Скобелев - Борис Васильев

Вполне естественно, что эти занятия не являлись тайной ни для турецкого, ни тем паче для русского правительства. Турки были бессильны пресечь эту формально кое-как прикрытую общественной деятельностью подготовку тайной армии, а русские власти пресекать ее и не собирались, поскольку иметь добрую сотню тысяч хорошо обученных боевых союзников было весьма выгодно для всей будущей русской политики на Балканах. Мало того, командование русской армии не препятствовало и просьбам своих офицеров отпускать их в официально создаваемые вооруженные силы Болгарского княжества в качестве инструкторов и советников, а потому и бурной деятельности Михаила Дмитриевича никто до поры так же не препятствовал.

Впрочем, существовала и еще одна причина, о которой Ольга Николаевна поведала сыну с глазу на глаз. Добрым ангелом-хранителем Скобелева оказался один из самых близких к императору Александру царедворцев. Граф Александр Владимирович Адлерберг, друг детства императора Александра II, генерал от инфантерии, министр Императорского Двора и Канцлер российских орденов. Он не только всегда искренне восхищался легендарной отвагой Белого генерала, но и был дальним родственником самой Ольги Николаевны, о чем Михаил Дмитриевич узнал впервые.

— К сожалению, Миша, ты нажил себе много врагов. Графу было непросто разъяснить Государю, что за всеми твоими… необдуманными страстями скрывается твоя… искренность.

— Ты ищешь слова, матушка, а я — солдат. Я прямоту люблю, прямотой и жив. Скажи прямо, что имеешь в виду.

— Твои увлечения, дорогой.

— Увлечения?

— Да, Миша. Офицерские попойки, кокотки, странные собутыльники. Государь стал весьма чуток к такого рода развлечениям. А врагов у тебя предостаточно. Врагов и завистников. И самый главный их них — цесаревич. Он утверждает, что в тебе нет ничего, кроме наполеоновского себялюбия.

— Неправда, — грустно улыбнулся Скобелев. — Сначала я люблю тебя, потом — батюшку. И еще — географию.

— Географию?

— Россию, матушка. Россию и Болгарию. Но, кажется, Болгария любит меня больше России. И я счастлив, что оказываю ей помощь.

Ольга Николаевна улыбнулась:

— Болгария помогла тебе найти самого себя, и я никогда этого не забуду. Только обещай мне…

— Что именно?

— Я мечтаю о внуках, сын. Но у моих внуков должна быть кристально порядочная мать. Знатность или богатство в этой случае не должны приниматься во внимание. Извини меня, дорогой, но такое представление об идеальной женщине внушили мне еще в детстве.

— Я постараюсь отыскать твой идеал, матушка.

— В России?

— В России, разумеется в России. Правда, не знаю, когда завершу свои болгарские дела… Однако мне кажется, что ты еще не все сказала.

Ольга Николаевна смутилась. Чуть покраснела и даже опустила глаза.

— Смелее, матушка, смелее! — улыбнулся сын.

— В Смольном моей лучшей подругой была Елизавета Узатис. Лизонька Узатис, дочь армейского поручика, как и я. Наверно поэтому мы с нею так сблизились тогда, в институте. Потом обе вышли замуж, я жила в Петербурге и нашем Спасском, а она с мужем — на Кавказе. Муж ее погиб в стычке с горцами, оставив ей единственного сына и очень скромный пенсион. Узнав откуда-то, что я собираюсь в Болгарию, она приехала издалека с единственной слезной просьбой…

Ольга Николаевна рассказывала как-то неохотно, словно превозмогая себя, а потом и вовсе неожиданно замолчала.

— Какова же просьба, матушка? — спросил Скобелев, уже все поняв.

— Она просила… Это же ее единственное дитя, Миша, пойми ее беспокойство.

— Я — тоже единственный сын.

— У тебя есть сестры, а у Лизоньки, кроме сына Николая, никого нет. Никого решительно, понимаешь?

— Понимаю, — вздохнул Михаил Дмитриевич: он терпеть не мог всякого рода протекций. — Ее сын в каком чине?

— Подпоручик.

— Млынову пришлось уехать в Россию, и я взял личным адъютантом Баранова. Однако имею возможность предложить сыну твоей подруги место ординарца при мне. Напиши, что он должен приехать в Болгарию возможно быстрее.

— Николай Узатис взял бессрочный отпуск и приехал вместе со мною, — несколько смущенно призналась Ольга Николаевна. — Это очень скромный и тихий молодой человек. Думаю, ты не разочаруешься. Если не возражаешь, я представлю его завтра.

На следующий день Ольга Николаевна привела застенчивого молодого человека в немодном провинциальном костюме. Встречаясь глазами со Скобелевым, он непременнейшим образом старался улыбаться, и Михаилу Дмитриевичу это старание не понравилось. Однако молодой человек искренне пытался поддерживать беседу, превозмогая собственную скованность, и Скобелев тут же решил, что это вполне извинительно для первого знакомства со столь прославленным генералом. Ради матушки, с напряжением наблюдавшей за этой встречей, он старался держаться просто, однако со свойственным ему непомерным хвастовством справиться все же не смог.

— Да, матушка, ты же не видела еще личного подарка Его Императорского Величества!

И с гордостью продемонстрировал гостям шпагу, ножны и эфес которой были украшены бриллиантами. Ольга Николаевна была счастлива, молодой человек с трепетом подержал шпагу в руках, и, весьма довольный произведенным эффектом, Михаил Дмитриевич предложил ему немедленно подать рапорт, а через три дня явиться по полной форме для прохождения дальнейшей службы.

— Как я тебе благодарна, Мишенька! — Ольга Николаевна нежно поцеловала сына. — Ты сделал благое дело.

Через неделю подпоручик Николай Узатис приступил к исполнению должности личного ординарца командира корпуса генерал-лейтенанта Скобелева.

2

Поначалу Михаил Дмитриевич с некоторой настороженностью приглядывался к новому ординарцу, но вскоре привык. Николай Узатис оказался вполне добросовестным и старательным порученцем, хотя Скобелев порою с грустью вспоминал о Федоре Мокроусове — тот знал, что следует делать, еще до приказа, — но жизнь уже окончательно утвердилась в мирной колее.

Громогласно объявив о конце войны, Его Высочество великий князь Николай Николаевич согласно высочайшего распоряжения быстро передал должность главнокомандующего всеми русскими войсками инженер-генералу Тотлебену.

— Приступайте поэтапно к выводу русской армии из пределов Болгарии, Эдуард Иванович.

— Сразу же займусь этим, Ваше Высочество.

Николай Николаевич тут же выехал в Санкт-Петербург, а Тотлебен с присущей ему академической точностью приступил к составлению порядка отправки на родину вверенных ему войск. И, подумав и покряхтев, первым вписал в список 4-й корпус. Это было столь неожиданно, что изумился даже Левицкий.