Дэн Сяопин - Александр Панцов

Кризис социализма в Польше был, разумеется, спровоцирован в первую очередь выступлением Хрущева против Сталина. Его же авантюристические военные действия в отношении независимой страны лишь усугубили ситуацию. И Мао, ясно понимая это, стал уже открыто выражать недовольство главой КПСС. Глядя на него, негодование Хрущевым начали демонстрировать и остальные китайские руководители, в том числе Дэн, который, как мы помним, и раньше считал хрущевскую борьбу с культом личности «безобразием».

Вечером 20 октября, еще до того, как в Пекин пришли известия о решении Хрущева приостановить выдвижение воинских частей, Мао созвал расширенное заседание Политбюро, на котором впервые осудил Советский Союз за «великодержавный шовинизм». Как раз накануне он получил письмо от польского руководства, которое просило о помощи161, так что чувствовал себя законным арбитром. «В старом обществе было нормой, когда учитель бил ученика палкой, если тот не слушался, — напомнил он собравшимся. — Но отношения между СССР и Польшей не есть отношения между учителем и учеником. Это отношения между двумя [независимыми] государствами, двумя партиями»162. Все согласились, постановив предупредить Хрущева, чтобы тот ни в коем случае не применял против Польши силу.

После заседания Мао сразу же вызвал к себе посла СССР Павла Федоровича Юдина, которого принял в спальне в халате, в нарушение всех протоколов. «Мы решительно осуждаем то, что вы делаете, — заявил он в крайнем раздражении. — Прошу вас немедленно телефонировать наше мнение Хрущеву: если Советский Союз двинет войска, мы поддержим Польшу». Очевидец сообщает: «В течение всей встречи Юдин оставался крайне напряженным. Также чувствовал себя и советник Посольства СССР [Николай Георгиевич] Судариков, сопровождавший его и ведший протокол. С лица Юдина лил пот, он то и дело утирался ладонью и все время повторял: „Да, да“»163.

Получив информацию Юдина, Хрущев испугался и 21 октября принял решение, «учитывая обстановку… [полностью] отказаться от вооруженного вмешательства. Проявить терпимость». Более того, пригласил «посовещаться» в Москву представителей нескольких компартий социалистических стран, в том числе Китая164.

Мао, Лю, Чжоу, Чэнь Юнь и Дэн приняли решение помочь руководителю КПСС в урегулировании ситуации. 23 октября около часа ночи в спальню к Мао вновь был вызван несчастный Юдин, которому Председатель, сидя в кровати, сообщил об этом. После чего не смог удержаться, чтобы не высказать едкое недовольство антисталинской политикой Хрущева. «Сталина критиковать следовало, однако в отношении методов критики мы придерживаемся иного мнения», — объявил он165. Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Чэнь Юнь и Дэн Сяопин, расположившиеся полукругом на стульях близ ложа «великого кормчего», подобострастно молчали.

Рано утром 23 октября китайская делегация на советском самолете вылетела в Москву. В ее состав Мао включил Лю Шаоци, Дэн Сяопина, Ван Цзясяна и Ху Цяому (последний был членом Секретариата ЦК и одним из личных секретарей Председателя). К тому времени, однако, когда делегация встретилась с Хрущевым, а произошло это в 11 часов вечера того же дня, резко обострилась обстановка в другой восточноевропейской стране, Венгрии, где 23 октября нараставшее с весны недовольство населения сталинистским курсом Венгерской рабочей партии вылилось в настоящее народное восстание. Тысячи демонстрантов, вышедшие на улицы Будапешта и других городов под лозунгами «национальной независимости и демократии», скандировали строки Шандора Пётефи, знаменитого поэта и героя венгерской революции 1848 года, павшего в бою с царскими казаками: «Богом венгров поклянемся навсегда / Никогда не быть рабами. Никогда!»166 В результате демократического переворота власть в правительстве перешла к популярному в народе коммунисту-либералу Имре Надю167.

Так что в центре московских дискуссий представителей Компартии Советского Союза и Компартии Китая, продолжавшихся девять дней (с 23 по 31 октября), оказался именно венгерский вопрос. Лю, Дэн и другие вели переговоры в основном с Хрущевым, а также с членами Президиума ЦК КПСС Вячеславом Михайловичем Молотовым и Николаем Александровичем Булганиным на бывшей сталинской даче в Липках. Несколько раз Хрущев приглашал Лю Шаоци, Дэна и других членов делегации на заседания своего Президиума168.

В первый же вечер Лю довел точку зрения Мао о «неправомерных методах критики Сталина» в Советском Союзе до Хрущева, который вынужден был только кивать головой. Никита Сергеевич испытывал тогда большую тревогу, а потому не мог скрывать заинтересованности в китайской поддержке. Покритиковав его на всю катушку, Лю все же заверил советского товарища, что ЦК Компартии Китая на его стороне, по крайней мере в Польше (имелся в виду отказ от применения силы). То же сказал и Дэн169.

На следующий день, 24 октября, на заседании хрущевского Президиума, Лю Шаоци вновь подчеркнул, что «считает правильными мероприятия ЦК КПСС по Польше»170. Хрущев остался доволен. «Лю Шаоци приятный человек, с ним можно по-человечески рассматривать вопросы и решать их, — вспоминал он впоследствии. — …Он наиболее импонировал мне как человек… Когда я беседовал с ним, то чувствовал, что у нас одинаковый стиль мышления, что мы понимаем друг друга с полуслова, хотя и разговариваем через переводчика». «Сильное впечатление» на Никиту Сергеевича произвел тогда и Дэн171.

Но ситуация быстро развивалась. Лю Шаоци постоянно советовался с Мао, и тот первоначально рекомендовал Хрущеву и другим советским руководителям, считавшим, что в Будапешт надо немедленно ввести войска[57], придерживаться такой же, как в Польше, миролюбивой позиции172. И вдруг во второй половине дня 30 октября, получив информацию от своего посла в Венгрии, а также от Лю Шаоци о самосуде над офицерами госбезопасности, имевшем место в Будапеште, Мао потерял терпение. Он тут же позвонил Лю, который передал Хрущеву и другим членам Президиума ЦК КПСС его новую точку зрения: «[Советские] войска должны остаться в Венгрии и Будапеште»173. Это означало «добро» на подавление венгерского демократического движения.

По иронии судьбы именно в тот день Хрущев и другие члены Президиума пришли к выводу, что из Венгрии да и вообще из всех соцстран надо войска выводить, а венгерские события урегулировать мирным путем. Иными словами, восприняли наконец прежнюю китайскую точку зрения. Булганин сказал китайцам, что у них теперь «неправильное представление»174, но Дэн парировал: «Сначала [вам] надо овладеть политической ситуацией, не допустить, чтобы политическая власть оказалась в руках врагов. Советские войска должны вернуться на прежние позиции и решительно защитить народную власть… Советской армии нельзя уходить из Венгрии, надо сделать всё, чтобы помочь венгерским коммунистам восстановить политический контроль и порядок вместе с Советской армией». Он также заметил, что войска СССР должны «играть образцовую роль, демонстрируя подлинный пролетарский интернационализм»175.