Стерегущие дом - Шерли Грау
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Раз надо, значит, под силу, — отвечал дед.
— Ты правду говорил насчет Джона, — сказала я. — Просто я его тогда любила.
— Раз надо, значит, так и делай, — повторил он.
Я стала узнавать тех, кто там стоял с ним рядом. Женщины, мужчины. Одни — невозмутимые, как на портретах в столовой. Другие — в кровавых ранах. Девушка, которую затоптали каблуками на полу кухни. Эзра Хауленд, испустивший дух на вершине песчаной гривы во время Гражданской войны. Первый Уилл Хауленд с окровавленной головой — индейцы сняли с него скальп. Юноша, сгоревший заживо в Уилдернесских тростниках Виргинии. Их жены — простые неулыбчивые лица, лица застенчивые и веселые.
Я сказала им всем:
— Ручаюсь, вы думали, мне это будет не под силу.
— Надо — значит, делай, — ответил дед. А потом, вместе со всей родней, исчез, словно ветром сдуло.
Непонятно только, отчего с ними не было Маргарет. Возможно, не признавали за свою. Все-таки негритянка. Так что, возможно, не признавали. Уилл Хауленд и его жена — любопытно, как они там ладят меж собой. «…По воскресеньям не женятся, не выходят замуж». Быть может, этим все решено, все сказано. А если нет, его первая жена, юная, кроткая и сероглазая, уж конечно, не станет чинить им препятствий. Где бы они там ни находились.
Да, но Маргарет с ними не было… И я вдруг поняла почему. То были духи моих предков, она ведь не из их числа. Она будет являться своим детям, не мне. Она не часть моего существа.
Я стояла в траве, на холодном ветру, и смотрела на дело рук своих. Я знала, что мужество или ненависть тут ни при чем. Тут, как сказал дед, необходимость. Жалкое утешение, но порой другого тебе не дано.
Черный жирный дым наползал на бугор, вливаясь в прозрачный ночной воздух; у меня защипало в глазах.
Эпилог
Вот и все. Когда я увидела, что люди выдохлись, излили всю жестокость, какая у них была, тревога и страх исчезли. Осталась лишь горечь, лишь дурной вкус во рту — я увидела жизнь без прикрас… В слепой злобе сожгли коровник, перестреляли телят, котят, двух-трех собак. А моей храбрости хватило лишь на то, чтобы поджечь пустые машины и всадить заряд мелкой дроби в крыло чужого автомобиля.
На другое же утро я увидела, что Оливер уже за работой. Он топтался вокруг груды тлеющих обломков, которая еще вчера была коровником. Я смотрела, как старик снует взад-вперед по обугленной истоптанной земле. Кажется, разбирает остатки, сгребает в кучки, сортирует.
Мне позвонил Стюарт Альбертсон, новоявленный претендент на губернаторское место. Я сразу же предупредила его:
— Нас подслушивают.
— Мои слова, миссис Толливер, может слышать вся Америка.
— Ах так, — сказала я. — Понимаю.
— Надеюсь, вы не думаете, что вчерашние события умышленно подстроены политической партией.
— Не думаю.
— Мы с вашим мужем были противниками в политике — да, это так, — но подобные действия мне отвратительны, как всякому порядочному и законопослушному гражданину.
Читает по бумажке, догадалась я. Делает официальное заявление и пытается придать этому вид непринужденной беседы.
— Можете быть уверены, мистер Альбертсон, что я не считаю вас участником вчерашних беспорядков.
— Я взял на себя смелость… ввиду отсутствия вашего супруга, я попросил полицию поставить дежурную машину на шоссе у вашей усадьбы. Вы не обратили внимания?
— Нет, я все больше смотрела на коровник.
— Что ж, быть может, вам будет спокойней от сознания, что у вас под боком дежурят двое полицейских.
— Я не боюсь, — сказала я. — Я знаю, что делать, и в помощи не нуждаюсь.
— И все же это не помешает…
Он был так настойчив, что я сдалась.
— Хорошо, пусть.
Он мгновенно перешел к делу.
— Этот прискорбный случай не делает чести гражданам нашего штата… хотя речь идет лишь о жалкой горстке людей.
— Возможно.
— Разумеется, эту историю лучше не предавать гласности. Не делать достоянием широкой публики.
— Вы считаете, что это в ваших силах?
— Местные газеты поставили меня в известность, что не намерены печатать никаких сообщений по этому поводу. Что же касается… м-м… что касается лиц, непосредственно замешанных в беспорядках, — их пришлось бы судить за поджог… понимаете?
— Вам угодно, чтобы я предала эту историю забвению?
— Забвению — нет, зачем же. Но есть вещи, которые бывает разумней замять.
— Я и не собираюсь трезвонить об этом во все колокола, — сказала я. — Так что можете не тревожиться. — И вдруг меня осенило. — Скажите, мой муж к вам не обращался? Джон ни о чем не договаривался с вами?
— Ну, знаете, уважаемая миссис Толливер…
Он произнес это с таким преувеличенным негодованием, что я сразу поняла: я угадала. Интересно, на что же теперь делает ставку Джон. Не скажу, чтобы меня это слишком занимало, просто я невольно восхитилась им. Такого не сломишь. По-видимому, он рассчитывает извлечь кое-что из обломков своей карьеры, как Оливер вытаскивает уцелевшее из-под развалин коровника. Джон — истинный политик, по призванию, по выучке, по всему. Быть может, еще и выплывет…
— Впрочем, это не мое дело, — сказала я. — Мы с ним, как вам известно, расстались.
— Вы, конечно, согласитесь на развод?
Очень уж быстро он это сказал, тут что-то кроется… Да, что-то здесь есть… Ведь, в сущности, Джон тут вроде бы и ни при чем — смотря как рассуждать. Вся эта история касается меня, и только меня. А Джон — невинная жертва… Теперь я поняла, на что он рассчитывает. Только клюнет ли на подобную версию избиратель? На это уйдут годы, но Джону терпения не занимать. Он постарается. Несомненно. Правда, на сей раз уже без меня.
— Мистер Альбертсон, если вы с ним случайно встретитесь, передайте ему кое-что от моего имени.
— Дорогая миссис Толливер, я едва ли с ним встречусь.
— Но все-таки, если вдруг встретитесь, скажите ему: мне не надо чужого, но от своего я не отступлюсь.
— Боюсь, мы слишком отклонились от предмета…
— Да, это верно. Я просто думала вслух. — Я взглянула на телефон, словно ему в лицо. — Благодарю вас за сочувствие.
Я бросила трубку, не дожидаясь, пока он скажет: «До свидания».
Через несколько часов мне позвонили из редакции атлантской газеты.
— Коровники горят сплошь да рядом, — сказала я. — Что поделаешь — превратности судьбы.
— Как начался пожар?
— Не знаю. Загорелось, и все.
— Скот пострадал?
— Нет, мы его вывели.
— А люди?
— Разумеется, нет.
— Сегодня ночью в окружную больницу поступили двое — ранены выстрелом из дробовика.