу!

— Спешить надобно. Голод надвигается, очень рыба в Пскове нужна.

— Выгодно продать хочешь? Да ты, оказывается, за копейку удавишься!

Тимофей Выходец не стал ничего объяснять возчику Степану. Не говорить же ему, что специально поехал старинной дорогой на Псков, чтобы видеть, что происходит там, где идут бои. Опасно, конечно, но у него, Тимофея, давно уже своя война. Тайная. А Степан ради Отчизны может разик и потерпеть, почему один Тимофей должен рисковать своей шкурой?

На душе было тревожно, даже осенний сосновый лес стал казаться необычно унылым, а монотонность пути не убаюкивала, лишь расстраивала Выходца.

Но вот, как и ожидал купец, лесную равнину сменили живописные холмы, между ними текла река Гауя, горные тропы, как было известно Тимофею, вели к самой большой в Лифляндии пещере. То была Сигулда — самый необычный уголок в этих краях. Первые известные обитатели этих холмов — представители племени ливов — недаром называли это место Торейда, что означает по-ливски «Сад Богов». Тимофей, конечно же, не знал, что почти за четыреста лет до его рождения Сигулда была самым людным местом Ливонии, здесь кипели политические и любовные страсти. Тут ливский вождь Дабрел, застав свою красивую, но легкомысленную супругу с любовником, убил обоих; тут крещенный и побывавший на аудиенции у его святейшества Папы Римского вождь ливов Каупо вел немецких рыцарей-крестоносцев на штурм своего собственного родового замка…

Прошли века, бурные события почти полностью забылись, Сигулда стала обыденным кусочком провинциальной Лифляндии. Но в начале XVII века сюда пришла война и начались новые трагедии…

У Сигулдского замка Тимофей Выходец вдруг увидел немало людей с насупленными лицами. Кто-то из них кричал: «Смерть убийце!». Надо бы посмотреть, что происходит, решил разведчик и, невзирая на возражения Степана, остановил обоз.

Через минуту ему стало ясно: здесь, в присутствии обывателей шел публичный суд. Судья грозно спросил по-немецки:

— Садовник Виктор Хойл! За что ты убил Майю Грейф?

Возникла пауза. Молодой человек, глаза которого были полны печали, растерянно молчал. Судья не сдержался:

— Идиот! Все знали, что самая прекрасная девушка нашего края, та, которую мы за красоту называли Турайдской Розой, любила тебя. Зачем же ты убил любящую девушку, Виктор Хойл?

Молодой человек, казалось, пребывал в прострации. Из глаз его полились слезы. Он с трудом выдавил:

— Я не убивал Майю.

— Виктор Хойл! Вы раньше встречались с Майей Грейф в этой пещере?

— Да, встречались. Пещера находится как раз на полпути между замком Турайда, где жила Майя, и Сигулдским замком, где я работал садовником.

— Виктор Хойл, это ты посадил у пещеры розы в честь Майи?

— Да, я. Я же люблю ее, — молодой садовник уточнил. — Любил…

После этих слов он зарыдал. В толпе кто-то недовольно сказал: «Убил красавицу, а теперь еще плачет. Вот гад!» Судья продолжал:

— В пещере рядом окровавленным телом Майи — Турайдской Розы — найдена твоя мотыга, Виктор Хойл. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Молодой человек рыдал, словно не слыша судьи. Тот возмущенно произнес:

— Итак, ты можешь рыдать, но не способен оправдаться, Виктор Хойл! Господь ниспослал тебе счастье. Майя Греф была прекрасна во всем. Турайдская Роза — какие точные слова. Она была стройна станом, юна, ее приемный отец дал ей образование, схожее с тем, что получают дворянки. Она могла бы даже мечтать, что выйдет замуж за дворянина. Но она предпочла тебя. Вся Сигулда знала, что вы встречаетесь в горах в пещере и предаетесь греху, все наши неженатые мужчины завидовали тебе. Она отдала тебе самое дорогое — свою девственность. Зачем ты убил ее, Виктор Хойл? Увы, ты не совершил государственного преступления, и закон не позволяет мне приговорить тебя к четвертованию — я могу тебя только повесить. Взять его!

Вдруг с горы раздался крик: «Стойте!» Средних лет латыш быстро спускался по тропинке вниз. Он был бледен, явно спешил:

— Кто ты такой?! Почему я тебя не знаю, и отчего ты командуешь? — грозно спросил судья.

Спускавшийся по тропинке латыш растерялся. Чувствовалось, что он не мастак говорить. Вмешался стоявший в толпе богато одетый пожилой мужчина:

— Я — управляющий Турайдским замком Шильдеглам, свидетельствую, что это — Петерис Скудритис, новый слуга моего помощника Адама Якубовского. Но почему он остановил суд, я не знаю? — с некоторым удивлением добавил управляющий.

— Новый слуга Якубовского? Того самого польского офицера, что, не получая жалованья, покинул польскую армию и нанялся служить твоим помощником? — уточнил судья.

— Да, Якубовский — это мой помощник. А к нам бежит его слуга, — подтвердил управляющий. — Петерис, как ты посмел вмешаться в ход суда? И где твой господин, что ты тут вообще шляешься?

— Мой господин в лесу. Висит на веревке, — мрачно пояснил слуга.

— Что значит — висит на веревке? Что ты несешь?!

— Пан Якубовский повесился.

Все ахнули.

— Интересно, от чего? Я ему что, жалованья мало платил?! — с иронией поинтересовался Шильдеглам.

— Совесть замучила, — лаконично ответил Скудритис.

— Якубовского?! Этого толстокожего вояку?!

— Это он убил Турайдскую Розу.

Все снова ахнули.

— А ты откуда знаешь? — требовательно спросил судья.

— Я всё видел.

— Говори!

Скудритис начал свой рассказ, и собравшиеся услышали о кровавой драме…

Адам Якубовский был дезертиром из польской армии. Мелкий безземельный шляхтич, без денег, но с гонором, он был безумно влюблен в Майю — Турайдскую Розу. Девушка же не обращала на него никакого внимания. Похоть и самолюбие образовали в душе бывшего офицера очень нехорошее чувство. Пан Адам жаловался Скудритису:

— Я не могу спать по ночам. Я сойду с ума, если не овладею этой женщиной.

Однажды он велел своему слуге: