Львиная охота - Александр Щеголев

- Инженер-программист? - встрепенулся усатый Хилари. - Нам позарез нужны программисты...

Он отключился, не прощаясь. Лицо исчезло, но рисунок усов еще долго сохранялся на экране.

- Всем нужны программисты, - сказал я и подошел к Рэй, обогнув накрытый стол. - Да у вас тут Центр Управления Полетами! Что в Космосе происходит, коллега?

- Волновую активность засекли еще вчера утром, - сказала она. - Кто-то просвечивает объекты на территории Академии.

- А сегодня, когда было замечено движение, - сказал Скребутан весело, - мы в нашем маленьком Космосе объявили тревогу.

- Движение? - спросил я.

- Возня, - сказала Рэй и положила руки на клавиатуру. - Полюбуйся.

Перед полусферической стеной, прямо в воздухе, появилась рельефная карта. Вся ограда горела красным, словно в огне была, а по ту сторону периметра перемещались кляксы черных провалов. Кляксы сливались и распадались, мало-помалу поглощая внешнее пространство - дерево за деревом, дорогу за дорогой, дом за домом.

- Квантовые рассеиватели, - пояснила Рэй. - Сплошной заслон. Кто-то ползает там под прикрытием...

- Arschgesicht, - добавил сзади Стас. - Насекомые. Смотрят на нас фасеточными глазами, verdammten.

Я поморщился:

- Полегче, камрад, полегче. Не пора ли распылять ядохимикаты?

- Leck in meinem Arch, - врезал он от души. - Само собой, с этим у нас строго.

Не люблю, когда хорошие парни гадят, тем более при дамах. Одно дело "шайсcе", которое вываливается из простых немецких ртов независимо от воспитания и общественного статуса, и совсем другое дело - этакий навоз... Я склонился над праздничным столом, обнюхал немытые тарелки и поинтересовался:

- Есть повод для торжества?

Рэй вдруг вспорхнула с места.

- Ой, ребята, забыли! У господина Президента сегодня день рождения!

- Это у меня, - сконфузился Скребутан. - Такой день испорчен.

И правда - такой день. Мне стало стыдно. Да, голова моя была шумной скандальной общагой, жильцами в которой были навязчивые вопросы, но это плохое оправдание. Как я мог забыть? Ведь достаточно было увидеть Рэй за пультом, чтобы напряжение исчезло. Я увидел Рэй, и паранойя затаилась до поры, мерзкая тварь. Тем более не имело смысла беспокоиться о том, что нас наверняка засекли возле главных ворот Академии, потому что теперь это было совершенно неважно... Но как я мог забыть?

- Полста? - с ужасом спросил я.

- Они, - горестно подтвердил Стас, поправив очки.

Полста... Когда человек, с которым ты еще вчера сражался на пластиковых шпагах, оглашая воплями интернатский двор, вдруг оказывается почти стариком - становится страшно. Не за него, за себя. И становится безнадежно жалко - опять же себя, кого же еще. Закусить, это дело срочно требовалось закусить. Однако всё на столе было уже сожрано, только выпивка оставалась нетронутой, и я разлил по бокалам содержимое красивой бутылки с надписью: "Бухта Цуруга". Рука дрогнула, и растеклась по подносу темная лужица.

- Полвека - солидная дата, как не поздравить с нею солдата, - виновато пробормотал я.

Мы расселись. Рэй оседлала стул верхом.

- Стасик! - позвала она, взяв свой бокал.

- Ау, - откликнулся он.

- Рядом с тобой сидит твой друг. Еще не старый, но давний...

- Бывший, - подсказал я.

- Здравствуйте! - возмутилась она. - Вы уже поссорились?

- Он мне на ногу наступил, - мрачно сообщил Стас. - Это еще до того, как он в свою начальную школу шпионов сбежал.

- Но ведь мы были когда-то друзьями? - напомнил я.

- Но это было давно, - возразил он и заграбастал вместо бокала всю бутылку целиком.

- Так вот, - настойчиво сказала Рэй. - Вы оба - такие разные, такие, не побоюсь этого слова, асинхронные, что нет более странной дружбы, чем ваша. Только общее детство и могло вас соединить. Детство - самый сильный в природе клей. Давайте выпьем за детей. Мой любимый тост. За детей! Пусть им будет хорошо.

- Даже если мы не будем им этого желать, - произнес Стас, со значением посмотрев на меня.

Рэй сказала всё то, что должен был бы сказать я, но сделала она это гораздо лучше, и опять мне стало стыдно, - приступ какой-то, ей-богу, никак не проходит, - хотя, по-моему, говорила она все-таки о чем-то своем, о чем-то глубоко личном... я поднес бокал к губам.

- Осторожно, сахар на дне, - заботливо предупредил меня Стас.

Рука моя остановилась. Почти сорок лет я не слышал этих слов, забыл об их существовании. Вот тебе и полвека...

- Грубые провокации, Скребутан, на меня больше не действуют, - сказал я и отпил. Это простое действие стоило мне некоторых усилий, которых я постарался не показать.

Рэй изучала нас взглядом, ничего не понимая. Ну и ладно. Нужно было пересечь по диагонали материк, нужно было поменять Финский залив на Средиземное море, чтобы снова услышать эти слова: "Сахар на дне". Спасибо тебе, друг детства. Злой ты все-таки человек... Занятный вкус был у напитка. Под солидной этикеткой (шторм, буйство морской стихии) скрывался лекомысленный настой на травах, и алкоголь почти не ощущался, несмотря на заявленную крепость (60%). Нейтрализаторы в действии?

- Ваш бальзам изумительно хорош, - возгласил Скребутан, разом высосав половину бутылки. Неужели надеялся опьянеть? Он продолжил, отдуваясь: - Ты, конечно, знаешь, Жилов, что в бухте Цуруга однажды утопили колокол, об этом еще твой любимый Басё написал. Так что колокол, слава Богу, больше ни по ком не позвонит. Давайте за это.

Я с сомнением посмотрел на висящую в воздухе карту, на сходящие с ума диаграммы и графики, я оглянулся на спящего в кресле бородача и попытался привести этот рехнувшийся мирок в чувство:

- По-моему, вы рано расслабились, ребятки.

- Это только начало, - угрожающе сказал Стас. - Мы еще только за детей пьем.

Бородач проснулся на мгновение, окинул тусклым взглядом стол и хрипло пробормотал:

- За наше безнадежное музейное дело...

Рэй посмотрела свой бокал на просвет:

- Нет на дне никакого сахара! Эй, шуты гороховые, при чем здесь "сахар на дне"?

- Потом расскажу, когда детство кончится, - пообещал я ей. - Это чертово детство, дорогие товарищи, никак не желает кончаться...

И вдруг она встала. Словно невидимая рука потянула ее вверх. Словно сила тяжести исчезла, и девочка полетела, оттолкнувшись от стула, и лицо ее вспыхнуло, осветилось изнутри, и я подумал: неужели из-за моих случайных слов? - и пустота подкатила к горлу: неужели мне удалось наконец сказать что-то по-настоящему значительное?.. Оказалось - нет. Просто отъехала вторая дверь, ведущая вглубь бункера. На пороге возникла инвалидная пневмоколяска, в которой помещался некто. Ага, подумал я, сразу поняв, кто он, этот новый гость. Ну, вот и всё, подумал я. Всё! А может, я сказал это вслух? А может даже пропел, пользуясь присутствием публики?