Месс-Менд, или Янки в Петрограде - Мариэтта Шагинян

Писала я в необычном возбуждении: мне самой хотелось поскорей узнать, что будет дальше. За моей спиной стояли домашние. Они имели скверную привычку предсказывать, что будет дальше. Я назло и из самолюбия тотчас же придумывала совсем наоборот. Таким образом, интрига все время ускользала от догадок читателя, как преступник от сыщика, и я отыскала моего "покойного Иеремию" в "генеральном прокуроре штата Иллинойс" ровным счетом в самую последнюю минуту, неожиданно для себя, как если бы вскочила на подножку отходящего поезда, идущего не туда, куда мне нужно.

Таинственный Грегорио Чиче - разумеется, итальянец, как тогдашние фашисты, - выходил окруженный необычайным мраком. По вечерам я его боялась; кто-нибудь непременно должен был сидеть возле меня, и если на пол падала книга или ручка, я вздрагивала от ужаса. Моя сестра жаловалась на кошмары. Но самое страшное было в том, что я совершенно не знала, чем именно страшен Грегорио Чиче и как объяснятся его особенности. От незнания я все больше и больше отодвигала разгадку. Когда она подошла вплотную, я так испугалась, что чуть не дала Грегорио Чиче улизнуть от возмездия. Дочь Мирэль долго не могла мне этого простить и не хотела гулять по Кирпичному переулку, потому что там стоит недостроенный дом и Чиче мог в нем спрятаться.

Панское правительство тогдашней Польши было остро враждебно советскому народу, и миссис Вессон, враг Советской России, оказалась у меня полькой. Симпатии и антипатии мои, так же как и отдельные события, все рождались и зависели от того, что происходило вокруг нас.

Может быть, читатель удивится тому, как описывает Джим Доллар Петроград 23-го года. Разумеется, он не был и не мог быть таким, и его чудесные лаборатории, Аэро-электростанция и экспериментальные заводы - плод авторской фантазии.

Но я решила описать нашу страну такой, какой мерещилась она мне в далеком будущем, - светлой страной непобедимой техники, величайших открытий, победы над голодом, климатом, болезнями. И этот утопический элемент надо было выдержать, во-первых, в тонах сказки, во-вторых, в виде такого волшебства, какое могло представиться глазам выдуманного мной американского автора.

Каким счастьем было для меня писание "Месс-Менд"!

5. Несчастная любовь выхохатывается

Каждую неделю я писала по выпуску. Дело дошло до штата Иллинойс. Из-под пера вылезла мисс Юнона Мильки, "молодая девица" пятидесяти лет, в коротеньком платье лаун-теннис и рыжем парике. Я заметила, что она обезьянничает с меня и выставляет в смешном виде мои самые святые чувства. Ее рассказ вышел в черновике расплывчатым - это не от слез, а от смеха. Я хохотала так, что у меня начинались колики. Старая няня Вера Алексеевна приходила кропить меня святой водой. Одной рукой я держалась от смеха за живот, другой писала. А когда кончила, откинулась на спинку стула, зевнула от изнеможения и заметила, что любовь вся ушла вместе с хохотом, как лопнувшее яйцо - в кипяток, и что, пожалуй, ее даже и вовсе не было.

6. Откуда взялся "Месс-Менд"

Из словаря. Когда понадобился лозунг, я пустила кошку Пашку на словарь. Наша кошка любит поворачивать страницы. Пашка цапнула сразу пять листов, откинула, и я нашла сперва Mess потом Mend.

А значение самое подходящее: починка, ремонт, общая трапеза, смесь, заварить кашу.

7. Джим Доллар пускается в плавание

Каждое воскресенье у меня собирались друзья - писатели и книжные люди. Они слушали "Месс-Менд" от выпуска к выпуску. Когда роман был закончен, каждый высказал свое мнение.

Сложив их, получаешь следующее:

"Это черт знает что. Союз писателей обидится. Что скажет Евгений Замятин? И, наконец, можно сорганизоваться и написать целую серию таких романов, основать свое издательство и пойти в гору". Мы немедленно подали заявление, что хотим организовать издательство "Клуб рассказчиков", и нам немедленно в этом отказали.

После этого я осталась один на один со своим детищем, которое каждый читал без передышки и я сама перечитывала десятки раз, - и все, и я в том числе, были в совершенном недоумении, что же это такое.

Но - три месяца прошло. Другой рукописи у меня не было. Я наскребла денег на самый дешевый поезд "максимку", завернула рукопись в газету, надела шинель, стоившую четыре миллиарда [до денежной реформы наши деньги были сильно обесценены, счет велся на миллиарды и миллионы, которые в просторечии часто называли "лимонами"], и поехала в Москву.

Тогдашний директор Госиздата, большевик старой ленинской гвардии Николай Леонидович Мещеряков, взял у меня рукопись, как она была. Листочки, исписанные мелким почерком (мы еще не перепечатывали рукописи на машинке!), он захватил домой, в номер гостиницы "Метрополь", прочитал за одну ночь, вызвал меня на следующий день в Госиздат и тотчас заключил со мной договор. Было решено сохранить псевдоним Джин Доллар, и Н.Л.Мещеряков дал свое предисловие к роману, поддерживавшее мою шутку.

8. Несколько слов о романе

"Месс-Менд" был хорошо встречен советским читателем. Он переведен на несколько языков, целиком напечатан в "Роте Фане", печатался в Париже, в газете армянских демократов. В Австрии и Германии он выдержал несколько изданий. Отзывы о нем немецких рабочих составили целую книжку. Спрашивая себя, в чем причина счастливой судьбы этого романа, писавшегося в шутку, отвечаю:

Прежде всего он - не халтура. От первой и до последней страницы "Месс-Менд" создан тем лихорадочным подъемом, который вызывается "горением фосфора", иначе сказать - творчеством. Многие главы я переделывала по десятку раз. До сих пор я ненавижу первый выпуск и считаю его слабым, но иным он не мог быть, потому что в нем - первые шаги, ощупью, по не найденному еще пути. И, во-вторых, он весь обращен против двух главных зол современности - против войны и фашизма. Есть портреты, глаза которых, откуда ни посмотри, глядят прямо на вас. Глаза этой книги, кажется мне, глядят и современность.

В чем тайна формы "Месс-Менд"?

Не забудем, что это пародия. "Месс-Менд" пародирует западноевропейскую форму авантюрного романа, пародирует, а не подражает ей, как ошибочно думают некоторые критики.

Но судьба многих книг - начинаться в насмешку и кончаться всерьез, подобно Пиквику.

Используя обычные западноевропейские штампы детективов, я направила их острие против разрушительных сил империализма и фашизма 20-х годов нашего века, а всю положительную романтику и счастливую сказочность этой вещи на прославление творческой, созидательной силы рабочего класса всех стран и народов.

В процессе писания пародия была изжита, и возник своеобразный пафос, я бы сказала - пафос нового, классового трюка. Изобретенный в "Месс-Менд" "трюк с вещами" носит не универсальный и не личный характер (как обычные трюки в романах и в кино), а рабоче-производственный, и быть другим он не может, потому что вещи делаются рабочими. Отсюда - плодотворность темы, ее не надуманный, а сам собой возникающий романтизм.